Семья для мажора

Ее пристальный взгляд на моем лице вдруг толкает к мысли, что ей чего-то от меня надо. От этого моя расслабленность слетает вмиг. Какое у нас с ней может быть общее дело догадаться ни хрена не стоит, и я не знаю, злит ли меня это или приводит в гребаное волнение.

– Никита, – вдруг выдает Таня. – Может хоть ты его вразумишь!

Это отвлекает, и я дергаю головой в ее сторону.

– Попробую, – отзывается Барков, расслабляясь на диване и забрасывая на шею сцепленные в замок руки.

Смотрю на Таню вопросительно.

– Я думаю, барную стойку нужно сдвинуть на чуть-чуть влево и сделать маленькую сцену для живой музыки, – деловым тоном сообщает она Баркову.

– У нас не будет живой музыки. У нас будет музыкальный автомат, – не имея желанию вступать в спор по этому поводу.

Мой ответ заставляет ее щеки порозоветь.

Барков откашливается в кулак, а его девушка прячет глаза.

– Про это я тоже хотела сказать, – отпивает Таня шампанского. – У этих автоматов очень дорогая аренда, зачем он вообще нужен? Нужно смотреть в перспективе. Подумай! Можно расширить аудиторию

– Тань, – проговариваю по слогам. – Мы делаем не караоке-общепит. Сдай назад и проанализируй все, что я тебе говорил. Если нужно, я повторю.

– Я все помню, – вскидывает подбородок, – но думаю, ты делаешь глупость.

– Спасибо за мысли, – говорю раздраженно. – Но у меня есть стратегия. Это будет выглядеть так, как я сказал. Я в курсе, что такое живая музыка, и я отказался от нее не потому что у меня такой приход, а потому что так нужно.

– Я думала, ты открыт для обсуждений, – мятежно смотрит в мои глаза.

– Видимо нет. – Ставлю на стол стакан и встаю, собираясь отлить и упростить этой Алёне задачу.

Глава 16

Кирилл

Застегнув ширинку, нажимаю на слив и мою в умывальнике руки, после чего вырываю из бокса салфетку.

В кармане джинсов вибрация, которую улавливаю с опозданием. Башка достаточно мутная, чтобы в ней притормаживали нейронные связи, поэтому входящий от матери в данный момент вообще не в тему, но упершись рукой в стену, послушно принимаю вызов.

– Привет, – бормочу.

– Здравствуй, сынок, – вздыхает она.

Эта наша новая фишка.

Теперь она звонит каждый вечер, чтоб узнать, как у меня дела.

Это не самый нормальный порядок вещей, но я не возражаю. Думаю, ей тоже нужно время, чтобы привыкнуть к тому, что я больше не живу с ней в одном доме.

– Твоя бабушка настоящий партизан. Слова не вытянешь. Может хотя бы от тебя я узнаю, стоимость твоего проекта?

– Стоимость еще до конца не определена, – вру, не желая посвящать ее в то, чем рискую.

В первую очередь я не хочу, чтобы об этом знал отец. Я сам попросил его мать, свою бабулю, никого не посвящать в суть наших с ней дел. С родителями матери я тоже общаюсь, просто они живут в соседней области. Дед до сих пор читает лекции по высшей математике в своем университете, поэтому переезд никогда не рассматривался.

– Могу я хотя бы взглянуть чем ты занимаешься? – спрашивает она. – Или это тайна?

– Не тайна. Если хочешь взглянуть, взглянешь.

– Это радует.

Помолчав, все же задает свой вопрос:

– Твои “каникулы” все еще продолжаются? Или тебе надоело по чужим квартирам болтаться?

Мне не надоело.

С каждым днем я все больше вхожу во вкус.

Кажется, до того дня, пока не свалил из дома, я не понимал всю степень своей угнетенности. Все из-за него. Из-за отца. Сейчас мне кажется, что я скорее сдохну, чем проиграю. Надеюсь, что я удачливый.

– Как дела у тебя? – перевожу тему.

– В конце недели командировка на два дня. Ты с кем-то встречаешься? – вдруг спрашивает она.

– Нет, – выпрямляюсь.

Из кабинки за спиной выходит какой-то пацан. Моет руки и направляется к двери.

– Вчера я видела Марину…

– Мне это не интересно.

– Ясно. Что ж, она передавала тебе привет.

Очень сомневаюсь. Все, что она может мне передать – это пожелание гореть в аду. После нашего последнего разговора мы ни единым словом не обмолвились, даже находясь в одном помещении. Это было давно, и я хреново те дни помню, потому что… тупо бухал несколько охрененных дней. После того, как Калинина попросила больше ей не писать и не звонить, я зависал в “Барабуле” гребаную неделю.

– Передай ей взаимный привет, – усмехаюсь.

Оборачиваюсь, потому что в отражении зеркала за своей спиной вижу Алёну.

Войдя в дверь мужского туалета, она с независимым видом осматривается, и это просто гребаная фантастика!

– Пздц… – бормочу в трубку, пораженный.

– Что? – переспрашивает мать.

– Ничего, – откашливаюсь, наблюдая за тем, как эта девица складывает на груди руки и впивается в меня глазами. – Мне идти надо.

– Ладно. Спокойной ночи.