Накипь

– Он приглашает нас пересесть за свой столик, – сказала она.

– Зачем? – не понял Архипов.

– Потому что за нашим – недостаточно места, – нетерпеливо ответила Рита.

– Для нас достаточно, – сказал Литвинов.

Она встала и взяла в руки сумочку. Архипов тоже бестолково поднялся, не зная, что ему делать: то ли идти за ней, то ли оставаться. Литвинов не шелохнулся, его улыбка превратилась в две складки, тянущиеся от углов рта к носу.

– Ладно, идем, – сказал он.

Зрачки заострились и заблестели в его глазах.

– Come on, come on… – лучезарно улыбался и махал рукой иностранец. – I’m glad to talk with Russian guys.1

Произошло общее перемещение за другой столик. На большой диван справа от Риты сел иностранец, слева упал Литвинов. Света и Архипов уселись на стулья – напротив.

Тут иностранцу принесли обед, и объяснилось значение двух русских слов: «окрошка» и «селедка». Подача окрошки целиком работала на иностранное воображение. В глубокой тарелке горкой лежал салат, в котором отчетливо различались огурцы, яйца и отварной язык, в маленьком запотевшем кувшинчике шипел холодный квас, по трем крохотными мисочкам были размазаны горчица, хрен и сметана. «Селедкой» оказалась, конечно же, селедка под шубой.

– А! Замечательно! Я слышал об этом! Суп, который не надо варить! – обрадовался иностранец, когда официантка при нем налила в тарелку квас из кувшинчика. Он полез маленькой ложечкой в хрен и сунул ее в рот. Хрен тут же выбил слезу из обтянутого морщинками, искрящегося голубизной иностранного глаза.

– Я уже пробовал «борщ» и «котлета по-киевски», – сказал он, счастливо глядя вокруг, и этим, как бы приглашая всех остальных порадоваться своему удовольствию от борща и киевских котлет.

– Не всем нравиться русская кухня, – продолжал он. – Друзья говорили мне: «Луи, тебе не понравиться…», но я решил: «никаких предрассудков»! I am open-minded. I decided to give it a chance2, – развел он руками, словно подчеркивая свое намерение«to be open-minded».

– И как ваше мнение? – спросила Рита.

– Great! Немножко— как это?.. – specific, but great!3 Я думаю, это главное, когда знакомишься с чужой культурой – быть открытым. Поэтому у меня нет предрассудков ни против вас, ни против вашей страны. Я знаю Льва Толстого, Достоевского… My grand-grand-father was a Russian nobleman4… дворянин…

– Дедушку помянул, – сказал Литвинов. – Ты замечал, – обратился он к Архипову, – что эти господа всегда как будто ждут, что мы тут же проникнемся к ним умилением за одного только русского дедушку и любовь к борщу? Как будто наличие русского дедушки-дворянина превращает Луи в Левушку, а лосины – в портки…

Архипов ответил ему болезненной улыбкой в углу рта.

– Ты скажи ему, – обратился Литвинов к Рите, – что наши с Архиповым grand-grand-fathers— его, возможно, укокошили.

Но Рита даже не взглянула на него и с вежливой улыбкой продолжала слушать иностранца.

– Я давно хотел посетить Россию. Я всегда чувствовал особую связь… – он повертел рукой в районе то ли сердца, то ли желудка. – Я был уверен, что, как только окажусь в здесь, какой-то недостающий фрагмент моей жизни встанет на свое место. И вот я решился! Я всегда путешествую только на велосипеде – это мой принцип. Так можно лучше узнать страну и, к тому же, это… ecological5. Только я пересек границу, как тут же, не заезжая в гостиницу, направился в Эрмитаж – дворец царей. Прежде всего я хотел взглянуть на трон, которому служили мои предки, и, честное слово, у меня мурашкипобежали по коже, когда я там оказался. The Russian part of my soul was thrilling!6

– Ну конечно, «русская душа»…

– Ты не мог бы помолчать? – сквозь зубы проговорила Рита. – Мне интересно…

– Look! – иностранец полез в рюкзак, долго там рылся и наконец достал большое прямоугольное полотнище зеленого цвета. На нем белыми буквами было написано: «Ride bicycle— save planet!» – «Езди на велосипеде – спаси планету!».

– Обычно я креплю это к моему велосипеду, потому что верю, будущее планеты – в моих руках! Я могу изменить этот мир! В прошлом году я был на акции протеста…

– И против чего протестовали? – спросил Литвинов.

– Against oil fuel… against global warming and ice melting…7

– Посмотри на него, жалко беднягу, честное слово. Вышел, подрал горло за ветряки и электромобили и считает, что выполнил свой гражданский и общечеловеческий долг. Ты скажи, ему, что у них, дурачков, не осталось настоящего повода для протеста. Весь их протест – отрыжка от сытости…

Архипов поймал быстрый, непонимающий взгляд Светы. Рита же, поднеся чашку к губам, сказала с улыбкой:

– Мы с Лешей учились вместе. Он всегда любил поговорить. В аудитории это выглядело эффектно, а в жизни… немножечко смешно. Мой тебе совет: не воспринимай его всерьез.

Она шутливо закатила глаза и пригубила кофе. Света напряженно засмеялась. Литвинов осекся.

Иностранец, бестолково улыбаясь, переводил открытый, лучистый взгляд с одного на другого.

– What are talking about?..8

– О самом большом таланте русских, – перевела ему Рита, – таланте говорения.

– Да-да, я заметил, что каждый русский в глубине души – философ…

– Да, у нас обычно, чем меньше человек из себя представляет, тем больше ему хочется поговорить. Доказать себе и другим, что это не он неспособный и бесталанный, а просто мир несправедливо устроен.

– Мне кажется, все вы чуть-чуть пессимисты… Это потому, что вы мало путешествуете. It’s a reason!9Вы должны посещать новые места, знакомиться с новыми людьми! И получать новый опыт… Жизнь – это весело! Развлекайтесь, пока молоды!

– Что ж, о борще поговорили, о философии тоже, – сказал после небольшой паузы Литвинов. – Осталось только обсудить русских красавиц. Ну, как они вам?

Глаза иностранца заулыбались, и он сам заулыбался, поглядывая кругом.

– Очень-очень красивые! Я слышал об этом, а теперь увидел своими глазами. Все ухоженные, с макияжем… То есть я не хочу сказать, что каждая женщина обязана всегда быть с макияжем … Я вовсе не шовинист! Каждая женщина сама решает, как ей выглядеть…

– Да не переживайте, здесь вы никого не обидите, скорее наоборот… Тем более, наши красавицы очень ласковы с иностранцами.

Литвинов встал. За ним растеряно поднялась и Света.