Семья для мажора

Пока втыкаюсь в маленький затор  и пялюсь на стопы впередистоящих «Жигулей», пытаюсь уломать себя нажать на газ и свалить отсюда нафиг, но бросив взгляд на кофейню, сцепляю зубы и даю поворотник, сворачивая к обочине.

Включив аварийку, забираю с панели телефон и выпрыгиваю из машины.

По лицу ударяет ледяной ветер и мокрые капли дождя.

На этой неделе мы будто в степях каких-то живем. Ветер носится по городу и срывает с фасадов рекламные вывески и шифер с крыш. Волшебный февраль, если бы мне было дело до погоды.

Гудение встречной машины сигнализирует о том, что я на уровне беспредела перекрыл дорогу и парканул машину в неположенном месте.

Игнорирую, трусцой двигаясь по тротуару на зов своего гребаного нутра.

Стоя на носочках, Калинина со всей дури дергает металлический лист ставни, но тот засел намертво.

На ней джинсы, заправленные в черные кожаные ботинки. Отстойно понимать, что эту задницу я узнаю в любых обстоятельствах, как и идущие с ней в комплекте ноги. Мне слишком нравится и то, и другое, чтобы я мог их забыть.

Оказавшись за ее спиной, громко велю:

– Отойди!

Ветер глушит мою команду, но не настолько, чтобы Аня могла не услышать.

Резко развернувшись, задирает голову и сбрасывает с нее капюшон.

Свет фонарей падает на ее лицо, и оно злое.

Это забавно.

Губы поджаты, в глазах психи.

Обычно, чтобы вывести ее из себя, нужно постараться, поэтому такая ненависть к неодушевленному предмету не может не затронуть моих, сука, собственных чувств.

– Ласку не пробовала? – киваю на окно, отодвигая Калинину в сторону.

Шагнув назад, поправляет на плече сумку и, кажется, пытается понять откуда я, твою мать, взялся.

Носится глазами по моему лицу. По расстегнутой нараспашку куртке. Смотрит за мое плечо, где мигает аварийкой “Порше”.

– Пробовала, – пытается перекричать ветер. – Даже песню спела.

– Хреново пела. – Подняв руки, дергаю штуковину, пытаясь понять, в чем там проблема.

Может, паз съехал?

Саданув по основанию ставни ладонями, загоняю ее до упора вверх, после чего дергаю вниз. С сопротивлением, но подчиняется. Опускается до конца, и Калинина тут же опускается на корточки, чтобы нацепить на петлю маленький замок.

– Спасибо! – кричит оттуда.

По всем законам логики мне можно спокойно валить восвояси, но я не двигаюсь с места. Осматриваю улицу и перекресток, пряча в карманы руки. Опустив глаза, смотрю на сидящую у моих ног фигуру.

Ветер треплет тонкую рыжую прядь, вырвав ее из-за уха.

Чуть повернув голову, Калинина косится на меня.

– Пошли, – мотаю головой в сторону “Порша”. – Подвезу тебя до дома.

Выпрямившись, она смотрит то на меня, то на тачку.

Поджимая губы и переминаясь с ноги на ногу. Она нервничает, и это меня злит. Сильнее, чем я мог бы себе представить.

Кажется, я переоценил свои возможности.

Нет. На фиг.

Ее нервяк выводит меня из себя.

Я не собираюсь с ней воевать. Никогда не планировал. Если бы я начал с ней воевать, она бы этого не вывезла. Иногда мне кажется, что она вообще не представляет, каким уродливым может быть мир. Гребаное желание защищать ее от дерьма вокруг торкнуло меня еще в тот день, когда мы столкнулись в том коридоре, и я увидел ее впервые.

А она, твою мать, боится сесть в мою долбаную машину!

Втягиваю в себя холодный воздух с такой силой, что нос заходится.

– Калинина, – говорю с угрозой и предупреждением. – Ты мне на фиг не упала, приставать к тебе я не собираюсь. Хочешь пешком идти, иди!

Эта идиотка вдруг взрывается в ответ.

Сжав вдоль тела кулаки, психует:

– Не ори на меня! Понял?!

– Я орать даже не начинал, – цежу, повышая голос. – Едешь или нет?!

Я вообще на людей не ору, это не эффективно и тупо. Не понимаю, когда успел так выйти из себя, твою мать, но у меня реальное бешенство.

Натягивая на ладони рукава куртки, она ежится и втягивает голову в плечи, сверкая на меня своими долбаными зелеными глазищами.

По бледным щекам лупит дождь.

По моим тоже, но я холода не чувствую.

В венах кровь кажется кипятком.

– Ладно! – выплевывают ее губы.

Зашибись!

Шагнув к двери кофейни, она дергает за ручку, проверяя не забыла ли закрыть дверь. Дверь закрыта. Удовлетворившись, бросает на меня еще один психованный взгляд, и направляется к машине, семеня по скользкому тротуару.

Захлопнув свой рот, иду следом, надеясь, что она не свалится и мне не придется тащить ее в тачку на руках.