Sofiko. Танцевать на перепутье

– Дело житейское, – сказал отец. – Как есть, так и есть.

Мама быстро справилась с чувствами и уже через пару минут засыпала меня вопросами про танцы, про жизнь, про то, как я питаюсь и т.п. На её единственный вопрос спустя, наверно, полчаса, про развод, я ответил: «Мама, прости, я не хотел бы обсуждать вопросы про брак».

Они меня услышали, за что я им дико благодарен до сих пор. После полутора часов разговора под яркий жёлтый свет, спускавшийся на нас с потолка из новой люстры, я поднялся и хотел было пойти в свою комнату – я еще не дошёл до нее с момента приезда.

– Костя, всё будет хорошо? – спросила мама в догонку.

– Не знаю, наверно, – я пожал плечами, стоя в дверях кухни. – Да, мам, всё будет хорошо.

С этого момента я начал жить в родительском доме, в своей комнате. Занимался я, по большей части тем, что формулировал свои желания и мечты на ближайшее и далекое будущее.

«А че, так можно было?» – часто возникал вопрос. Вот просто так взять и решить вопрос?

Я открыл вещи: когда ты говоришь все, как есть, не утаивая и не скрывая ничего, говоришь, что чувствуешь и обозначаешь свою позицию – мир чудесным образом встает на твою сторону. Начинаешь говорить, все тело сопротивляется. Мозг шепчет: «будешь выглядеть идиотом». Но когда надо рассказать про настоящие искренние чувства, про то, что у тебя внутри – дальше происходят сумасшедшие вещи.

Пункт один я выполнил. Это придало мне колоссальную энергию двигаться дальше.

Родители. Дорогие для меня люди. Самые дорогие, кто есть, с кем бы я хотел иметь хорошие отношения. Я хочу, чтобы они всегда меня окружали. Всё, что они в меня вложили или пытались, было с добрыми намерениями. Их желания всегда были хорошими и добрыми. Не всегда получалось найти общий язык, но то, что они хотели и хотят только добра для своего сына – это 100 %.

Я почувствовал, что буду очень жалеть, если не отплачу им той же монетой. Помочь, сказать «спасибо», что столько в меня вложили. Мне стало стыдно, что в каждом вопросе или предложении я видел лишь агрессию, направленную против меня, и пытался противостоять. На самом деле они пытались помочь, предостеречь. Если я изначально понимал истинную мотивацию, то и не было бы никаких ссор. Были бы другие отношения.

***

Дед закрыл дневник и слегка придавил ладонью.

Глава 5

Начались танцы или Media Luna

– Деда, и сколько ты с ними не разговаривал? – гостиную заполнял лишь свет от двух торшеров. Тишина неспеша заполняла дом. София спустилась со 2-го этажа с учебником и прошла на кухню. Вышла она с сочным яблоком.

Дед сидел по центру дивана, в центре комнаты и читал книгу. Не отрываясь от страниц, бросил:

– Ты ведь худеешь.

Хруст прекратился. Вдох и рычание. Едва слышимое, но вполне настоящее.

– Ешь, у нас скоро занятие.

Молчание и сопение. Затем хруст и активное желание. София плюхнулась в угол дивана рядом с дедом:

– Если бы не знала, что шутишь, я бы обиделась, – она пыталась улыбнуться, но у нее получилось лишь скривиться, словно яблоко не брызгало соком сладострастия, а напоминало, что жизнь – прогулка по пересечённой местности при грустной погоде.

– Я не шутил, – дед и не думал смотреть на внучку. – Кто я такой, чтобы про все эти диеты и прочие модные активности рассказывать.

Девушка не обратила внимания на последние слова деда. Спрятавшись на кухне, она с большой кружкой какао села учить основы менеджмента. Да, программа курса по дизайну и архитектуры не отличалась от интенсива в бизнес-школе. Но, по словам отца, это «важно для будущего благосостояния и умения мыслить стратегически».

София мало когда понимала отца. Знала только, что он много трудится, чтобы ей с мамой было хорошо. Поэтому она и привязана больше к деду, чем родному отцу. Жаль, что это обыденность в нашем мире – но справедливости ради отметим, что и у Константина не всё было гладко. Его стремление быть лучше и сильнее сказывалось на здоровье и постепенно делала его хуже.

София была в отца. И это нормально, стоит заметить. Любую неудачу или нестыковку результатов с запланированным идеалом она воспринимала как конец света. Деду ничего не оставалось, как внушать ей с детства, что конец света если и будет, то он уже наступил, и поэтому не о чем переживать. «Если только о том, задралась ли юбка», – подмигивал он ей каждый раз, когда она в гневе бросала всё и вся.

Через полчаса из кухни донеслось: «Ты так и не ответил». Затем показалась черноволосая пухленькая мордашка.

– Отец не расстроится, если ты сегодня не выучишь весь учебник? – дед все же посмотрел на внучку. Вновь улыбка. Тот же ясный взгляд с небольшим прищуром. – А то опять засидишься – и всё.

София вмиг оказалась рядом.

– Не хочу бежать впереди паровоза. Это уже за второй семестр, – кивнула девушка в сторону кухни. – Хватит. Ой, дед, я рассказывала тебе, с кем я учусь? Ну, на танцах. Я ведь пошла. Не смогла не пойти.

Дед склонил голову. Выждал пару секунд: продолжит говорить или нет:

– И там такой парень. Да? – ни намека на иронию или снисхождение. Искреннее любопытство.

– Да, – по лицу Софии побежали алые мячики. Посидела с минуту, нахмурившись. – Ну вот. Мы начали с латины. Деда, это такая красота. Блин, я тоже так хочу. Записалась на четыре дня в неделю. У них еще всякие выступления, поездки.

– И мальчики рядом, – подмигнул старик.

– Ну дед, блин, – девушка вскочила и собралась уходить, но через секунду передумала. Вернулась и уставилась на деда: – Так что, несколько лет ты почти не общался с родителями?

– Почти, – старик поёрзал. – И это были не самые приятные годы, как я осознал потом. Мне…

Что-то застучало на каменной столешнице в кухне. София выпалила «ой» и умчалась. Дед встал и подошел к музыкальному центру. Поискал что включить. Никто из присутствующих не собирался выгонять темноту из дома, и она в благодарность отступила от гостиной. Казалось, даже стало чуть светлее. И это было верное решение с ее стороны: ведь если старик включил бы верхний свет, он бы убил всё.

Фламенко. Когда-то он и его танцевал. С кем – с еще одной женщиной, страстно желающей научиться танцевать. Как и он сам. Он перепробовал все, но каждый раз относился к танцу и партнерше как самой большой ценности, что только может быть. Он вел их всегда почти скрытно, словно они сами знают, что делать. Их движения были продолжением его. Их дыхание было ответом на его вдох. Их взгляд блуждал лишь в его глазах.

Он жил в танце.

Он ожил в танце.

Он выжил в танце.

– Это мама, говорит, что приехали, – София встала рядом и стала смотреть, что дед хочет поставить из музыки.

– У них все хорошо? – пальцы деда замерли на К. Сантане.

– Да, судя по голосу и плеску воды, – хихикнула София.

– Она это заслужила, – дед улыбнулся кому-то и развернулся к внучке. Протянул правую руку. – Ну а теперь – танцы.

***

Мы договорились о первом занятии. Да. Я ведь тебе это уже говорил, да? И родителям рассказал, что учусь танцевать… А через пару дней не смог отвертеться и от встречи в баре с друзьями – день рождения бывшего коллеги – и вновь поделился своей радостью.

Знаешь, зря я это сделал. Но внутренний предатель молчал, а проснулся только за полночь, когда меня уже обсмеяли как могли. Хотя нет, просто закидали своими страхами и завистью.

Откуда страхи? Я решился идти к своей мечте, а они до сих пор боятся. Знаешь, София Константиновна, страх останавливает нас. Всегда. Это природа, мозг бережет нас. Но надо уметь отличать страх от лени и нежелания что-то делать. Да, и, пожалуй, страх еще надо отделить от нежелания брать ответственность за свои действия. Свою жизнь. Я бы хотел, чтобы ты это запомнила, дорогая.

А зависть откуда? Так все хотят и говорят, но не все достигают и делают. Вот как думаю. Грустно, внучка, мне стало. Но и легко: поздновато, но я понял, что мне надо менять окружение. Есть такое, если хочешь чего-то поменять, начни с окружения. Это работает, да.