Дождь в наших сердцах

– Показалось, – утверждаю я, но ее приподнятая бровь уточняет, не вру ли я.

Вру. Конечно, вру.

– Точно показалось? Он еще так глянул на тебя…

Я знала, что от допроса мне не скрыться, но старалась оттянуть его на как можно дольше. Поэтому повела подругу сразу в двести пятый кабинет, где у нас первым делом пройдет пара алгебры. Я скроюсь от ее вопросов хотя бы на один урок. Это уже хорошо.

Элиза не сводила с меня глаз весь урок и всем своим видом давала понять, что хочет знать все, что я скрываю. Почему некоторые люди так хорошо чувствуют, когда им врут? Почему у меня нет такой суперспособности?

Где-то на середине урока мне понадобилось выйти в туалет. И, черт возьми, как не вовремя. Какова была вероятность встретить Аарона Родригеса прямо в этот момент? Он будто чувствовал меня, будто читал мои мысли или у него была возможность увидеть будущее.

Конечно, он заметил меня. Улыбнулся и направился в мужской туалет. Теперь выходить из женского мне не хотелось, ведь я боялась встретить там его. А чего боялась, я не понимала. Боялась разговора, его действий или… Его самого? Выглядит он весьма устрашающе. Большой, с томным взглядом, грубым голосом… Вчера на стадионе я, кстати, заметила еще одно тату на руке. Только вот не разглядела ее.

Я прождала минуты три у дверей и вышла, но он стоял прямо за ними. Он ждал меня. Да черт возьми, что же я такая везучая!

Хотелось зайти обратно, но я понимала, как это будет выглядеть. Тогда он точно решит, что я дурочка.

– Чего тебе? – первая спросила я, отходя от него, направляясь в сторону класса.

– Хотел напомнить, что я жду тебя, – прямо в мою спину говорит парень.

– Ради этого ты выжидал меня у женского туалета?

– Не бойся, я не подслушивал.

Он смеется, а меня вгоняют в краску его слова. Шутник значит. Хорошо. Когда-то я так пошучу, что смеяться буду только я, а он – злиться или плакать, как получится.

– Спасибо и на этом.

– Ты придешь? – спрашивает он, когда я собралась открывать дверь кабинета.

Рука повисла в воздухе, у дверной ручки. Я медленно повернулась к Аарону, который по-прежнему смотрел на меня в ожидании ответа.

– Слушай, ты нервируешь меня – это во-первых. А во-вторых, о чем ты хочешь поговорить со мной?

Не подавай виду, что ты об этом думаешь уже несколько дней, Лаура.

– Мило, – усмехнулся он. – А вот о чем – не скажу. Понервничай еще несколько уроков, —подмигнув, парень скрылся за поворотом.

И все же он раскусил меня. Понял, что я волнуюсь. Урод.

***

Остальные уроки до большой перемены прошли обычно. На последнем – физике – меня завалили. Вызвали к доске, а я в физике ни черта не волоку. Опозорилась на весь класс и получила порцию смешков от Кимберли и ее своры. Было стыдно. И неловко. И обидно. У меня не было возможности учиться, потому что год я лежала в психиатрии, а год лечилась дома, в меня пичкали таблетки. Мне было совершенно не до учебы. Но кому это объяснишь, да? Им же легче махнуть рукой на чьи-то проблемы и высмеять, нежели послушать, поддержать и понять. О какой поддержке идет речь вообще, Лаура… Это потерянные люди – от них ничего кроме насмешек и унижений не дождешься.

С физики я выбегала со слезами на глазах. Бежала в женский туалет, чтобы успокоиться и подправить растекшийся макияж. Элиза догнала меня и старалась поддержать, но я отправила ее в столовую, сказав, что сама справлюсь. В моменты, когда мне трудно, я хочу быть полностью одна. Не хочу, чтобы меня кто-то видел ноющей. Не хочу, чтобы меня кто-то жалел. Это я позволяю лишь Лили и то потому, что она просто так не уйдет. А жалость со стороны друзей я тем более не хочу. Эрика не в счет. Она со мной с самого начала.

На этих выходных, а особенно после похода с мисс Стейси, я задумалась о том, как рассказать все Элизе. Мисс Стейси советовала мне найти спасение в друзьях, близких людях. Проводить как можно больше времени в их компании, чтобы мысли о суициде даже не прокрадывались в мою голову. Но как мне рассказать Элизе об этом? Как рассказать о том, что я лежала в психушке… Я боюсь. Боюсь, что она, как и все остальные, кто узнавал об этом, будет смеяться надо мной, говорить гадости, а после и вовсе расскажет всем, кому не лень.

Боюсь, что об этом узнает школьная-задира-королева Кимберли, потом об этом узнают ее подружки-хохотушки, а после она расскажет Аарону-своему-бойфренду… И позже об этом узнает вся школа. Я пообещала себе, что буду сильной и справлюсь со всем, чтобы там ни было, но если на меня снова накинется вся школа… Я не думаю, что справлюсь. Тогда я точно сдамся.

Но Элиза пока кажется мне самым светлым человеком из всех, что я встречала за всю свою жизнь. Даже Эрика не такая. С Эрикой у меня постоянно были какие-то мелкие перепалки, иногда бывали серьезные ссоры, из которых мы потом, конечно же, вылезали. А с Элизой пока все тихо. Пока. Мы ведь знакомы всего неделю…

Я задумываюсь над тем, чтобы рассказать ей всю правду обо мне хотя бы под конец сентября. К тому времени я пойму – она та самая, которая достойна знать, которая разделит все со мной или она та, которая отвернется. Хочу, чтобы все было так, как хочу – чтобы она не отвернулась от меня, не высмеяла.

Стерев холодной водой черное лицо от туши, я промочила его сухими салфетками, что были в моем рюкзаке. Я заглядываю в телефон, чтобы узнать время. Прошло десять минут после большой перемены и, полагаю, Аарон уже нервничает.

Я спускаюсь с третьего этажа, где у меня прошла эта чертова физика, и спускаюсь на первый – там он назначил место встречи. Я преодолеваю последнюю ступеньку и захожу за лестницу, где уже сидит Аарон. Черный рюкзак стоит рядом с ним, а парень сидит на грязном полу, склонив голову к коленям.

Я прокашливаюсь в кулак, подавая знак, что я тут. Он резко развернулся и подскочил с пола, забыв про то, что сверху лестница, а Аарон слишком высокого роста. Я рассмеялась со всей силы, когда он айкнул и потер голову.

– Бедный, последние мозги выбил.

– Не смешно, – фыркнул парень.

– Смешно, – я затихаю и делаю серьезное лицо. – Так, о чем же ты хотел поговорить?

Его кадык дернулся, а губы расплылись сначала в улыбке, а после на ее место пришла ухмылка.

– Хотел сказать, что, если ты хотела полюбоваться на мои фотографии – могла бы делать это со своего аккаунта, а не с аккаунта подруги.

Я поджала губы и опустила взгляд, чувствуя, как щеки наливаются краской. Конечно, он узнал об этом, только понятия не имею как.

– Что ты несешь? Я смотрю, ты слишком головой ударился.

– Не делай вид, что не понимаешь. В пятницу кто-то подписался на меня, я решил проверить. Я всегда проверяю, кто на меня подписывается, и тех, кого не знаю – удаляю. Зашел на ее страницу, полистал, чтобы понять, кто она и знаю ли я ее. И нашел старую фотку с тобой.

– И с чего ты взял, что я имею к этому отношение?

– Брось. Не делай из меня дурака. Я умею анализировать и делать выводы.

– Даже если так, – с напрягом сказала я, поднимая взгляд на него. – Ты хотел поговорить только об этом, серьезно?

– Нет.

Я кивнула и сложила руки на груди, ожидая, пока он продолжит.

– Я знаю, что ты все равно вряд ли поверишь, и вообще я не могу понять, почему оправдываюсь перед тобой, но… – он рьяно вздохнул. – Но я не задирал твою подругу.

– Ну конечно, – хмыкнула я.

– Нет, Лаура, правда.

Он впервые обратился ко мне по имени. И то, как он произнес мое имя, заставило мурашкам разбежаться по коже.

– А что тогда? Я же видела, Аарон! Я видела!

– Ты не видела. Вернее… – он снова гневно вздохнул, словно злясь на себя за то, что говорит со мной. Или злиться на себя за то, что по непонятной причине оправдывается передо мной? – Вернее ты видела не все. Я подошел к Ким, чтобы наоборот остановить это все. Стал перед твоей подругой, чтобы защитить, на самом деле. Но когда ты вышла с толпы, тебе показалось, что я ее обижаю.