– Иди, вздремни немного, – чётко проговорил Матвей, надеясь, что глухонемой сможет прочесть по губам.
Через минуту Домкрат уже крепко спал.
Глава 4. Они здесь
«Титан» пересёк Волгу по мосту и выехал на эстакаду. Перед взором участников экспедиции вновь предстали мрачные картины: свалки разбитых автомобилей, разрушенные столбы линий электропередач и едва различимые в сумерках очертания города. На фоне вечернего неба чётко выделялись лишь силуэты высотных зданий и огромных деревьев.
Внезапно вездеход резко остановился, отчего все пассажиры невольно дёрнулись вперёд.
– Сдурел? – возмутился Вадим Георгиевич, потирая свежий ушиб на лбу. – Не куски льда везёшь!
– Дальше не проедем, – спокойно сообщил сержант, игнорируя ругань начальника.
Все подошли к кабине водителя. Снаружи, в блеклом свете фар, виднелась разрушенная эстакада с торчащими, словно зубы, железными прутьями арматуры. Миша успел остановить машину всего в пяти метрах от края обрыва.
– И куда теперь? – с недоумением спросил Йован.
– Чтобы снова выйти на трассу, придётся ехать через город, – ответил Матвей. – Но сделаем мы это уже завтра, на рассвете, как только отдохнём.
– Что, ночевать прямо здесь будем? – поинтересовался Вадим Георгиевич.
– Нет, это не безопасно. К тому же вездеход тяжёлый, если остальная часть эстакады под нами развалится, будет ещё хуже. Лучше здесь не оставаться.
Сержант добавил:
– Минуту назад мы проезжали съезд в город, вроде бы целый.
– Хорошо, тогда разворачивайся и давай к нему, – сказал собиратель. – Подыщем местечко рядом с дорогой и встанем лагерем. А я пока подготовлю оборудование для прогноза.
Вскоре они спустились с эстакады, и вид города за окном снова привлёк внимание команды, заставив всех прильнуть к иллюминаторам.
Вездеход медленно проезжал мимо пятиэтажного корпуса фабрики, чьи широкие окна напоминали бездонные глазницы. Кирпичный фасад здания был изрезан множеством трещин, а входное крыльцо полностью поглотила ржавчина.
Возле дороги стоял покосившийся цифровой билборд, покрытый мокрыми разводами и многолетней грязью. Интересно, что показывал этот гигантский экран перед тем, как отключился навсегда? Вероятно, одну из тех глупых реклам доставки еды, о которых часто рассказывал Матвею отец.
«Говорю тебе, сынок, люди в те годы буквально соревновались за первенство в тупости. Возможно, именно поэтому мы и проиграли ту войну».
– Давай здесь налево, – подсказал Матвей сержанту.
Они свернули на тихую, пустую улицу. За старыми деревьями виднелись пятиэтажные здания, между которыми располагалась детская площадка: деревянная горка в виде башни замка, высокие качели и огороженная брёвнами песочница с грязным снегом.
– Пойдёт, – вынес вердикт собиратель, осматривая окрестности. Для себя он уже выбрал место, откуда можно будет запустить радиозонд. – Так, слушайте внимательно. От вездехода ни на шаг, а лучше – вообще сидите здесь и не высовывайтесь.
Он взял в руки мешок со своим оборудованием.
– Наберитесь сил, завтра у нас будет тяжёлый денёк…
Собранные радиозондом данные начали поступать на планшет Матвея, когда на улице уже стояла такая тьма, что хоть глаз выколи. Пространство вокруг освещалось лишь ближними фарами и тёплым светом, исходящим из салона «Титана».
Несмотря на предупреждение собирателя, некоторые всё же покинули вездеход, жалуясь на затёкшие в дороге ноги. Блуждая рядом с махиной, они старались не выходить за границы света, будто опасаясь, что, ступив за неё, будут схвачены внезапно ожившей тенью.
– Эй, пантера, можно тебя спросить? – обратился Йован к Наде, стоявшей с винтовкой наперевес. – Как на самом деле зовут Домкрата? – Он кивнул в сторону водителя, занятого заменой батарей для предстоящего путешествия.
– Как ты меня назвал? – ледяным тоном переспросила прогрессистка. Даже у Матвея от её голоса по спине пробежали мурашки. Чего уж говорить о бедолаге Йоване.
– Пантера… – осторожно повторил здоровяк, поправляя воротник свитера, словно тот его душил.
– Ещё раз меня так назовёшь, я тебе кадык вырву, – с угрозой ответила девушка.
– Да ну тебя… – отмахнулся Йован и вновь уставился на силуэты зданий, которые виднелись сквозь переплетение ветвей кустарников и деревьев.
– Не знаю я его настоящего имени, никто не знает, – всё же ответила Надя с ноткой снисхождения. – Его родители погибли от Черни ещё в первый год Вторжения. Это случилось за несколько дней до того, как вас отправили на карантин.
Она бросила взгляд на Домкрата, осторожно вставляющего батареи в аккумуляторный отсек вездехода.
– Ему тогда года четыре было, а может, и того меньше. Большинство на «Прогрессе» мысленно поставили на нём крест – слишком уж он был хилый и болезненный, к тому же глухонемой. Какая от такого польза? Ему поэтому даже имени не давали, зачем оно без пяти минут покойнику? Так он и стал вроде отщепенца: то тут кусочек еды украдёт, то там глоток воды выпросит, ночевал у кого придётся. Но в итоге выжил и оказался полезен для станции, когда в семь лет начал помогать нашему механику, дяде Грише. Именно он и дал ему прозвище Домкрат. Почему? Не знаю. Наш дядя Гриша, хоть и был первоклассным механиком, но немного с придурью…
Йован почесал подбородок, задумался, а затем спросил:
– Так он, чего же, в четыре года имя своё не запомнил? Написал бы где-нибудь, если говорить не может.
Надя пожала плечами, села на упавший столб у дороги и приложила к нему винтовку.
– Не мог он тогда писать, не умел.
– Ну щас же может, верно?
– Верно.
– Так чего не напишет сейчас?
– Вот пойди и спроси у него, – с раздражением ответила она. – Мне-то откуда знать, почему он своего имени не называл? Мы с ним не родственники и на станции общих дел не имели.
Кое-что из услышанного не складывалось в голове Матвея, и он поинтересовался:
– Раз не имели общих дел, откуда тогда знаешь язык жестов?
Он заметил, как девушка едва уловимо дёрнулась. Ага! Стало быть, чего-то она не договаривает. Однако прогрессистка быстро прочистила горло и решительно ответила:
– Просто знаю и всё.
– Просто знаешь язык жестов, вот как?
– Да, именно так, – твёрдо ответила Надя, взяла оружие и направилась к периметру, чтобы охранять территорию вокруг вездехода.
Приятели обменялись многозначительными взглядами.
– Не нравится она мне, – признался Матвей, возвращаясь к изучению метеорологической карты. – Тёмная лошадка.