Стужа

– Король и его свита покинули Фейриленд, чтобы лично уведомить каждую победительницу первоначального отбора, – комментировал диктор. – В соответствии с древней традицией турнира.

– Это восьмое шоссе? – спросил кто-то на противоположном конце бара.

– Ого, – протянул другой посетитель, – а они близко.

Я взглянула на Шалини. Открыв рот, она зачарованно смотрела на экран телевизора.

– Ничего себе, – воскликнул кто-то. – Они свернули на Тринадцатом съезде!

– Это примерно в двух кварталах отсюда, – тихо произнесла Шалини.

О чем все говорили?

Ох, точно, король фейри и его цирк с невестами.

Я услышала рядом с собой прерывающийся от волнения голос Шалини.

– Ты когда-нибудь видела короля Торина вживую?

– Нет. Уверена, что он выглядит вполне приемлемо, но… – Я замолчала, когда почувствовала себя неловко.

Шалини о чем-то говорила, но смысл ее слов от меня ускользнул. Стойка передо мной, кажется, закачалась, рот неприятно наполнился слюной. «Маргарита» была плохой идеей.

Я уронила голову на руки, и перед глазами мгновенно всплыли идеальные черты Эндрю.

– Мы собирались посадить яблони.

– Что? О чем ты говоришь? – переспросила Шалини.

Мое внимание вновь привлек рев мотоциклов. За окнами с рокотом пронеслась первая партия свиты короля Торина. Гул двигателей напоминал звук взлетающего маленького самолета, но, если этот шум и раздражал посетителей «Золотого трилистника», вы об этом никогда не узнаете. Все приникли к окнам, когда мимо проехал первый, затем второй, третий, четвертый мотоциклы.

Я была потрясена, заметив, что на улице все еще светло. Мне казалось, что уже середина ночи. Кто так напивается при свете дня?

– О боже мой! – прорвался возглас Шалини сквозь оглушительный рев. – Он только что проехал мимо… Погодите, он что, останавливается? – Ее голос повысился до опасно высокой ноты.

Весь бар столпился у окна, оставив отпечатки пальцев на стекле и затуманив его своим дыханием.

– О боже мой! – повторила Шалини. – Вот он!

Я поймала себя на том, что сползаю со стула и придвигаюсь к окну в попытках разглядеть хоть что-нибудь. Я протиснулась между парнем, который хотел секса втроем, и женщиной, от которой пахло антисептиком.

– Ох, ничего себе, – причитала Шалини, находясь во власти благоговейного трепета. – Ох, вау…

Дверца «Ламборджини» медленно открылась, и вышел король фейри. Ближе к вечеру его черные волосы приобрели золотистый отблеск. Он был высоким и хорошо сложенным, одетым в темную кожаную куртку и черные брюки. В лучах солнца он вызывал ассоциации с моделью Кельвина Кляйна, словно не от мира сего. Загорелая кожа резко контрастировала с ледяной синевой его глаз. На квадратном подбородке темнел слабый намек на щетину. Его волосы чуть отросли со времени последних виденных мной фотографий. Теперь вместо короткого ежика появились темные волны.

Я засмущалась, но осознала, что, как и все остальные, прижалась носом к стеклу и пристально смотрела на короля.

Он оглядел фасад «Золотого трилистника», бледно-голубые глаза поблескивали на свету. Что он здесь делал? Он не мог искать меня, так как никто из фейри не знал, кто я такая.

Король прислонился к кузову «Ламборджини» и скрестил руки на груди. Мне потребовалась секунда, чтобы понять – он ждал прибытия остальной части своей свиты.

Король Торин жестом указал на бар, и двое его охранников соскользнули с мотоциклов и направились внутрь.

Сидевшая рядом со мной Шалини прошептала:

– Ава, как думаешь, они приехали за тобой?

– Ни за что. Здесь должна быть еще одна женщина-фейри.

Я оглядела бар в поисках такой же фейри, как и я. Обычно нас было нетрудно заметить. Слегка удлиненные уши и необычный цвет волос, как правило, выдавали с головой, но, насколько я могла судить, в баре находились только люди.

Один из слуг короля Торина, мужчина с длинными черными волосами и бронзовой кожей, толкнул дверь. Телосложением он напоминал шкаф. Тишина стояла такая, что можно было услышать упавшую булавку.

– Король фейри пожелал остановиться, чтобы выпить.

Я подавила смешок. Король фейри, вероятно, привык к старым винам с лучших виноградников Бордо. А теперь решил угоститься в «Золотом трилистнике», где единственное, что можно было назвать старым, это еда и посетители.

Я уже собиралась сказать об этом Шалини, когда король Торин переступил порог бара, и у меня внезапно отвисла челюсть.

Я знала, что он великолепен, но вблизи его красота поражала ударом под дых. Конечно, я видела его лицо в тысяче светских журналов. Квадратная челюсть, дьявольская улыбка, ледяные голубые глаза, в которых, казалось, мерцала какая-то мрачная тайна. Но фотографии упускали некоторые детали, которые теперь можно было разглядеть вблизи: угольно-черные ресницы, небольшую ямочку на подбородке.

Адонис во плоти? Бог? Это какая-то магия фейри?

Я всегда думала, что Эндрю достоин высшей моей отметки в десять баллов. Но если у Эндрю десять, то придется изобрести совершенно новую шкалу, потому что он не шел ни в какое сравнение с королем фейри.

Пристальный взгляд короля встретился с моим, и я совсем перестала дышать, чувствуя пронизывающий спину ледяной холод. Внезапно мне стало казаться, что холод из моих позвонков начинает распространяться дальше.

Пока Торин пересекал бар, вокруг него будто сгущались тени. Посетители инстинктивно расступались. Я слышала, что он оказывал такое влияние на людей. Одного его присутствия было достаточно, чтобы подчинить своей воле.

У бармена дрожала рука, когда он наливал виски королю Торину.

– Король Торин, – благоговейно шептали люди.

– Король Торин.

Некоторые опустились на колени. Тройничок-Стив уткнулся лбом в заляпанный пивом пол.

– О боже мой! – прохрипела Шалини, сжимая мою руку так сильно, что на коже наверняка останутся синяки.

Может быть, из-за того, что я фейри, или, возможно, из-за пяти кружек пива в моем маленьком теле, но я не собиралась падать на колени. Даже если бы сила Высшего фейри проникла в самые мои кости, требуя почтения, я бы и под страхом смерти продолжала стоять.

Торин взял у бармена свой виски, продолжая сверлить меня взглядом. Когда он двинулся в мою сторону, желание опуститься на колени стало непреодолимым.

На его челюсти дернулся мускул.

– Фейри полагается кланяться своему королю, – произнес он низким бархатистым голосом.

Я улыбнулась так очаровательно, как только могла.