Немец кивнул, но вид у него по-прежнему был хмурый.
– Вы же понимаете, они это заслужили.
Неожиданно ей стало нехорошо.
– Прошу прощения?
– Евреи. Я знаю, что некоторые аресты проводились довольно жестоко, но эти люди опасны.
– Что ж, – сказала Ева, проходя мимо него, – лично я надеюсь, что все вредители, которые оскверняют своим присутствием наш великий город, однажды получат по заслугам.
Немец воодушевленно кивнул:
– Совершенно верно, мадемуазель. Послушайте, сегодня мы с друзьями встречаемся в пять в Латинском квартале в кафе под названием «Малый мост», если хотите, могу угостить вас, выпьем что-нибудь.
– Какое чудесное приглашение. Возможно, я присоединюсь к вам.
Он улыбнулся ей:
– Было бы замечательно.
Ева махнула ему рукой на прощание, ее улыбка была искренней, она ведь знала – если им повезет, то, когда этот немец закажет себе первую кружку пива, они с матерью уже будут ехать в поезде на юг страны.
Глава 4
Двадцать минут спустя Ева снова вошла в их семейную квартиру. Действовать нужно было быстро, пока кто-нибудь из соседей не явился сюда, чтобы поживиться чем-нибудь ценным.
На комоде стояли фотографии в рамках: портрет родителей, сделанный на двадцать пятую годовщину их свадьбы три года назад; улыбающийся отец, который держит два чехла для пишущих машинок; мать на отдыхе в Кабуре – ей тогда было около сорока. Были там и фотографии Евы: во время того же самого отдыха на курорте на побережье Кот-Флёри и еще одна, сделанная четыре года назад после окончания лицея. Она взяла их все и вытащила из рамок.
Отыскав в гостиной ножницы около одной из пишущих машинок, Ева отнесла все на кухню. Она измерила фотографию на удостоверении личности и аккуратно вырезала лицо и плечи матери с памятной фотографии по случаю годовщины свадьбы. Затем то же самое проделала со своими фотографиями, а также с изображениями матери и отца на других снимках.
Ева спрятала удостоверения личности и самодельные фото на документы в чехол машинки и снова закрыла его.
Она в последний раз посмотрела на поднимавшиеся до самого потолка деревянные полки книжного шкафа с прекрасными книгами. Их страницы были полны знаний, которые она с такой жадностью поглощала все эти годы. Большинство из них отец приобрел еще до ее рождения: книги по починке пишущих машинок, медицинские справочники, книги об устройстве Солнечной системы, учебники по химии и даже первое англоязычное издание «Приключений Тома Сойера». Это один из первых романов, напечатанных автором на машинке, и поэтому данное издание имело особую ценность для ее отца. Ева запоем читала все эти книги и копила деньги, чтобы покупать новые. Книги были ее спасением, надежным убежищем, а теперь они будут единственным, что останется от нее в их квартире, куда она, возможно, никогда уже не вернется. «Прощайте», – прошептала она, вытирая слезы.
Ева еще раз обвела взглядом свой родной дом, который она знала с рождения, взяла собранный чемодан, чехол с машинкой и закрыла за собой дверь.
Секунду спустя Ева постучала в дверь квартиры Фонтенов, ей открыла Колетт, глаза девочки были широко распахнуты.
– Где моя мама? – спросила она. – Ее все еще нет, а вы говорили, что она обязательно придет, мадемуазель Траубе!
– Конечно, придет, Колетт, – уверенным голосом сказала Ева, проходя мимо девочки и закрывая за собой дверь. – Не волнуйся. – В конце концов, мадам Фонтен была истинной христианкой. Даже если какой-нибудь офицер попытался бы по ошибке задержать ее вместе с евреями, она, без сомнения, стала бы так громко и возмущенно молиться за его душу, что он убедился бы в ее верности Иисусу еще до того, как она предъявила бы ему свои документы.
Проблема заключалась в том, что совесть не позволяла Еве оставить девочек одних. Им с матерью придется дождаться возвращения мадам Фонтен и лишь после этого совершить свой побег.
Мамуся была там же, где Ева оставила ее два часа назад, – она сидела съежившись на диване и смотрела в пустоту.
– Мамуся? – сказала Ева, подходя к матери и кладя руку ей на плечо. – С тобой все хорошо?
– Она не хочет играть в переодевания, – отчиталась Колетт, когда мамуся не ответила ей.
– Знаешь, Колетт, боюсь, она заболела. Может, вам с сестрой отложить вашу игру в переодевания до возвращения вашей мамы? Вы же не хотите расстроить ее?
– Нет, мадемуазель. – Колетт собрала разбросанные ленты и платья и жестом позвала за собой сестру. Девочки умчались прочь.
Ева склонилась над матерью:
– Мамуся, у меня есть план. Но ты должна взять себя в руки. Нам нужно как можно скорее уехать из Парижа. Займи чем-нибудь девочек, а я все сделаю. И если мадам Фонтен вернется, постарайся отвлечь ее, пока я не закончу.
Мамуся несколько раз удивленно моргнула:
– Что ты собираешься делать?
Ева наклонилась к ней еще ниже:
– Буду готовить поддельные документы.
– Поддельные? Но ты ведь даже не умеешь этого!
Сглотнув слюну, Ева попыталась призвать недостающее ей чувство уверенности.
– Научусь. Но времени у нас мало, поэтому послушай меня. Ты будешь Сабиной Фонтен.
Мамуся удивленно воскликнула:
– Ты хочешь дать мне имя мадам Фонтен?
Ева обдумывала все это с того момента, как вышла из кабинета месье Гужона. Ей нужны были имена реальных людей на случай, если их задержат и какой-нибудь чиновник захочет проверить их документы по картотеке.
– Так будет безопаснее, – сказала Ева. – Необходимо придумать какое-то объяснение для твоего акцента, так что, если кто-нибудь спросит, скажешь, что ты эмигрировала из России в 1917 году, твое настоящее имя было Ирина, но ты сменила его на Сабину. Потом ты вышла замуж за настоящего мужа мадам Фонтен – Жана-Луи Фонтена, подлинного французского патриота, пропавшего без вести на фронте.
Мать в недоумении уставилась на нее:
– А ты?
– Я буду Колетт Фонтен.
– Но настоящая Колетт еще ребенок.
– К тому времени, когда кому-нибудь придет в голову проверить дату ее рождения, мы будем уже далеко.
– Но как ты изготовишь эти документы? – не унималась мамуся.
Ева быстро рассказала матери о своем визите к месье Гужону, о тех бланках и чернилах, которые он ей дал.
– Я постараюсь сделать все, что в моих силах, – закончила она.
– У тебя ничего не получится, – возразила мать.