Все шансы и еще один

Она едва сдерживала дрожь. А он был вне себя.

– Я очень огорчена…

– Можете огорчаться сколько угодно, – сказал Жан Мюстер. – Кто вам за это заплатил?

– Никто, – сказала она, сильно побледнев. – Это получилось само собой.

Они смотрели друг на друга. Она – стройная, грациозная, белая как цветок жасмина, с зелеными глазами и кудрявыми шатеновыми коротко подстриженными волосами. Мюстер то и дело вытирал платком вспотевший лоб.

– Вашей начальницы сейчас нет, – сказал Жан Мюстер. – В ожидании головомойки пока идемте со мной. Господин Лоран Же хочет вас видеть. Сначала вы дадите объяснение ему, а потом – депутатам. Пошли.

От волнения сердце Лизы было готово вырваться из груди.

– Можно я напишу господину Же учтивое письмо с извинениями? Это было бы лучше…

– Учтивое письмо? Такое дело не удастся уладить учтивым письмом, – сказал Мюстер. – Это было бы слишком просто. Нет, мадемуазель, вы с ним будете говорить.

– Хочешь, я схожу с тобой? – сказала участливо девушка из Женевы.

– Не надо, мадемуазель, – возразил Мюстер. – Она не нуждается в сопровождении. Ведь это же не вы ей подсказали то, что она сказала? Не вы? Так чего же?

– Господин… – произнесла Лиза.

– Меня зовут Жан Мюстер.

Он посмотрел на нее взглядом туриста, проснувшегося в тропиках и обнаружившего в своей обуви скорпиона. Должно быть, она была одной из тех, кто при виде любой ванны воображают себя Шарлоттой Корде. Ведущий деятель и, несомненно, кандидат от новой партии на ближайших президентских выборах, Лоран болезненно реагировал на общественное мнение и на публикации в печати. Газеты правых, да и левых, не упустят случая посмаковать случай в Женеве. Он уже предвидел, какие заголовки крупным шрифтом появятся в газетах, вроде: «В Женеве Лорана Же обозвали нудным типом» или же «Можно ли доверить будущее Франции “нудному типу”»? Он нашел, что Лиза очень молоденькая и симпатичная. Она не была похожа на хиппи, каких было много вчера, ни на «революционерку» сегодняшнего дня. Скорее, она могла завоевать симпатию. Очки Жана Мюстера вновь запотели – так он изнервничался. Чтобы подойти к депутату, надо было пройти по лабиринту коридоров. Лиза спотыкалась на каждом шагу, и он еле успевал ее поддерживать:

– Сейчас не время падать. Вы и так задержали нас. Как переводчик вы недалеко уйдете, миленькая.

– Не менять же образ жизни из-за какого-то одного несчастного случая, – сказала она.

– Еще как придется поменять… Вас вычеркнут, сотрут резинкой и забудут…

Ей хотелось убежать. Это противостояние обратило ее в паническое состояние. Тыльной стороной ладони она вытерла нос. Заметив этот детский жест, Мюстер готов был пожалеть ее, но от этого только еще больше рассердился.

– Сколько вам лет?

– Двадцать один год.

В груди Мюстера перехватило дыхание: сказалась астма на нервной почве. Вынув из кармана пульверизатор, он направил в горло успокаивающую струю.

– Я задыхаюсь, – сказал он. – Вот что вы наделали.

– Если бы вы знали, в каком я отчаянии.

Она чуть ли не бегом бежала рядом с Мюстером и при этом продолжала:

– Я сожалею о том, что произошло. Что я еще могу сказать? Конечно, это случайно получилось. Я не заключала контракта на это заседание. Меня привлекли, чтобы я выручила… заменила одну немку, у которой случились преждевременные роды.

– Вы тоже немка? – спросил Мюстер.

– Нет. Австрийка.

– Вы знаете господина Же?

– Смутно. Я не очень интересуюсь политикой.

«Она разыгрывает невинность или же не знает даже, кого она оскорбила», – подумал Мюстер.

Они шли через конференц-зал. Слуховые устройства, эти вибромассажеры мозга, покрытые легкой пленкой пота, валялись на сиденьях. Надо было подняться по трем ступеням, ведущим к эстраде, пройти возле покинутого стола, покрытого валявшимися в беспорядке листами машинописной бумаги. Здесь пыль имела сладковатый привкус, как в кондитерской, закрытой по случаю траура.

Мюстер остановился перед небольшой дверью и постучал. Холодный голос ответил:

– Войдите.

Лиза не шевельнулась.

– Идите, – сказал Мюстер. – Вы что, не слышали? Входите! Да входите же! Теперь ваша очередь. Оправдывайтесь…

Горло у Лизы перехватило. Слегка склонив голову, она перешла через порог. Лоран Же ждал ее, стоя посреди комнаты, узкие размеры которой принуждали к молчанию. Гнев, достойный античной драмы, явно требовал иной обстановки, например величественной люстры вместо этой анемичной лампочки, бородавкой торчащей под потолком. Он разглядывал Лизу.

– Так это вы? – сказал он. – Это вы?

Она больше напоминала фарфоровую безделушку, чем наемного убийцу. Бледная, с большими миндалевидными глазами, с лицом, похожим в этот момент на маску.

– Я очень сожалею, сударь. Приношу вам свои извинения. У этого инцидента чисто техническая причина, даже тени желания навредить вам в нем не было.

Мужчина в упор ее разглядывал. Забавно, но ей нравилось, как ее разглядывают, это придавало ей особый интерес. Лоран протянул ей руку.

– Ну что ж, все равно, здравствуйте. Вы – странное явление.

Ей понравилось прикосновение руки депутата.

– Здравствуйте, сударь, – сказала она.

Он довольно долго держал ладонь Лизы в своей руке.

Жан Мюстер с беспокойством предчувствовал что-то неприятное. Он наблюдал за ними. У него были заготовлены слова, предназначенные для смягчения гнева, но у Лорана гнев куда-то пропал. Этот обычно смелый мужчина, наделенный вкусом к прекрасному, вел себя как плут перед женщиной, которую следовало завоевать. Он любил нравиться людям, как любят поесть и выпить.

– Вы больше похожи на девочку, опасающуюся наказания, чем на сердитого политического противника.

Он был из тех мужчин, которых возраст едва коснулся. Карие глаза сверкали золотистыми отблесками, лукавый взгляд и улыбка, скорее даже юношеская. Он был стройным и не таким рослым, как на сцене.

– Вы нашли, что я такой уж нудный тип?

«Этого не может быть, – подумал Мюстер. – Она ему нравится».

– Что я могу сделать, чтобы исправить мою ошибку? – спросила она.