В гостях у дяди

– Да. Изначально он поднял цену до пятидесяти, но как только я стал его упрашивать, поднял цену ещё на двадцать.

– О господи… Так, ладно, надо подумать… – Он нахмурился.

– Хуже всего то, что кредиторы забрали у меня часть мебели и выставили её на аукционе. Деньги пойдут государству…

– Куда ж ещё!

– А ещё хуже то, что там будет Джисфрид.

– И?

– А там как раз его шкатулка из красного дерева, которую я украл на прошлой неделе…

Мартин побагровел и кинулся на него, обронив стул. Он схватил его двумя руками за шею и заорал в лицо:

– Заткнись, пока я тебя не задушил!

Стефан побелел и бросился разнимать мужчин. Он встал между ними и помог Домбровскому отцепиться.

– Дядюшка, держите себя в руках!

– Всё конечно, мальчик мой!

– Дядя, где ваше спокойствие? Держитесь! Сейчас все прибегут…

В этот момент ворвались Джисфрид и другие члены клуба. Взгляд друга упал на крестик, и он улыбнулся.

– А, вот где он…

Домбровский вскочил и обнял Джисфрида.

– Спасибо за такую любезность, что ты мне показал этот клуб. Здесь действительно…

Мартин облокотился о стол и медленно потянулся к цепочке. Стефан в страхе за то, что Джисфрид заметит, хотел отодвинуть её, но вдруг земля словно ушла из-под ног, ковёр, проросший складками, съехал в сторону. Племянник схватился за цепочку и упал, и крестик отлетел за кресло.

Джисфрид заметил это; его глаза полезли на лоб.

– Вор! Среди нас вор!

– Я ничего не крал… – пролепетал Стефан, вставая.

– Вызывайте полицию, ребята!

– Он правда ничего не крал, – сказал дядя и закрыл собой племянника.

– Ничего не знаю; цепочка у него была! Держите его, ребята!

Не успел племянник опомниться, как его под руки взяли двое здоровых мужчин и усадили в кресло. Один из них оттолкнул дядю. Домбровский подошёл к Мартину, прошептал несколько слов и удалился. Джисфрид вызвал полицию, и на место приехал через несколько минут…

Патрульный Бриннер.

При виде Стефана он усмехнулся и сказал:

– Недалеко мальчик пошёл, Циммерманн. Весь в тебя.

– Но я не крал, герр Бриннер! – сказал Стефан, чувствуя, как к глазам подступаю жгучие слёзы; в горле саднило. – Где у вас доказательства?

– Я видел, – сказал Джисфрид, – как украшение выпало из его рук!

– Я поскользнулся и ухватился за первое, что под руку попалось! – Стефан сглотнул и заорал: – У меня есть свидетели: дядя и герр Домбровский!

Дядя нежно погладил его по голове и сказал:

– Довели мальчонку до истерики… Герр Домбровский ушёл, товарищ Бриннер, но я точно видел, как племянник схватил крестик по чистой случайности и поцарапал стол.

– Паразит! – закричал Джисфрид.

– Тихо! – сказал Бриннер, подошёл к столу и прищурился. – Да, царапины есть… Но я тебе не верю, Циммерманн. С тобой-то точно станешь преступником. В любом случае у меня нет оснований верить твоим словам, я свяжусь с Домбровским. А пока мальчонка пройдёт со мной.

Дядя стал жадно хватать ртом воздух, словно рыба; лицо его покраснело и раздулось.

– Да вы… Вы не имеете право! Это противозаконно…

– Спать с моей женой – это не по-христиански, однако я бы за это по закону кастрировал. Стефан, идём!

9

В камере Стефан провёл пять часов. К счастью, он был один, однако из соседней камеры слышал отрыжки и храп пьяных бродяг. Он расхаживался из угла в угол, заложив руки за спину. Его мысли метались в голове, словно рой разъярённых пчёл, перескакивая с одной темы на другую, хаотичным порядком, где невозможно найти ни начало, ни конец. Он думал о дяде и об его жизни; он вспоминал Бриннера с его супругой, шантаж Зузанны и доктора Закса, Джисфрида и леди Шлоссер. Когда Стефана привели в камеру, он немного успокоился и как будто смирился со своей участью. Ему даже подали неплохой обед спустя почти час. Вскоре его вызвали на допрос, который проводил сам патрульный, но диалог никак не складывался: Стефан настаивал на одной версии о случайном падении, сколько бы ни пытался Бриннер поймать его на лжи. Когда же юношу отпустили через десять минут, он вернулся в камеру и вспомнил дядю – ведь из-за него он здесь сидит.

Стефан не мог ответить лишь на один вопрос: зачем он вообще сюда ввязался? Он не помнил себя в те моменты, когда прятал украшения – словно туманная пелена заслонила его сознание, он не мог думать. Дядины слова, движения – всё на него действовало, как адреналин. Племянник чувствовал себя гонщиком, когда мозг вопит о том, чтобы сбавить скорость, а между тем его подталкивает азарт и вой зрителей – точнее, действия дяди. К тому же у Стефана не хватало времени всё проанализировать, составить теории относительно дядиных знакомых и связей. Но пять часов хватило, и Стефан сделал вывод, что на кону стоит не только редакция, но и скандал во всех округах, а также возможность того, что дядя будет сидеть…

«Мне-то что с того? – вдруг подумал племянник. – Я же его совсем не знаю, и какая для меня разница, будет он сидеть или нет, даже учитывая тот факт, что это мой дядя, папин брат? От этого только я страдаю, вот и всё. Поэтому и сижу здесь… Эх. Ладно, как только я выйду, скажу, что больше не хочу с ним иметь никакого дела! Надоело, лучше поищу другую работу и забуду об этом, как страшный сон!»

…Вот и наступил вечер, зажглись светильники, принесли ужин, а дяди всё нет. Как только об этом подумал Стефан, он услышал лязг решётки и голоса, стук каблуков по полу. Они становились всё громче и громче. Он обхватил руками решётку и выглянул: к нему направлялись надзиратель, дядя Мартин, Домбровский и патрульный Бриннер. Последний кивнул надзирателю, и тот отворил решётку. Стефан улыбнулся.

– Слава Богу!

Патрульный повернулся к дяде и пригрозил ему пальцем.

– Ещё раз застукаю за такими делишками, и вы будете делить вместе камеру, понял?! Сейчас же выматывайтесь, не занимайте лишнее место!

С этими словами он ушёл. Дядя обнял племянника, и они с Домбровским вышли на улицу. Солнце склонялось к закату, подул лёгкий ветерок, шелестя ветки деревьев. Фонари один за другим зажигались, а машины, словно гигантские светлячки, проносились мимо с молниеносной скоростью. Город погрузился в огни фонарей и фар и походил на гигантскую гирлянду среди тёмного летнего неба. Трое сели в форд, Стефан устроился на заднем сиденье. Дядя завёл мотор и сказал:

– С минуты на минуту должен начаться аукцион.

– Мы туда едем? Зачем, дядя Марти? Вы что, думаете, что можете что-то купить?

– Но там же будет Джисфрид, верно? Вот и попросим денег за всю эту ситуацию, как за моральный ущерб.