– Зачем же ты продолжала в этом ходить? – Он снова намотал спагетти на вилку.
Я вытаращилась на него:
– Потому что я – это я. И мне было десять лет. В моде я ничего не смыслила.
– Просто, по-моему, ты бы избежала ненужных проблем, если бы вела себя как все, – пожал он плечами. – Хотя, возможно, чего-то не улавливаю. К чему вообще ты об этом сегодня вспомнила?
– Не знаю, – еле выговорила я. – Подумала, хорошо бы нам больше узнать друг о друге.
Он еще раз пожал плечами и занялся едой, а у меня аппетит пропал начисто. Ковыряясь в тарелке, я старалась не думать, как рассказала Патрику о своем первом конфликте с модой и о том, какие проблемы доставлял мне в пятом классе мой любимый наряд. На следующий день Патрик принес мне футболку с Суперменом: «Помни, что ты всегда должна оставаться собой, ни на кого не оглядываясь, – сказал он. – Ты – самый прекрасный и самый невероятный человек во всем мире».
* * *
В тот вечер Дэн сидел в гостиной и отвечал на письма, а я улеглась с ноутбуком в постель и снова заглянула на сайт американского языка глухонемых. Ровно в 22:30 Дэн вошел в спальню и застал меня в тот момент, когда я изображала пальцами фразу: «Я люблю тебя больше Солнца и Луны».
– Что ты делаешь? – удивился он.
– Ничего, – ответила я и захлопнула ноут.
– Это язык глухонемых? – Он кивком указал на мои руки. – Ты учишься объясняться жестами?
– Да…
– Чего вдруг?
– У меня новый пациент. – Ложь вырвалась сама собой, и, когда я услышала эти слова, переигрывать было поздно.
Он рассмеялся:
– Ты же музыкальный терапевт. Как ты собираешься заниматься с глухим ребенком?
Я подавила приступ раздражения. В конце концов, неспециалист не обязан знать, что глухие тоже могут играть на музыкальных инструментах, они чувствуют вибрацию и следуют визуальным подсказкам.
– Ничего необычного в музыкальной терапии для глухих нет, – сказала я Дэну. – Даже тугоухие дети обычно имеют остаточный слух.
– А потом отправишься смотреть на звезды со слепыми.
– Наверняка есть и для этого какой-то способ, – парировала я. – Созвездия азбукой Брайля, что-нибудь такое. Даже инвалид должен ощущать все краски жизни.
– Но музыка для глухих? Для глухих, Кейт? Ты что?
– Музыка – не только то, что слышишь ушами.
– Теперь ты выражаешься в стиле этих чокнутых – философия нью-эйдж и так далее.
Я тихонько фыркнула.
– Я выражаюсь как музыкальный терапевт, который хочет попробовать что-то новое.
Однако мне ничего не было известно о возможностях музыкальной терапии для глухих и слабослышащих детей. Надо бы разобраться, как только найдется время. Хотя, пожалуй, это глупо. Прочесывать специальные журналы в поисках информации о музыкальной терапии для глухих – спрашивается, ради чего? Чтобы поиграть Ханне на гитаре, если она и Патрик приснятся мне вновь? Чистое безумие, даже на мой пристрастный взгляд.
Глава 8
Два фонаря у входа в католическую церковь Святой Паулы на углу 70-й и Мэдисон бросали блики на пыльные ступени. Когда я толкнула тяжелую деревянную дверь, в воздухе разлился слабый запах ладана и пробудил множество воспоминаний. С Патриком мы ходили в церковь почти каждое воскресенье, но после его смерти я не могла уразуметь, как это Бог допустил смерть моего мужа. И просто перестала ходить к мессе, а теперь вот ощутила себя виноватой при виде распятия.
– Прости, – пробормотала я. Я так гневалась на Бога – а что, если именно Он помог мне теперь заглянуть в ту жизнь, которая могла быть у нас с Патриком? Кто, если не Он, способен стереть грань между мертвыми и живыми?
– Ищете курсы языка глухонемых? – окликнул чей-то бас.
Я резко обернулась и увидела возле открытой двери, слева от крыльца, мужчину в очках, с квадратным подбородком и светлыми седеющими волосами. Я кивнула, и он улыбнулся:
– Когда поговорите с Богом, вы сможете нас найти в цокольном этаже. Добро пожаловать.
Не дожидаясь ответа, он скрылся в коридоре. Я еще раз оглянулась на распятие, ощущая себя дурой, и поспешила следом.
В маленьком церковном подвале три женщины и один мужчина сидели на складных стульях. В центре комнаты перед поставленной на мольберт большой доской стоял уже виденный мной мужчина со светлыми волосами. Одна из женщин, с виду – моя ровесница, с темными прямыми волосами, приветливо мне кивнула. Мужчина обернулся от доски:
– Вероятно, вы – Кэтрин Уэйтмен.
– Кейт, – уточнила я.
– Добро пожаловать в наш класс, Кейт, – сказал он, отложил маркер, и я увидела, что на доске написано несколько фраз. – Я – Эндрю Хенсон, ваш преподаватель. Мы начали на прошлой неделе, но, если вы задержитесь на несколько минут после занятия, мы с вами все наверстаем. Годится?
– Большое спасибо. Извините, что не начала вместе со всеми.
– Главное, что теперь вы тут. – Он обернулся к классу и добавил: – Ждем Вивиан и приступаем.
Вернувшись к доске, он продолжил писать: «Я тебя люблю», «Нью-Йорк», «Меня зовут…» и «Хорошего вам дня». В тот момент, когда он добавлял вопрос про погоду, темноволосая женщина придвинулась ко мне.
– Я Эми, – сообщила она.
– Кейт. – Мы пожали друг другу руки. – Вы были на прошлом занятии?
Она кивнула:
– Я работаю в банке. Решила освоить основы языка жестов, потому что у нас среди постоянных клиентов есть слабослышащие.
– Это вы хорошо придумали.
– Я соврала. – Она пожала плечами. – То есть в банке я работаю, но моя подруга училась на этих курсах в прошлом семестре и сказала, что учитель – красавчик. Я и подумала, стоит заплатить за курсы и убедиться своими глазами.
Я улыбнулась и тоже перевела взгляд на Эндрю, который тасовал пачку карточек.
– Да, он симпатичный, – признала я. – Тип безумного профессора.
– При условии, что безумного профессора играет Мэтт Дэймон, – рассмеялась она. – Но у вас ведь уже есть жених? Вот и хорошо, мне соперницы ни к чему.
Я глянула на левую руку и почти испугалась при виде кольца.