Чернильная смерть

Замок Омбры… Как не забыть обо всем, ступив на широкий двор. Перед глазами Мо вставали одна за другой сцены из книги Фенолио, разыгравшиеся здесь.

– Уф, насилу ноги унесли! – прошептал старик, когда они ставили лошадь в конюшне. – Надеюсь, больше мне не придется напоминать: ты сейчас переплетчик! Попробуй еще раз сыграть в Перепела – и ты покойник. Проклятье, Мортимер, зря я согласился провести тебя сюда. Ты только посмотри, сколько тут солдат. Можно подумать, мы во Дворце Ночи!

– Нет, разница все же есть, уверяю тебя, – возразил Мо, стараясь не видеть голов на колах, выставленных на крепостной стене.

Среди этих страшных трофеев были двое людей Черного Принца, но он не узнал бы мертвых, если бы не слышал от Силача об их судьбе.

– Я представлял себе этот замок иначе, когда читал твою книгу! – тихо сказал он Фенолио.

– Не трави душу! – мрачно откликнулся Фенолио. – Сперва Козимо распорядился все тут перестроить, а теперь еще Зяблик руку приложил. Они посчищали со стен гнезда золотых пересмешников! А посмотри только на сараи, которые они тут нагородили для награбленного добра! Интересно, Змееглав уже заметил, что до Дворца Ночи доходит малая часть? Если да, то его шурина ждут крупные неприятности!

– Да, Зяблик здорово обнаглел. – Мо опустил голову при виде шедших навстречу конюхов – тоже вооруженных. «Если меня здесь узнают, нож не поможет!» – подумал он. – Мы пару раз перехватывали возы, отправлявшиеся во Дворец Ночи. Добыча была не ахти.

Фенолио уставился на него:

– Так ты и вправду!..

– Что?

Старик тревожно оглянулся, но, кажется, за ними никто не следил.

– Ну… делаешь то, о чем поется в песнях! То есть эти песни, как правило, не бог весть что, но Перепел все же мой персонаж… Каково это – быть им? Что ты чувствуешь, играя эту роль?

Мимо прошла служанка с двумя зарезанными гусями. Кровь капала на землю. Мо отвернулся.

– Играя? Ты думаешь, это все еще игра?

Это прозвучало резче, чем ему хотелось.

Он сейчас дорого бы дал, чтобы прочесть мысли Фенолио. Кто знает, может быть, в один прекрасный день он и правда их прочтет – черным по белому на бумаге – и найдет там себя, опутанного коконом слов, будто муха в сети старого паука.

– Не спорю, игра стала рискованной, но я рад, что ты взял на себя эту роль. Ведь я был прав! Этому миру действительно нужен Пе…

Мо предостерегающе посмотрел на него. Мимо прошагали солдаты, и Фенолио не договорил имени, которое не так давно впервые написал на листе бумаги. Зато улыбка, с которой он посмотрел вслед вооруженным молодцам, была улыбкой человека, заложившего бомбу в доме своих врагов и наслаждающегося их неведением.

Опасный старик.

Мо заметил, что и внутренняя часть замка выглядит теперь не так, как было описано у Фенолио. Он тихо произнес знакомые слова: «Этот сад разбила жена Жирного Герцога, устав жить среди серых камней. Она посадила здесь заморские цветы, чей аромат пробуждал мечты о дальних странах, незнакомых городах и горах, где живут драконы. Она развела златогрудых птичек, мерцавших в листве деревьев, словно оперенные плоды и раздобыла саженцев из самого сердца Непроходимой Чащи, чьи листья умели разговаривать с луной».

Фенолио с удивлением посмотрел на него.

– Да, я помню твою книгу наизусть, – сказал Мо. – Ты ведь знаешь, сколько раз я прочел ее вслух, после того как твои слова заглотили мою жену.

Златогрудые птички исчезли с внутреннего двора. В каменный бассейн гляделась статуя Зяблика, а дерево, говорившее с луной, если такое и было на самом деле, давно срубили. На месте сада был теперь загон для собак, и охотничьи псы нового хозяина Омбры прижимали чуткие носы к посеребренной решетке. «Это давно уже не твоя повесть, старик», – думал Мо, шагая рядом с Фенолио по внутреннему двору. Но кто же тогда ее рассказывает? Орфей? Или рассказчиком стал теперь Змееглав, у которого вместо чернил и пера – кровь и железо?

К Бальбулусу их проводил Туллио – слуга с мохнатым лицом, о котором в книге Фенолио говорилось, что отец его был кобольд, а мать – кикимора.

– Как поживаешь? – спросил Фенолио, когда Туллио вел их по коридору.

Как будто старику когда-нибудь было дело до того, как поживают его создания!

Туллио пожал плечами.

– Они меня травят, – сказал он еле слышно. – Друзья нашего нового правителя. А друзей у него много. Они гоняют меня по коридорам, сажают в загон к собакам. Но Виоланта меня выручает. Она моя заступница, хотя сын ее – чуть ли не худший из них из всех.

– Ее сын? – шепотом переспросил Мо у Фенолио.

– Да, разве Мегги тебе не рассказывала? Якопо, настоящий дьяволенок. Весь в деда, хотя внешне все больше напоминает отца. О Козимо он не пролил ни одной слезинки. Хуже того: он, говорят, размалевал его статую в склепе красками Бальбулуса. По вечерам он сидит рядом с Зябликом или на коленях у Коптемаза и не хочет идти к матери. Ходят даже слухи, что он шпионит за ней по поручению деда.

Дверь, у которой наконец остановился Туллио, запыхавшись от подъема по бесконечной лестнице, тоже не упоминалась в книге Фенолио. Мо невольно протянул руку и потрогал буквы, покрывавшие ее сплошным узором. «Они очень красивые, – рассказывала Мегги, когда они сидели в застенке Дворца Ночи, – и переплетаются, как будто написаны по дереву жидким серебром».

Туллио постучал в дверь мохнатым кулачком. Голос, ответивший «войдите», мог принадлежать только Бальбулусу. Холодный, самовлюбленный, высокомерный… Мегги описывала лучшего миниатюриста Чернильного мира далеко не лестными эпитетами. Туллио приподнялся на цыпочки, взялся за ручку двери – и тут же испуганно выпустил ее.

– Туллио! – Голос, раздавшийся снизу, был совсем детским, но, похоже, его владелец привык отдавать приказы. – Туллио, куда ты запропастился! Иди держать факелы Коптемазу!

– Якопо! – Туллио пролепетал это имя, словно название заразной болезни.

Он весь съежился и невольно спрятался за спину Мо.

По лестнице взбегал мальчик лет шести-семи. Мо никогда не видал Козимо. Зяблик велел уничтожить все его статуи, но у Баптисты сохранилось несколько монет с портретом юного правителя. До того красив, что кажется ненастоящим, – так все о нем отзывались. Сын, похоже, унаследовал красоту отца, но она еще только начинала проступать на круглом детском лице. Лицо это не вызывало симпатии. Глаза глядели настороженно, а рот был сжат угрюмо, как у старика. Черная туника расшита серебряными змеями – геральдическим знаком деда, пряжка пояса тоже изображала змеиную голову, а с кожаного шнурка вокруг шеи свисал серебряный нос – очевидно, подарок Свистуна.

Фенолио встревоженно посмотрел на Мо и шагнул вперед, словно желая защитить его от мальчишки.

«Иди держать факелы Коптемазу». Что теперь будет? Мо посмотрел с площадки вниз: Якопо пришел один, а замок большой. И все же рука сама скользнула к ножу, спрятанному в поясе.

– Это кто? – Детским в этом голосе было только упрямство. Якопо запыхался, взбегая по лестнице.

– Это… мм… наш новый переплетчик, ваше высочество! – ответил Фенолио с поклоном. – Вы, наверное, помните, что Бальбулус без конца жалуется на здешних неумех-преплетчиков.

– А этот, значит, лучше? – Якопо скрестил на груди короткие детские ручки. – Что-то он не похож на переплетчика. Переплетчики все старые и бледные, потому что никогда не выходят на воздух.

– Ну что вы, иногда все же выходим, – отозвался Мо. – Чтобы купить самую лучшую кожу, новые клейма или хорошие ножи, а еще, чтобы просушить на солнце отсыревший пергамент.

Трудно бояться такого карапуза, хотя Мо был наслышан о его зловредности. Якопо напомнил ему мальчишку, с которым он учился когда-то в одном классе. Бедняга был сыном директора школы и расхаживал по школьному двору с невероятно гордым видом – точная копия отца, – а сам смертельно боялся всех и каждого. «Хорошее наблюдение, Мортимер, – заметил он сам себе, – но то был сын директора школы, а это – внук Змееглава. Так что поберегись».

Якопо нахмурился и неодобрительно посмотрел на него. Ему явно не нравилось, что Мо такой высокий.

– Ты не поклонился! Нужно кланяться, когда со мной разговариваешь!

Под предостерегающим взглядом Фенолио Мо наклонил голову.

– Да, ваше высочество.

Это было нелегко. Мо очень хотелось погонять Якопо по коридорам замка, как он когда-то делал с Мегги в доме Элинор, – просто чтобы увидеть, не проступит ли в нем ребенок, так тщательно скрытый за повадками деда.

Якопо ответил на поклон великодушным кивком, и Мо снова опустил голову, чтобы скрыть улыбку.

– У моего деда как раз неприятности с одной книгой, – заявил Якопо высокомерным тоном. – Большие неприятности. Может, ты сумеешь ему помочь?