Царства смерти

В следующий миг Валка упала в обморок, и что бы ни ответил Таллег, это уже не имело бы для меня никакого значения. Я бросился к ней, но не успел поймать. Опустившись на колени, я приподнял ей голову.

– Все хорошо, – сказал я, откидывая волосы с ее лица.

Ее левый зрачок расширился до предела и сокращался независимо от правого, на лбу выступил пот.

– Все хорошо.

Но все было отнюдь не хорошо.

Червь, запущенный в ее голову Урбейном, проснулся – возможно, от сильных переживаний или каких-то реплик в нашем разговоре, а может, сам по себе. У Валки уже давно не случалось приступов, и я в глубине души надеялся, что они навсегда остались в прошлом. Я слишком хорошо помнил темные ночи на Эдде, куда я отвез Валку в поисках помощи от ее народа. Она постоянно прикусывала щеки и губы. Царапала ногтями лицо до крови, и врачам пришлось связывать ее и накачивать успокоительным. Я помнил, как она едва не задушила себя за едой. Сама Валка этого даже не заметила – как будто ее татуированные пальцы подчинялись чужой воле, а не ее собственной.

– Что с ней? – тенью навис над нами Таллег.

Я не ответил. Взяв левую руку Валки, я принялся разминать онемевшие пальцы. Тавросианцы с Эдды сделали все возможное – за исключением стирания ее разума, – чтобы избавиться от вируса Урбейна. Их усилия нейтрализовали червя, иссекли его. Теперь он больше не мог ее убить. Но полностью удалить его ученые не сумели. Происходившее с Валкой сейчас было лишь тенью того хронического ужаса, выражавшегося в постоянных припадках.

– Что с ней? – повторил Таллег.

– Приступ, – коротко ответил я, не желая объяснять.

– Я пошлю за своими врачами. – Таллег сделал шаг назад.

«Ваши врачи, – подумал я. – Ваши».

Ну да, не лорд.

– Не надо, – ответил я. – Ей ничто не угрожает. Но я должен отвезти ее обратно в посольство. Простите, но наш разговор придется продолжить позже.

Валка вздрогнула, когда я усаживал ее в присланный Аргирисом грунтомобиль – уродливую черную лотрианскую машину, водитель которой лишь слабо кивнул мне и не предложил никакой помощи. Придерживая голову Валки так, чтобы не ударить о дверь, я усадил ее на заднее сиденье, отметив, что оконное алюмостекло было толщиной в дюйм, а дверь покрывали титановая броня и адамант, не уступающий в качестве тому, которым покрывают космические корабли.

Я ненадолго задержался на улице, сквозь легкую влажную дымку разглядывая фонари и абстрактные фонтаны у Народного дворца. Слова Таллега не оставляли меня, и купол над городом, казалось, давил все сильнее. За месяцы переговоров мы почти не продвинулись, и немудрено. Лотрианское Содружество было не государством, а экспериментом над человеческими жизнями.

– Адриан, садись, – тихо и натужно протянула Валка из машины.

Я сел рядом с ней и взял ее дрожащую руку. Она положила голову мне на плечо, а другую руку сжала в кулак. Первое время мы молчали, и водитель вез нас в абсолютной тишине. Салон машины был выполнен в имперском стиле, с красными кожаными сиденьями и позолоченными ручками. Мы словно оказались на прибывшем из родных краев плоту посреди однотонного серого моря. Снаружи по стеклам, подобно дождю, стекал конденсат.

– Не могу поверить, что это место существует, – пробормотала Валка на пантайском. – Думала, хуже твоей Империи быть не может.

– Я тоже когда-то так думал, – ответил я на том же языке. – Правда.

Не оглядываясь, я чувствовал ее скептический взгляд. Ее рука непроизвольно дрожала, и Валка сжимала ее, чтобы держать мышцы под контролем.

– Да, я так думал. Но всякий раз, покидая Империю, понимаю, что ошибался. Экстрасоларианцы. Содружество. По крайней мере, в Империи оберегают человечность.

Я повернулся, разглядывая сквозь окно мокрый город, и подумал: «Человечность. И человечество».

Идеалы Содружества были так же вредны для человеческого существа, как столь любимые экстрасоларианцами хирургические процедуры и «улучшения». И те и другие видели в человечности проблему, которая требовала обязательного решения.

– Что ты имеешь в виду?

Объяснив, я добавил:

– Империя – не ответ на все вопросы. Но она принимает людей такими, какие они есть, со всеми их пороками, и не навязывает окружающему миру свои идеалы.

– Не навязывает идеалы? – повторила Валка, плотнее прижимаясь ко мне.

Ее судороги постепенно прекращались. То ли остаточные проявления вируса МИНОСа постепенно исчерпывали свой ресурс, то ли подсистемы нейронного кружева Валки блокировали их.

– А палатины, по-твоему, что такое?

– Во-первых, спасибо за комплимент, – улыбнулся я, и Валка недовольно фыркнула и отвернулась. – Во-вторых, Высокая коллегия не превратила нас из людей в нечто иное, лишь раздвинула рамки нашей человечности. Помнишь, что сказал Таллег? Они всех людей хотят заменить гомункулами, как мерикани.

Валка вздрогнула – то ли от воспоминаний об изображениях и монографиях, которые мы обнаружили в архиве Гавриила, и откровениях Горизонта, то ли вследствие недавнего приступа.

Я разглядывал город, его простую монолитную архитектуру, многоквартирные дома и невыразительные правительственные здания, в ранних сумерках долгой падмуракской ночи похожие на горы.

– Здесь как во сне, – произнес я, по-прежнему размышляя над словами Таллега. – Но сон постепенно проходит.

– Скорее как в кошмаре, – ответила Валка, выглядывая из-за моего плеча. – Похоже на мой дом, если только убрать… – Она постучала по лбу черными ногтями, намекая на иллюзии, которые тавросианцы наносили на утилитарную простоту своего житья. В Тавросе все жили как будто во сне, раскрашивая блеклую жизнь искусственными утопическими красками на какой угодно вкус.

– Или как в воспоминании.

Содружество и Демархия – каждое государство по-своему – были отражениями мериканской империи, правившей человечеством на заре освоения космоса. Глядя из окна на великий город Ведатхарад, вспоминая города-каньоны Эдды и стерильные залы лечебницы, откуда я выкрал Валку, я видел воплощение их мечты. Некие ее фрагменты были даже в имперском культе Капеллы, мериканские предшественники которой почитали Фелсенбурга так, как мы чтим Бога-Императора, и ставили человечество в центр Вселенной.

Духи машины.

– Кажется, отпустило, – сказала Валка, но не убрала голову с моего плеча.

Мы так долго были вместе, что даже отстраняться друг от друга было непросто.

– Как ты? – Я взял ее за руку. – Как твои приступы? Становятся чаще?

– Нет. – Валка задумалась, копаясь в памяти. – Предыдущий был еще на «Тамерлане», перед остановкой на Гододине.

– Значит… – задумался я, не зная, что сказать. – А что это было в театре?

– Что?

– Ты замерла. Потом сказала, что ничего страшного. Я подумал, у тебя очередной… – Я замолчал, решив, что нет нужды лишний раз повторять слово «приступ».

Валка удивленно прикусила губу; ее глаза смотрели сквозь меня, пока она вспоминала.

– А! Мне показалось… – качнула она головой. – Мне вдруг показалось, что я почувствовала другое нейронное кружево. Но наверное, просто почудилось.

– Другое кружево? – удивился я. – Лотрианцы ведь ими не пользуются.

– Насколько мне известно, нет. – Валка снова покачала головой. – Я ничего такого не чувствовала с момента прибытия. Даже в конклаве. Если оно у кого и есть, то разве что у секретарей. – Она прикрыла рукой глаза. – Адриан, не волнуйся. Правда. Это лишь… остаточные проявления вируса. Редкие… Как будто он до сих пор в моей голове.

Мне не нужно было уточнять, что «он» – это экстрасоларианский маг Урбейн.