Царства смерти

– Полагаю, зрелище было грандиозное.

Когда опустился занавес, вместо оглушительных оваций раздались лишь неуклюжие хлопки наших рук. Зрители-лотрианцы не хлопали и вообще никак не реагировали. Мне стало неловко, ведь в Империи принято было провожать артистов аплодисментами, и я с поклоном поблагодарил председателей.

– Вот народ без хозяев и без богов, – произнес Девятый председатель, твердо глядя на меня. – Народ, каждый поступок которого приумножает его славу.

Я посмотрел на этого невысокого человека в серой мантии, сероглазого, с напомаженными черными волосами, и в очередной раз подивился, как лотрианцы похожи друг на друга.

Девятый председатель не сводил с меня глаз.

– Сильным – тяжелый труд, – произнес он, не дождавшись моего ответа. – Мудрым – учение. Справедливым – великие испытания. Умение каждого должно служить на всеобщее благо.

– Ваши танцоры прекрасно послужили, – ответил я, не спросив, как может определиться человек без имени, не знающий ни себя, ни цену себе.

– Каждый должен хранить верность конклаву, – сказал Девятый председатель. – Конклав должен хранить верность Книге. Таков порядок, такова справедливость.

– Кто-кто, а я не понаслышке знаю, что такое служба и верность, – поклонился я.

Глава 14. Дух машины

Мы ужинали за длинным черным столом посреди пустого зала. Между верхними этажами Народного дворца и мраморными террасами, которые я заметил еще с улицы, ходил лифт. Здания в этих суровых краях обычно строились громоздкими и топорными, но белые мраморные стены дворца красиво сияли в звездном свете, падавшем сквозь узорчатый купол.

Пол и стены в столовой тоже были облицованы мрамором. Здесь не имелось ни ковров, ни занавесок на узких горизонтальных окнах, чтобы хоть как-то скрасить утилитарный вид зала. Единственным предметом интерьера, помимо стола и прилагающихся к нему стульев, был пьедестал в углу, на котором с помощью магнитов медленно кружился огромный глобус Падмурака. Стены тоже не были никак украшены. Между лампами в унылых абажурах не висело ни картин, ни фотографий. На одной стене замаскировали под зеркало голографическую панель. Такие были во всех апартаментах председателей. Вероятно, из соображений безопасности и для обеспечения связи.

Еда была простой, но вкусной. Слова Третьего председателя подтвердились: в лотрианскую кухню вообще не входило мясо. Главным блюдом была похлебка из фасоли и моркови в томатном соусе. К ней подавался хлеб с жареным чесноком, без масла. Никаких яиц и прочих продуктов животного происхождения. Не было даже искусственно выращенных или синтезированных заменителей.

– Здесь нет официантов? – спросил я по-лотриански.

Слова «официант» в языке не было, поэтому я употребил термин manyoka, «помощники».

Семнадцатый председатель опустил на стол последнее блюдо и сказал:

– Праздные руки вредят народу. – Пригладив волосы, он сел напротив нас. – Руки не должны быть без дела. Каждый служит общему благу.

Он указал на дверь, через которую вошел, в сторону кухни. Я не сомневался, что при всем его напускном пиетете Семнадцатый председатель и палец о палец не ударил, чтобы приготовить этот ужин.

Я перевел его слова Валке, чей лотрианский был далек от совершенства.

– Выглядит аппетитно, – улыбнулась она председателю.

На представление и последующий ужин Валка нарядилась в свое лучшее платье, черно-белое, одновременно деловое и модное. Ее красно-черные волосы были заколоты в пучок. Почти черная помада притягивала к улыбке дополнительное внимание.

– Вам есть чем гордиться, – сказала она.

Радушный хозяин ответил на улыбку улыбкой и налил нам воды из невзрачного, но добротного металлического кувшина; сначала мне, потом Валке, потом себе.

– Народ – вот наша истинная гордость, – изрек он и умолк, разглядывая нашу трапезу.

Я вдруг подумал, что без мяса и рыбы она шла вразрез с привычными правилами. Блюда не делились на первое и второе, не было ни закусок, ни каких-либо указаний на то, в каком порядке и как нужно употреблять кушанья.

– Жаль, что Девятый председатель не смог составить нам компанию, – кивнул я в сторону пустого стула по левую руку от Семнадцатого.

– Руки не должны быть без дела, – пораздумав немного, ответил наш хозяин.

Я наклонился, чтобы кое-что шепнуть Валке на ухо, но та легонько ткнула меня ногой под столом. Я понял, что она хотела этим сказать. Мне не нравилась идея провести целый вечер в компании столь ограниченного в репликах собеседника. Разговаривать с лотрианцами было все равно что, подобно несчастному, обреченному Сизифу, толкать в гору постоянно скатывающийся камень.

К счастью, у меня, в отличие от Сизифа, была помощница.

– Председатель… – начала Валка, накладывая в тарелку изрядную порцию фасолевой похлебки. – Меня очень заинтересовал ваш язык. Адриан говорит, что вы общаетесь цитатами из главной книги вашего народа. Это на самом деле так?

Я перевел это с галстани на лотрианский, используя выражения, определенно не одобренные «Лотриадой». У председателя по-прежнему был наушник-переводчик, но я решил, что мой перевод будет точнее.

– Только правильная речь выражает волю народа, – сказал Семнадцатый председатель.

– Правильная речь? – уточнила Валка. – А что есть правильная речь?

– То, что идет на благо народа, – ответил председатель фрагментом цитаты без оригинального контекста.

Я не смог толком перевести это Валке.

– В Империи учат лотрианскому, но без упора на цитирование, – заметил я, с большим трудом вмещая мысли в лотрианские рамки.

Крайне тяжело было объяснить, чему учил меня мой наставник, не упоминая прямо ни себя, ни наставника. Мне казалось, я говорю как полудурок. С тех пор как я покинул родовую Обитель Дьявола, у меня почти не было возможности попрактиковаться в горловом лотрианском языке. Удивительно, но по-сьельсински я разговаривал лучше, чем на этом языке людей.

– Это неправильно, – ответил председатель. – Правильна только «Лотриада».

– Должны же быть какие-то послабления? – спросила Валка, когда я перевел ответ. – Неужели есть специальный правильный способ отпроситься, например, в туалет?

Семнадцатый председатель лишь рассмеялся.

– А что, если вы столкнетесь с чем-то неизведанным, для чего нет описания? Как вы станете это обсуждать? – Валке не терпелось получить ответы на все вопросы, накопившиеся за несколько недель нашего пребывания в Содружестве, а заодно и хорошенько помучить питраснука Великого конклава. – Вот встретите вы ксенобитов и что делать будете?

– Rugyeh, – уточнил я ее вопрос и пояснил Валке: – Это значит «чужие».

В лотрианском простейшие слова могли нести дюжину смыслов. Все зависело от контекста, и любой подтекст зависел от ясности выражения.

– Это не решает проблему. Если все ваши реплики составлены заранее, вы не можете обсуждать новые открытия. Не можете адаптироваться, – добавила Валка, поигрывая с ложкой.

Пока я переводил, хозяин кивал, после чего отправил в рот ложку похлебки. Оторвав кусок хлеба, он макнул его в миску.

– Воля конклава – воля народа. Добропорядочный человек для конклава – как сын для отца. Отец дает сыну голос.

– Каким образом?

– Обучая, – ответил Семнадцатый председатель, и мне снова показалось, что это фрагмент какой-то большей цитаты.

– Голос, – повторил я слово, имевшее столь огромный вес в зале заседаний конклава. Halas. – Конклав пишет новые реплики, если того требуют обстоятельства. И вы единственные, кому позволено пользоваться голосом?

– Da, – ответил хозяин.