Прах человеческий

«Arkam Resham aktullu. Arkam amtatsur».

Сверкнули когти Дораяики, и я вздрогнул.

– Правда, – ответил я, усилием воли заставив себя не притрагиваться к шрамам.

Гектор Олива смог лишь покачать головой:

– Звучит невероятно.

Он опустил руки и, потупив взгляд, добавил:

– Я родился уже после Аптукки. Когда вы победили Улурани. Подумать не мог, что когда-нибудь с вами встречусь, но… Вы и Дораяика… – Он запнулся. – Все равно что… встретить персонажей из книжки. Из оперы… не знаю. Трудно поверить, что вы настоящий.

К собственному удивлению, я рассмеялся. Хрипло, ненадолго.

– Может, кое-что общее у нас и есть. Меня нередко посещают такие же мысли, пусть и не о себе. – Я отвернулся, посмотрел на солдата в капсуле слева от меня. – У нас, людей, такая долгая история, что мы уже забыли, насколько древняя традиция – мифотворчество. Может быть, в нас заложено чувствовать себя не в своей тарелке, когда история и миф переплетаются.

– Все считали вас погибшим, – сказал молодой офицер, не найдясь с подходящим комментарием.

– Да я и сам так считал, – ответил я без лукавства.

Я не рассчитывал уйти живым из Актеруму.

– Официально об этом не объявляли. Наверное, в Имперской канцелярии считают, что это подорвет мораль. Вас даже к пропавшим без вести не причисляют. Но слухами земля полнится. Марло погиб в ходе конфликта с Содружеством. Марло погиб в бою со сьельсинами, был пленен врагом и казнен, и так далее.

– Не слышал об этом.

– Я в это не верил, – сказал Олива.

– Что ж, – нахмурил я лоб, – вы ошибались.

Сообразив, что я перегораживаю Оливе проход, я сразу добавил:

– Теперь моя очередь спрашивать. Вы из особого отдела. Что меня ждет?

Олива улыбнулся, поняв, что я больше не собираюсь донимать его личными щекотливыми вопросами.

– На Нессе? Да все как обычно. Встанем на орбиту, вы с вашей дамой дадите показания людям магнарха, затем вас подвергнут стязанию и высадят на планету. Нам предписано обеспечивать вашу безопасность до новых распоряжений императора. Вот и все.

– Стязанию? – переспросил я, повторив ненавистное слово.

Стязание было процедурой – ритуалом – Святой Земной Капеллы, в ходе которого человека проверяли на человечность. Мне приходилось однажды через это пройти – на «Тамерлане», когда Августин Бурбон и Лоркан Браанок попытались обвинить меня в сношении с искусственным интеллектом. Я до сих пор помнил инквизитора Гереона и его инструменты. Инъекцию адреналина. Панику. Мне измеряли давление, пульс, проводимость кожи. Постоянно раздавались какие-то сигналы. Меня не покидало ощущение неминуемого рока.

«Не хотите ли вы в чем-либо покаяться?»

«В данный момент вас ни в чем не обвиняют».

Впрочем, не было ли обвинением само решение инквизитора о необходимости стязания? Если нет подозрений, то и расследовать нечего. Но стязание не являлось допросом с целью определения вины, оно не позволяло получить оценку действиям подозреваемого. Оно проверяло само его естество, подвергало исследованию природу организма. Человек или машина? Человек или гомункул? Человек, или деймон, или зверь?

– Почему меня не подвергли стязанию на Колхиде? – спросил я.

Если существовали подозрения, по протоколу следовало провести процедуру как можно скорее.

Олива качнул головой, словно желая перетряхнуть прилипшие к черепу мысли, и застыл, держа руки на поясе, раздумывая над ответом. Он впервые продемонстрировал осторожность и расчетливость, и меня это удивило.

– Мне кажется… это очевидно, – произнес он наконец. – Глава разведывательного штаба на Нессе распорядился, чтобы вас доставили к нему… нетронутым.

– Нетронутым? – переспросил я. – Что это значит?

– Капелле и медицинскому персоналу Дорра было приказано не проводить вам никаких процедур, за исключением профилактики инфекций.

– Они думают, со мной что-то не так? – спросил я, хотя догадался обо всем еще до того, как слова сорвались с языка. – Нет. Все понятно. – Я жестом показал, что ответ не нужен. – Приказ поступил лично от Райнхарта.

– Не от Райнхарта, – опроверг Олива. – От магнарха Венанциана. Но вы поняли, к чему я клоню. Они оба – сторонники императора.

– Они хотели быть уверенными, что любые процедуры инквизиции будут проходить под их присмотром.

– Вот именно, – постучал по лбу пальцем Олива. – Поэтому и прислали меня.

– Вы атеист?

– Скажем так, у меня нет причин любить Святую Капеллу Матери-Земли, – ответил молодой коммандер и нервно, почти раздраженно смахнул с плеча косичку.

А у магнарха Венанциана не было особых причин любить меня, но он был бесконечно предан императору – и только ему. Его верность императору была превыше догматов Капеллы, традиций древних домов и кровного родства. Если я правильно понял Оливу, то Венанциан приказал отделу особого назначения разведки легионов охранять меня от посягательств Капеллы, пока я не окажусь в его владениях. Капелла уже пыталась убить меня на Фермоне. Императрица и старые «Львы» организовали покушение на Форуме.

Я так зациклился на Колхиде, выбрал ее, чтобы объявить о своем возвращении в Империю, что забыл, что другие фигуры на доске тоже могут передвигаться. В поисках безопасности я двинулся в направлении императора, а его агенты двинулись навстречу мне.

– Мы оба служим императору, – сказал Олива.

– Все служат императору, – поправил я, сглаживая намеки на возможные трения между партиями и фракциями. – Просто одни подчиняются человеку, а другие – престолу, на котором он сидит.

«Повиновение из любви к личности иерарха. Повиновение из верности трону иерарха».

Мог ли Ригель, сформулировавший восемь степеней повиновения, расположить их в неверном порядке? Разве любовь не была более сильным побудителем? Разве повиновение из преданности не было наивысшей степенью повиновения? В таком случае не должна ли любовь к иерарху стоять выше верности его трону? Не должен ли человек стоить дороже своей короны?

«Смотри ниже, – услышал я голос Гибсона. – Истина ниже».

– А вы и правда философ, как говорят, – произнес Олива.

– Я только учусь. Побудьте при дворе столько, сколько пробыл я, и сами удивитесь, как много людей пытаются угадать волю императора, вместо того чтобы ее исполнять.

– Попробую, – ответил коммандер. – Милорд, можно еще вопрос?

«Милорд», а не «ваша светлость» или «сэр». Я отметил небольшую перемену в его отношении и возросшее уважение ко мне.

– Можно, – ответил я, вздернув бровь.

– Говорят, когда вы были при дворе, то на дуэли голой рукой поймали клинок из высшей материи.