– Странно видеть тебя рядом со мной, – подытожил он.
Несколько минут мы сидели в молчании, и только чуть слышный скрип качели нарушал тишину.
Вдруг он неожиданно повернулся ко мне и спросил:
– Можно тебя обнять?
Мне стало не по себе. Я столько лет пыталась забыть его, столько лет тянула невыносимый для меня груз любви. Вот только недавно начала приходить в норму. И он хочет все разрушить.
Но я не смогла ему отказать.
– Конечно, – голос дрожал.
Я придвинулась к нему поближе. Облокотилась на его плечо. Он взял мою правую руку. Так же как брал ее восемнадцать лет назад. Вытянул ее ладонью вперед и спросил:
– Что ты видишь?
Я немного помедлила, чтобы собраться с духом. Воспоминания нахлынули, как морская волна, сбивая все на своем пути и унося в море ненужный хлам.
– Отражение луны в твоих глазах.
Я больше не могла сдерживать слез. Он крепко обнял меня. И еще несколько минут мы сидели в тишине.
– У тебя прекрасная семья, – проговорила я, чтобы сменить тему.
– Ты знаешь, я все еще люблю тебя, – это прозвучало неожиданно громко в гнетущей тишине, хотя Виктор говорил почти шепотом. Его дыхание, как и раньше, обжигало мне щеку.
– Знаю, – не думаю, что стоило ему говорить об этом же.
Качель резко остановилась. Тишина зловеще надвигалась на нас. В этой тишине его голос прозвучал пугающе робко.
– Почему ты исчезла?
Глава 28
15 сентября 2021 года.
– Вы знаете, что любимому человеку нельзя дарить свою фотографию и часы.
– Это не больше, чем миф, – я все еще пребывал в недоумении. Рассказ Юлии снова оборвался таким нелепым, как мне сперва показалось, замечанием.
– И все же.
Она снова замолчала. Невыносимо было сидеть с ней в одной комнате и просто молчать. Видимо тишина много значила для нее.
– Может быть, поясните, что значат ваши слова.
– Часы – это символ времени. Это самое ценное, что мы имеем в жизни. Наверное, когда мы дарим часы, то хотим сказать, что время с этим человеком самое лучшее. Но часы имеют один неприятный недостаток. Хоть раз в жизни они останавливаются.
– Вы хотите сказать, что если часы остановятся, то время с этим человеком подошло к концу?
– Вы уже лучше стали меня понимать.
– Это несложно. Об этом думают многие люди.
– Но тем не менее продолжают дарить часы.
– Я все равно не вижу в этом ничего плохого.
Юлия опять посмотрела на меня своим глубоко печальным взглядом и отвернулась к окну.
– Когда ты даришь часы, ты не знаешь, сколько отведено вам времени вместе. Часы могут остановиться завтра, через неделю, через год.
– Да, но могут и вообще не остановиться, – вставил я.
– Могут. Но знаете, как невыносимо думать об этом каждый день. Постоянно смотреть на подаренные часы и предполагать: сейчас, через минуту… Или у вас годы?
– Но тоже самое можно предполагать и без часов.
– Тоже верно. Когда человек дарит часы, он бессознательно говорит: у нас ограниченное количество времени друг на друга. А время, еще раз повторюсь, бесценно. Без часов мы не оглядываемся на время. Мы просто наслаждаемся им. И не важно, сколько судьба вам отвела быть вместе. Наслаждение без оглядки на время. Что может быть лучше.
– Странная у вас логика, – ничего умнее не пришло мне в голову. – Так думаете вы одна. – Мне еще не попадались люди с таким понятием времени. Но я обратил внимание, что часов у нее на руке нет.
– Хорошо, а что насчет фотографии?
– Что? – переспросила Юлия. Кажется, я вывел ее из задумчивости.
– Вы сказали, что нельзя дарить часы и свою фотографию.
– Фотография – это чудесное изобретение, вы так не считаете?
– Не важно, что я считаю. Важно, что вы об этом думаете, – я пытался вернуться к реальности.
– Фотография останавливает нашу жизнь.
– Вы не можете так говорить, – воскликнул я. – Фотографии запечатлевают самые лучшие наши моменты жизни.
– Согласна. Но когда мы дарим фотографию, мы как бы говорим: вот это самое замечательное, что с нами произошло, остановись в этом моменте. Помни только о нем.
– Помнить, это замечательно.
– Но человек останавливается. Ваше будущее останавливается в этой точке. Или начинается другое, но уже не с вами. А ваша жизнь осталась только на этой фотографии. А для воспоминаний фотографии не нужны.
Юлия снова замолчала. Понимать ее мне становилось все тяжелее. У нее какой-то особый взгляд на мир, особое мироощущение. Может быть, поэтому ей так тяжело. Мало кто из людей сможет понять ее душу.
Тишина, как верная подруга, сидела рядом с нами и не давала волю эмоциям. Она бережно шептала что-тот Юлии на ушко, но та не показывала никаких чувств. Словно передо мной сейчас сидел не живой человек, а стояла огромная фотография. Только слишком четкая, слишком яркая, чтобы быть просто запечатленным моментом. Но в моей голове именно эта минута стала насыщенной безудержной вспышкой невидимого фотоаппарата.
– У вас есть фотографии Виктора? – спросил я некоторое время спустя.