Принцесса и рыцарь

Глава 1. Ночь.

Когда я впервые пришла в наше отделение добровольческого поискового отряда, то сама чувствовала себя так, будто потерялась в лесу, из которого невозможно выйти. После развода и смерти последнего близкого родственника – бабушки – я, несмотря на солидный возраст в тридцать пять лет, нуждалась в каком-нибудь заменителе семьи. Так им и стала подруга Таня на десять лет меня младше. До череды несчастий в моей жизни я не находила в ней ничего привлекательного: она казалась мне утомительно активной, заносчивой и по-молодежному категоричной. Мнения она буквально признавала два: свое и неправильное, а ее представления о том, как надо жить, были такими жесткими, что их можно было смело вырезать в алмазе.

В том числе Таня увлекалась благотворительностью, помощью обездоленным, бомжам и брошенным животным в таком объеме, что мне сразу вспоминалась поговорка про «причинить добро и нанести пользу». Нет, как раз бездомные и бедные были наверняка рады ее помощи, в отличие от знакомых, которых она задалбывала упреками в бездействии и агрессивными просьбами подписаться на пожертвования.

Меня же тогда Танина активность просто спасала. «Как ты можешь тут лежать и разводить страдашки по какому-то бывшему в теплой квартире, когда люди сейчас замерзают насмерть? – говорила она в ответ на мои жалобы. – Давай собирайся, пойдем на точку. Бездомных покормим, ныть расхочется сразу!»

Когда я говорила про одиночество и отсутствие близкой родни, Таня сразу же говорила, что мне грех жаловаться: у меня полно двоюродных и троюродных братьев-сестер, а также имеется родная тетя. К тому же, я – здоровая лошадь, на которой можно пахать. А вот в детском доме полно детей, которые не нужны ни государству, ни родным. Мы сегодня же туда едем волонтерить!

Если я, забывшись, жаловалась, что у меня после всех этих разводов и похорон нет сил работать, мало денег и приходится экономить, тут Таню просто взрывало возмущением.

«Ксюша! – говорила она, со стуком ставя на стол обколотую от предыдущих приступов возмущения кружку с чаем. – У меня просто слов нет! Тебе не стыдно? Посмотри на свои полки – там на одной крупе можно год жить! Ты работаешь из дома, в тепле и уюте, сколько захочешь! Хочешь – пишешь свою музыку, не хочешь – расслабляешься и сопли размазываешь, как сейчас! И никто тебя не выкидывает на улицу, потому что аренду квартиры тебе платить не надо! Твое «нет денег» значит, что ты в Турцию не можешь съездить в этом году! А ты знаешь, есть множество людей, которые не могут доехать даже до Москвы! Даже когда им очень нужно! Потому что на билеты нет денег!»

Тут я умывала руки и соглашалась, что живу действительно неплохо. Мне вообще казалось, что Таня меня слегка презирает. Она не понимала, почему я, здоровенная тетя, такая плаксиво-чувствительная, как можно переживать о том, что заказчик хочет некрасивую мелодию для песни, или о том, что аранжировка никак не получается. Кроме меня, у Кати было еще несколько протеже, таких же, как и я, нытиков, которыми она «занималась», втаскивая во все подряд волонтерские проекты.

В поисковый отряд я попала именно через Таню, которая работала там координатором, то есть висела на телефоне во время ночных дежурств. Идея спасения пропавших и заблудившихся людей показалась мне очень привлекательной, и я попросилась в отряд. Таня охотно ввела меня «в ряды» и, конечно, тоже хотела сделать координатором, но я оказалась слишком невнимательной и нерасторопной для такой работы. Зато в рядах живых поисковиков зияло столько дыр, что там даже мои сомнительные умения пригодились.

Работала я по свободному графику, поэтому ночные выезды меня особо не смущали, если находился кто-то, кто возьмет в машину. Сама я водить тоже с грехом пополам умела, но не любила этого делать по незнакомым ночным дорогам.

На выездах надо было бродить по лесам и полям, обычно в самое неурочное время. Этим занимались отряды поисковиков, но их нужно было кормить и поить чаем. Вот под это для начала и приспособили меня.

«Моим» отрядом руководил Анатолий Швец, по прозвищу ДядяТоля: хмурый широкий мужчина неопределенных лет, кажется, бывший военный на пенсии. У него были слегка прищуренные и зоркие, как прицелы, голубые глаза и равномерная седоватая щетина что на голове, что на подбородке. Бывал он часто, как говорится, резковат, зато умел так пронять словом, что доставал людей для отряда буквально из-под земли.

«Сидишь? День рождения у тебя? – писал он на форуме в ответ на отказ выехать на точку. – Ну сиди, празднуй. Одной заблудившейся бабушкой больше, другой меньше, правильно?»

Кроме Швеца, были и другие члены «прочесывающих» леса отрядов, кто мне нравился даже больше: Алена, немолодая, очень приятная женщина большущего роста, Вадим, наш громкоголосый юный энтузиаст, увлекающийся исторической реконструкцией, Иван Иваныч Лебедев, который каждый проход по лесу ныл, жаловался и охал, и тем не менее приходил в отряд еще и еще и даже один раз первым нашел человека… Ну и еще множество хорошего народу: и совсем молодых, типа Тани, и пожилых. Было даже несколько семейных пар, явно очень прочно спаянных общим делом спасения людей – я всегда смотрела на них с тайной завистью.

Сама я тоже несколько раз сходила в леса в составе поисковой «лисы» (отряда) Швеца. Было тяжело, к концу начинали ныть спина, голова и ноги, но мне все равно нравилось. А вот ДядеТоле не особо.

– Слушай, каждый должен быть на своем месте, – говорил он. – Ты из тех женщин, чье место на кухне. Вот там тебе за все большое спасибо. Ребята приходят – и пожрать, и попить, и прикорнуть – ну, все есть! А здесь ты мне весь отряд тормозишь – то тебя через дерево переведи, то ты в овраг скатилась. То очки уронишь, то ногу сотрешь. Такая принцесса, только тебя и спасай. Что молчишь, не согласна?

Я кивала с внутренней досадой и наружней неловкой улыбкой: что тут спорить, если я действительно на ровном месте скатилась в овраг, перепугав всю десятку, да и очки роняла миллион раз: зрение у меня было никуда от постоянной работы за компьютером и разглядывания нот. Да, конечно, я могла перейти на линзы, но в случае лесных поисков это не спасало, а еще и усугубляло: один раз я чуть не выткнула себе глаз веткой. В общем, я лес любила, а вот он меня – не очень. Но и в импровизированной кухне, которую мы устраивали то в палатке, то в вагончике, то в чьей-то просторной машине, тоже было хорошо. И особенно здорово – в моменты, когда кто-то вбегал со словами: «Нашли! Живой!»

Этим жарким августом работа у меня что-то совсем завяла. Заказчики песен и аранжировок, видимо, разъехались по дачам. А потом, судя по валу заявок в отряд, все эти отдыхающие принялись массово теряться в лесу.

«Детские» заявки, то есть когда теряется ребенок, обычно нервируют народ сильнее всего: у многих отрядовцев свои маленькие дети. Да и общаться с родственниками пропавших очень тяжело – они все время рыдают, и вынуть из них нужную для поиска информацию способны только самые устойчивые из нас.

Поэтому увидев на форуме заявку «Владимирская область, пропали в лесах два ребенка», я малодушно решила не высовываться и придумать себе срочные дела. Но ДядяТоля, явно что-то почуяв, позвонил мне лично, на мобильник.

– Дела у нее срочные! – гаркнул он басом, выслушав мое мямленье. – Ну давай-давай, пиши дальше песню на свою свадьбу! «Счастья-радости желаем»! Пусть дети в лесу без еды околеют. Ты знаешь, какие там болота? А заморозки ночные?

– Так я же не хожу с отрядами, – попыталась я возразить.

– И что?! Там леса огромные, все будут усталые, помощь, обеспечение нужно. И по карте будешь смотреть, где кто ходит… Короче, я долго тебя буду тут уговаривать? Взрослая дура, а ломается, как принцесса!

После этого оставалось только ехать.

Меня взяла в машину семейная пара лет сорока: Катя и Дима. Оба они были невысокими, крепенькими, рыжеватыми, и, в своих одинаковых пятнистых костюмах для хождений по лесу, чем-то напоминали грибы-подосиновики. Я, с трудом устроившись на заваленном сумками и аппаратурой заднем сиденье их маленькой машины, молча глядела в окно, на бесконечную цепочку встречных и попутных фар. Была пятница, всего девять вечера, народ ломился на дачи, и на узком шоссе мы постоянно вставали в мощные заторы. Мы особо не разговаривали, только Катя периодически заботливо справлялась: «Ксюнечка, не дует тебе?», а Дима молча крутил рулем и потирал рыжеватую бородку.

Наконец, часа через два, мы далеко отъехали от Москвы: дорога стала хуже, но пробки почти исчезли. Фонари исчезли вместе с ними, и вокруг теперь была августовская тьма, густая, как чернила, в которой иногда только слабо светились окошки домов на обочине. Фары выхватывали небольшой конус дороги перед колесами: резко, из ниоткуда, возникали знаки ремонта или ограничения скорости, и ехать было неуютно, как в компьютерной игре, где карта грузится прямо на ходу. Асфальт здесь был шершавый, с гравием, и пел под колесами, издавая зловещий, тревожный гул на одной басовой ноте. Дима и Екатерина то ли этого не замечали, то ли воспринимали не так: разговоры их были спокойными и безмятежными. Ну а я помалкивала.

Подрулили к точке мы часа в три ночи. Я до того успела задремать меж рюкзаков, и теперь вылезла из машины медленно, с дрожью растирая затекшую шею. Было очень тихо, пронзительно холодно и настолько темно, что впечатление о пространстве не складывалось: как будто в черном озере висели, светя фарами, еще три наших отрядных машины, и лучи фар высвечивали узкие полосы асфальта, кусочек опушки и низ нескольких деревьев – прямые, ровные стволы, – наверное, сосны.

Запахивая куртку и вбирая голову в плечи, я быстрой перебежкой двинулась к «Уазику» ДядиТоли. Того не оказалось: уже ушел в лес, как и другие, остались только крепкая низенькая студентка Лена и Вадим-исторический реконструктор, которые были заняты ловлей очень плохого интернета, чтобы проконтролировать движение отрядов по карте.

– Блииин, хоть на крышу лезь, – тянула Лена и ерошила тонкие светлые волосы.

– Не грузится? – спросила я просто чтобы не молчать. Лена только плечами передернула, а Вадим отозвался, как обычно, громко:

– Да вообще! Настолько фигово ловит! Мы тут приехали на закате, коптер хотели запускать, а как запустишь без инета? Смотрела дома карту? Пипец. Тут дачка, там дачка – а так лес кругом, сплошняк. Людей не хвататет, я там кинул на форуме, конечно… – не договорив, он вскочил на капот Уазика, а потом действительно заполз на крышу и принялся так и сяк вертеть ярко светящимся планшетом.

– А мне куда? – спросила я и снова передернулась от холода. – Я хоть чай для всех сделаю, и еду мы привезли.

Лена опять не ответила, а Вадик с крыши махнул рукой куда-то себе за спину. Я обошла Уазик и осторожно, как слепая, двинулась вдоль обочины. В темноте светились еще одни тусклые фары – оказывается, они принадлежали неуклюжему, но вместительному фургончику нашего Иван Иваныча: судя по необработанным бокам, покрытым фанерой, кузов был самодельным, а какой модели кабина, из-за старости машины уже нельзя было понять.

Я осторожно заглянула в открытую дверь: внутри пахло влажными тряпками и табаком, под неожиданно высоким, около двух метров, потолком горела тусклая лампочка-нашлепка на батарейках. Единственная лавочка была вся завалена сумками и рюкзаками, но за ней я разглядела тумбочку, а на ней – плиту с маленьким газовым баллоном и крошечную раковину. Вот, значит, каким будет мое хозяйство на ближайшее время.

Поразмыслив, где может быть вода, я вытащила пятилитровую баклажку из-под лавочки. Мятый алюминиевый чайник торчал носиком из чьего-то рюкзака, спички и заварка нашлись на тумбочке. Так что через десять минут чай уже закипал, а я расставляла на лавочке одноразовые стаканы. В фургоне стало не то чтобы тепло, но хотя бы не так промозгло, свет лампочки-нашлепки расплылся от пара.

дверь кто-то заглянул – по общим очертаниям и недовольному сопению я узнала ДядюТолю и бодро предложила:

– Уже пришли? Чайку попьете? Я уже все организовала…

– Да какой на хрен чаек! – прервал он меня, резко махнув рукой. – У нас тут как всегда все через задницу. Менты приехали. Сказали всем волонтерам собраться на инструктаж у дома пропавшего Димы Липина.

– Какой инструктаж?

– А я откуда знаю! Сейчас работать не дадут, как всегда… – не договорив, он снова махнул рукой и вышел.

Я быстро выключила газ и галопом побежала следом за ним, чтобы не потеряться в черноте. С полицией поисковые отряды имели дело чаще, чем всем хотелось бы. Хотя встречались полицейские, которые искренне пытались нам помочь, было и много таких, которые хамили, отпускали пошлые шутки в адрес девушек-координаторов и только мешали работать. У ДядиТоли на полицию был, видимо, личный «зуб»: он как-то рассказывал, что полицейские из непонятных соображений долго не разрешали провести поиски в лесу, а была зима, и человек за это время замерз насмерть. Сейчас-то, летом, конечно, получше, но ведь пропали дети… Да, хорошего не жди. Кстати, взяла ли я паспорт? Полиция ведь может его потребовать.

Я похлопала себя по карманам, но не успела ничего понять, потому что меня снова усадили в машину к Кате и Диме. Они оба тоже явно напряглись: на меня не обращали внимания, только быстро перешептывались о чем-то на ходу.

– А что такое-то, Кать? – решилась я спросить, когда впереди среди чернильной тьмы закачалась цепочка фонарей и поплыил огоньки деревни.

– Нам хотят запретить поиски?

– Ох, Ксюнечка, не знаю, – Катя машинально перевернула кепку козырьком назад, а потом обратно. – Может быть. Вроде бы сказали не начинать без инструктажа. Должен подъехать какой-то майор…

– Высокий чин, – заметил Дима. – Куда попало такие не ездят.

На этом мы остановились у обычного деревенского дома с двумя уютно горящими окошками, окруженного темными кустами сирени. На обочине выстроилась шеренга машин других отрядовцев, а ближе к крыльцу я увидела огромную толпу: наверное, человек двадцать. Я почти сразу поняла, что это не только наши, а еще и местные жители. Несколько старушек, женщины в цветастых халатах и галошах на босу ногу, мрачные мужики в трениках и тельняшках, с небритыми лицами… Наверное, слух о приезде полиции просочился в деревню.

Я попыталась, щурясь, угадать, кто из женщин может быть матерью пропавшего Димы, но ничего у меня не вышло: на всех лицах горело скорее радостное оживление, чем горе потери.

– Вот погодите, щас полиция приедет и все скажет! – громче всех кричала одна из них, широкая, с красными щеками, в ватнике и шерстяном берете. – Приедет и все скажет!

Мы медленно вылезли из машины. В деревне было чуть теплее, чем на опушке леса, но все равно промозгло: я запахнула куртку и обхватила себя за бока, а Катя с Димой обнялись. Так мы и застыли в нескольких шагах от шумящей толпы, не зная, куда идти и чем заняться. Уже через пару минут ноги у меня начали коченеть. Если так дальше пойдет, я простужусь, и ДядяТоля снова заведет свои речи про «принцесс, которые не умеют подбирать нормальную обувь».

Я попробовала было мелко попрыгать на месте, но меня отвлек рев мотора и скрип тормозов.

На обочину в нескольких метрах от нас юзом влетела какая-то плоская темная машина и остановилась, бросив в нашу сторону тучу пыли и ошметки травы. Из машины резко, как ошпаренный, выскочил какой-то высокий худой парень.

Разглядела я его плохо, но заметила, что волосы у него длиной ниже плеч, одежда явно не форменная, – значит, не полиция, а кто-то из наших или местных. И как раз в это время парень сказал резким высоким голосом:

– Добрый вечер, полиция, майор Розанов.

В руке его мелькнула какая-то красная книжечка – наверное, удостоверение, которого никто не разглядел, потому что парень тут же упихал книжечку обратно в карман.

– Кто тут из поискового отряда? – продолжил он в таком же быстром темпе, будто за ним кто-то гнался.

После паузы в несколько секунд, которая понадобилась для того, чтобы переварить вопрос, мы все осторожно потянули вверх руки, а вперед выступил ДядяТоля. Теперь стало видно, что майор действительно очень высокий – ДядяТоля когда-то говорил, что его рост – метр восемьдесят, а полицейский был выше чуть ли не на целую голову.

– Так, хорошо, ага, – сказал майор Розанов, пересчитав нас глазами. – А кто здесь родственники пропавших мальчиков?

Голоса подали еще три человека, среди которых, к моему изумлению, оказалась та самая активная женщина в красном берете.

– А остальные кто? – спросил полицейский.

– Да мы так… – нестройным хором загомонила толпа. – Просто пришли… Посмотреть…

– Остальные, пожалуйста, разойдитесь, мне нужны только родственники и поисковики.

Эта вежливая просьба почти не возымела эффекта. Часть толпы отошла на несколько метров и осталась за кустом, часть – вовсе не двинулась с места, гомон продолжился.

ДядяТоля повысил голос, чтобы его перекрыть, отчего его слова прозвучали недружелюбно:

– Я руководитель поискового отряда, Швец. Что от нас требуется?!

– Швец… – майор Розанов подумал секунду. – Анатолий Михайлович? Да, я про вас знаю. Сейчас, минутку, разберемся, только народ разгоню… Расходитесь, говорю, кто не родственники и не из отряда!

На этот раз толпа отбежала чуть дальше и зависла у обочины, вытягивая любопытные шеи и кося глазами, как лошади. Их было прекрасно видно, потому что они оказались под фонарем.

– Мы не в первый раз с полицией работаем, тут вы не беспокойтесь, – нетерпеливо сказал ДядяТоля.

– Я и не беспокоюсь, – ответил Розанов рассеянно и, обернувшись, глянул на толпу. – Да что ж такое-то… Ладно, подождите минутку.

После этой вежливой просьбы он вдруг подпрыгнул чуть ли не на метр в высоту, в прыжке повернулся вокруг своей оси, и, наставив длинную худую руку с растопыренными пальцами на толпу, заорал:

– А ну съебались отсюда нахуй, я сказал! Чего, блядь, непонятного?!

Его высокий голос, с очень неприятными для уха визгливыми, режущими нотками, отразился от домов и загулял по деревне, как по коридору, постепенно удаляясь и вызывая хаотичное эхо.

Где-то всполошенно закаркала ворона, взвыли и залаяли собаки. Я на мгновение зажмурилась, а когда открыла глаза, на обочине уже не было ни одного человека. Куда они делись за такое короткое время, было совершенно непонятно. Остались только родственники и мы, в панике смотрящие на полицейского.

Тот тоже посмотрел на нас безо всякого смущения (я заметила, что глаза у него очень большие и, кажется, черные) и сказал снова обычным тоном:

– И вот так всегда. По-нормальному никто не понимает. Пока не пошлешь по матушке, ни черта не происходит. Давайте, пошли со мной, – он сделал небрежный мах рукой, будто звал официанта, и в несколько шагов достиг крыльца дома, а потом, ничего не спрашивая у хозяев, просто распахнул дверь и зашел внутрь. И хозяева, и мы потянулись следом. Я услышала, как ДядяТоля обреченно прокомментировал: «Вот так прислали нам, сейчас нахлебаемся».

Дом пропавшего Димы был похож изнутри на тот, в котором когда-то жила моя бабушка. Мы прошли длинные полутемные сени, где гудел холодильник и пахло застоявшимися помоями, и зашли в комнату с низким потолком и неровными стенами, от которых отслаивались розовые обои. Здесь были стол с остатками какой-то еды, шифоньер и три узких кровати, крытых цветастыми покрывалами. На одну из них, конечно же, ничего не спрашивая, уселся полицейский. После этого он повернулся к нам и сказал приветливо:

– Ну, чего стоим-то? Рассаживайтесь куда бог послал.

Мне и Вадиму, который оказался рядом, «бог послал» одну табуретку на двоих. Вадим вежливо указал на нее, но я не отреагировала, потому что впервые увидела майора Розанова при свете и меня поразило его лицо.

Оно изумляло не красотой и тем более не правильностью черт – оно просто выглядело как хорошая картина. Большие глаза с яркими белками оказались все-таки не черными, а карими, над ними красивыми дугами поднимались темные брови. Нос был неожиданно длинным, со слабой горбинкой и загнутым кончиком, скулы – настолько же неожиданно выступающими, а подбородок – сильно раздвоенным, будто в человеке намешалась цыганская, татарская, армянская и еще невесть какая кровь. Волосы под светом здешней лампочки оказались тоже не черными, а скорее каштановыми с красноватым отливом, и на вид очень жесткими, будто из лески. Да у него и тон кожи был смуглее, чем у среднего человека. Может, и правда кавказец какой-то? Яркое лицо – хоть картину пиши. Жалко, рисовать я бросила еще в школьные годы, и теперь смогу разве только написать в честь полицейского песню, но вряд ли он это оценит…

Кажется, только губы на этом лице не носили никаких запоминающихся черт – они не были ни тонкими, ни пухлыми, ни с каким-нибудь «роковым изгибом», как у героев романов. Зато, когда он заговорил, я заметила, что у него немного неправильный прикус – верхние зубы, крупные и белые, слишком выступали вперед.

Первые слова его прошли мимо меня из-за этого разглядывания, но потом я почувствовала, как Вадим настойчиво давит мне на плечо, сказала «Ой, да» и, наконец усевшись, включила слух.

Оказывается, ничего такого я не пропустила, потому что майор начал с разговора с Диминой матерью, тетей и бабушкой. Они сели напротив него за стол, начали отвечать на быстрые вопросы, которые он им кидал почти без пауз, и постепенно превратились в тех самых убитых горем и тревогой теток, которых я и ожидала увидеть вначале. К счастью, на них он не орал, наоборот, говорил хотя и настойчиво, но мягко, а один раз даже успокаивающе похлопал мать пропавшего мальчика по плечу, дотянувшись через стол. Лицо ее сразу задрожало и стало еще более красным.

– Найдется же? – всхлипнула она. – Ну скажите, ведь найдется? Они же вдвоем пошли! За грибами! Это же разве…

Майор посмотрел на нее внимательно и оценивающе: мне показалось, что он размышляет, какую дозу правды мать Димы может выдержать. От его застывшего взгляда меня саму вдруг пробрала жуть. Но он почти сразу разморозился и сказал нейтрально:

– Будем работать, сделаем что можем. А вы нам поможете. Да?

Димины родственницы, утирая глаза, закивали. Майор ласково сказал им, как собакам:

– Ну вот и умнички, вот и молодцы. Мы сейчас немного поболтаем и пойдем работать. Переведя на нас взгляд, он приглашающе тряхнул головой. – Так, ребята, я хочу с вами познакомиться при свете, а потом выйдем во тьме договорим. Мне от вас нужны, у кого есть, документики и подписка о неразглашении информации следствия. Сейчас… – он открыл сумку из потрескавшейся кожи, которая болталась на его плече, и вытащил кипу каких-то бумажек и ручку.

Глава 2. Середина ночи.

Мы выстроились в унылую очередь, будто и правда на расстрел. Было трудно понять, как относиться к полицейскому. Вроде бы он не делал ничего плохого, но его вид и манеры вызывали странные чувства: у меня лично это была смесь восхищения и опаски, а у ДядиТоли, судя по его сжатым рукам и напряженному затылку, – настороженность и раздражение.

У каждого, кто добредал к майору Розанову по затертому линолеуму, он что-то негромко спрашивал и только потом подсовывал бумаги на подпись. Я пыталась вслушиваться, но меня сбивало гудение счетчика, который прилепили к стене прямо над столом, всхлипывания мамы и бабушки мальчика и собственное странно-возбужденное состояние. Такое у меня иногда бывало перед сочинением особенно удачной музыки…

Наконец спина Вадима перед моими глазами отступила вбок, и я очутилась лицом к лицу с майором Розановым. Смотреть на него сверху вниз было неловко, и при этом почему-то все равно казалось, что я стою ниже него. Он быстро обежал меня глазами с головы до ног – будто обыскал взглядом – и сказал с улыбкой:

– Паспорт есть?

– Вроде был… – я принялась рыться по карманам, проклиная себя за то, что не догадалась сделать это заранее. Он меня не торопил, просто спросил приветливо, почти дружески:

– Вы кто по профессии?

– Композитор. Песни пишу… Музыку… К фильмам, сериалам, для людей… На заказ, – я перевела дыхание.

– Образование высшее?

– Ну да, Академия Маймонида, композиторский факультет…

– Давно поисками-то занимаетесь?

– Не очень… Где-то год…

– И какая у вас роль в отряде? Координатор или в «лисах» ходите?

– Как вам сказать…

– У нее в отряде две роли! – грянул через мою голову ДядяТоля. – Одна благородная: повар и раздатчик чая, а другая бестолковая: принцесса, которая ничего не видит, на ровном месте падает и всех тормозит. Поэтому мы ее никогда в «лисы» не берем.

– Не берете? – майор приподнял брови. – Вам чего, в ваших рядах умные люди лишние?

– И с чего вы взяли-то, что она умная? – брякнул ДядяТоля. Прозвучало это невежливо, но искренне, тем более, что даже у меня самой возник тот же вопрос.