– Сила, как у нескольких взрослых мужчин, – поясняю со вздохом. – Ты этот стол одна вынесла, а я и на полшага не смогла сдвинуть.
Хмурится. Точно понимает, о чем я говорю, но обсуждать не хочет.
– Несколько дней, – признается в итоге. – И что с того? – требует воинственно, когда я молчу.
А я просто не знаю, что сказать. Пугать дочку не хочется, а позитивных прогнозов у меня нет. Как-то жизнь приучила к обратному. Прикидываю в уме, к кому из городских целителей можно обратиться. Если к магу, то будет раз в десять дороже. Обычный знахарь тут вряд ли поможет…
– Ладно, – принимаю наконец решение. – Пока будем наблюдать, а сейчас продолжим работу. Только, пожалуйста, не пытайся вытащить шкафы самостоятельно. Мы их разрубим. И не спорь! А то отправлю наверх читать книги.
Худшее наказание для дочки придумать трудно. Все, что связано с учебой и образованием она ненавидит. Поэтому ворчит негромко, но все-таки идет за топором. А я поднимаюсь, отряхиваю юбки и произношу твердо:
– Все будет хорошо! – убеждая саму себя. – Все самое худшее уже позади!
Вместе с Леей мы разделываем шкафы. Я орудую топором, дочка выносит отрубленные части во двор. Дверцы, полки, боковины, ножки… В итоге к самому вечеру куча у нас получается внушительная. В полтора человеческих роста. Благо размеры двора позволяют.
Нахожу в кладовке запасы спиртного мужа. Ряды бутылок с мутноватой жидкостью. Она выглядит настолько пугающе и ненадежно, что я такой даже раны дезинфицировать бы не рискнула. Зато в качестве горючего в самый раз. Дочке невероятно нравится швырять бутылки в кучу, наблюдая, как они разлетаются на осколки, и горючая жидкость пропитывает дерево. Мы щедро опустошаем запасы Каррена, не оставляя ни единой емкости.
Зато костер в итоге полыхает так, что глаз радуется. Хоть хороводы вокруг води и пляши во весь опор. Впрочем, Лея именно так и поступает. Скачет, кувыркается, делает колесо, хлопает в ладоши.
– Гори-гори ясно, чтобы не погасло! – задорно напевает кричалку, которой я ее научила.
Но, какой бы сильной ни казалась моя девочка, природные ритмы берут свое. Мужнин хлам горит долго, а детский ротик все чаще растягивается в зевоте. Отправляю Лею спать, сама же остаюсь следить за костром. И уже в глубокой темноте, наблюдая за стреляющими и быстро гаснущими искрами, слышу задумчивое:
– Красиво…
Глава 8
– Вы? Что вы здесь делаете? – удивленно смотрю на незнакомца, заступившегося за меня на рынке.
И злюсь. Ну вот зачем он пришел? Мы с ним настолько разные, несовпадающие по всем параметрам, что наши вселенные никогда не должны были пересечься.
В черноте ночи Герр смотрится особенно опасно. Таинственно и пугающе. Яркость и богатство его одежды скрадывает обыкновенный темный плащ, оставляя на виду лишь внушительную фигуру и копну длинных светлых волос не по нашей моде. Здесь, в Эйванде, мужчины предпочитают короткие стрижки. А этот мужчина даже не пытается скрыть того, насколько он чужак.
– Не смог уйти, не попрощавшись, – в хрипловатом голосе Герра бархат и немножко колючего напряжения.
Яркие изумрудные глаза Винсента неотрывно следят за мной, улавливают каждое движение, не оставляют без внимания ни единый квадратный сантиметр тела. И я почему-то чувствую этот взгляд мягким облачком, касающимся осторожно, но при этом вызывающим морозец. Странные ощущения.
– Вы что-то путаете, Герр, – качаю головой и слышу потрескивание костра. Или то вопит моя интуиция? – Мы с вами попрощались еще на рынке.
– Вы местная? – словно не слыша моих слов, продолжает разговор Винсент. Словно это в порядке вещей вот так вот общаться в темноте с незнакомцами. Немного успокаивает наличие забора между нами, хоть старенький частокол и навряд ли сможет стать сколько-нибудь серьезной преградой для этого гиганта.
– Да, – привычно вру. Потому что моя история не для посторонних ушей. Даже мужу, спасшему из моря, я сказала, что тонула после кораблекрушения.
– Как давно вы здесь живете?
– К чему ваши вопросы? – прищуриваюсь. Отчего-то врать ему, что всю жизнь, язык не поворачивается. Странный мужчина, и реакция моя на него странная. – Уже слишком поздно, мне пора, – хочу сбежать. И неважно, что костер не догорел, из окна за ним прослежу. Главное – не оставаться один на один с этим Герром. Кто его знает, что за мысли у него на уме.
– Подождите, Льери, – окликает Винсент, бес спроса укорачивая имя, когда я делаю первый шаг к двери. И словно невидимая нить натягивается, заставляя меня остановиться. Оборачиваюсь нехотя. Воспитание и чувство самосохранения спорят внутри. – Расскажите мне что-нибудь о себе, – просит Герр так, будто не может принять какое-то важное решение. Будто любое мое слово, даже самое незначительное, способно помочь ему определиться.
– Я замужем, – бросаю спешно и, припустив во весь опор, скрываюсь внутри собственного дома. Захлопываю дверь, задвигаю засов.
Осторожно выглядываю в окно, но вижу только ярко сверкающий костер, который делает ночную тьму еще непрогляднее. Я не знаю, ушел ли этот Винсент, но на всякий случай не высовываюсь на улицу. Разве что спустя несколько часов выхожу, чтобы залить угли водой. Но то ли Герр правильно понял мой посыл, то ли он мастер маскировки, к собственному облегчению я более ничьего присутствия не улавливаю.
Умывшись и почистив зубы, пробираюсь к своей малышке под бочок – после смерти Каррена мы с Леей, не сговариваясь, стали спать вместе. Слушаю ее размеренное дыхание и сама постепенно проваливаюсь в сон. На этот раз для разнообразия кошмары прошлого не тревожат меня. Мне снится что-то светлое, радостное, несущее покой и благодать.
Наше утро начинается не с завтрака. Первым делом Лея тащит меня в кладовую – к нашим сокровищам. Там, в самом дальнем углу, за старым матрасом и древней зимней одеждой у нас припрятаны журналы. Стопка цветных, слегка потрепанных жизнью экземпляров. Я так рада видеть их и вообще держать, что мне кажется, я до сих пор чувствую запах типографской краски, исходящий от изданий.
Истинное сокровище этого мира, билет в наше с Лилией безоблачное будущее. Потому что земных журналов Бурда с выкройками тут ни у кого нет. И я собираюсь воспользоваться этим преимуществом по полной! Как и своей ретро-красавицей Зингер, доставшейся от бабушки. Она же и научила меня на ней шить, как и привила любовь к этому делу. Я даже в текстильный институт поступила, хотела в будущем сама создавать одежду. Вот только доучиться не успела. Жизнь внесла свои коррективы, не спросив на то моего мнения.
– Теперь можно не прятаться, да мам? – взбудоражено прыгает вокруг меня дочка. Обычно я запрещала ей рассматривать контрабанду с Земли, во избежание. Мало ли что ребенок может нечаянно ляпнуть. Но теперь нам с ней бояться некого. – А сошьешь мне это платье на пуговках? – тыкает пальчиком в цветное фото. – И вот это. И эту юбку. А это что, штаны на женщине? – глазки дочери удивленно округляются. – А так разве можно?
В журнале красуется бизнес-леди, одетая в серый брючный костюм в полоску. Широкие штаны, пиджак с огромными подплечниками – перед тем, как попасть сюда, журнал провел долгую жизнь на Земле. И пусть модели, представленные в нем, далеки от последних писков моды, для здешних реалий это особой роли не сыграет.
– Можно все! – торжественно заявляю я. – Все зависит от того, в каком обществе ты живешь.
– А мы в каком живем?
– Боюсь, что в консервативном, – вздыхаю. И тут же обещаю дочке: – Значит, начнем его менять!
Глава 9
Винсент Герр
Она или не она? Эта мысль не дает покоя все то время, пока мы во дворце разгружаем товары, перенесенные из другого мира. Как только мои люди обнаружили стационарный портал сквозь пространство, мы начали налаживать межмировые связи. Армию, оружие или опасных существ протащить сквозь него проблематично в виду пропускных особенностей, а вот разные интересные и полезные вещи – без проблем. Помимо обычной торговли мы наладили поставку особого черного жемчуга, который Валийцы* (*Валия – название мира, в котором очутилась Ольга после того, как истинный приказал ее убить) добывают в своих морях. Их минерал удивительным образом срабатывает как усилитель магии черных драконов, правителем которых я и являюсь уже две сотни лет.
За время моего правления Алгар* (*Алгар – название королевства черных драконов) достиг небывалого величия, став центром целой Драконьей Империи. Мы смогли выйти победителями изо всех войн, присоединить к себе почти все драконьи королевства и занять весь материк. Меня зовут величайшим правителем, объединившим крылатых ящеров. Обо мне слагают легенды, печатают книги, мое мужество, отвагу и военный талант воспевают в песнях. Лучшие драконицы стремятся завоевать место в моей постели, а самые амбициозные – окольцевать. Подданные чуть ли не боготворят своего императора, но за все в жизни приходится платить.
Моей платой оказалась моя истинная – сердце и душа каждого дракона, вода, огонь и воздух, единственная на все миры. Причем, отдал эту плату я добровольно. Молодость, глупость и амбициозность не могут служить оправданием.
Я тогда только стал королем. Гордый, тщеславный, честолюбивый, полностью не согласный с мягким правлением отца. Я считал, что великий правитель занимается только одним – войной, возвеличивая тем самым свое государство и показывая остальным свою мощь. А поистине великий правитель не имеет права на слабости. Совсем. Тем более на самую главную из них – истинную пару.
Влюбленный мужчина – слабый мужчина, думал тогда я. Да что там думал, я прочувствовал это на полную катушку. Верные друзья смогли найти мою истинную и привели ее прямо на праздник в честь коронации. Опоили специальным напитком, раскрепощающим и делающим девушек податливыми. Та ночь с моей девочкой доказала, что для связанного дракона нет ничего важнее и дороже своей пары. И я испугался. Уверовал в то, что сделаюсь размазней, растекусь сладкой лужей под каблучком своей истинной и стану заглядывать ей в рот вместо того, чтобы талантливо и величественно править.
На утро, все еще пребывая в эйфории после коронации и необыкновенной ночи, приказал убить ту единственную, что, как оказалось, делала меня живым. Безжалостно отсечь, как опухоль. Я искренне верил, что поступаю как подобает мудрому и дальновидному политику. Верил, что через истинную на меня смогут давить, угрожать и шантажировать. Что, избавляясь от нее, пока еще связь не окрепла, защищаю себя и свой народ, править которым мне предназначено самой судьбой.
Первые дней пять я даже держался. Считал сделанный роковой выбор верным и пытался жить разумом, пока драконья суть умирала от скорби и горя внутри. Мой зверь выл от тоски, истекал кровью и рвался вслед за своей парой. Грыз путь наружу себе изнутри. А потом и я сдался. Перекинулся и рванул к скале, с которой сбросили мою нежную и невинную девочку.
Море все это время штормовало. Ярилось так же, как и мой дракон, оплакивало погибшую. Не хотело верить в то, что это конец. Я нырял три дня и три ночи. Бороздил глубину в поисках хотя бы тела. Распугал все живое, что водилось в водах Штормового моря, но оно отобрало у меня даже возможность оплакать свою половину.
Вытащить меня из пучины удалось лишь пятерке самых близких друзей. Мой дракон собирался остаться на дне морском вместе со своей парой, а человеческая часть, в полной мере осознавшая, что натворила, не противилась такому исходу. Вернули меня силой, а после три месяца приводили в себя. Лечили от лихорадки – организм отказывался принимать целительскую магию и любые лекарства. Но все же упорство близких поставило меня на ноги.
Первые годы король из меня был откровенно плохой, а потом я начал все делать во имя моей истинной, именем которой даже не поинтересовался. В память о ней я создал величайшую империю в истории драконов. И вот спустя две сотни лет встретил ее полную копию в чужом мире.
Какова вероятность, что в то утро, два века назад, моя истинная не погибла в ледяных водах Штормового моря, а невероятным образом перенеслась в другой мир? Если учесть разницу в течении времени для наших измерений, тогда бы для нее прошло почти восемь лет с того момента* (*если расчеты автора верны, то один час в мире Ольги равен 25,8 часов в мире Винсента). Слишком мало, чтобы простить или забыть о случившемся. И слишком много, чтобы начать жить другую жизнь.
А если это не она? Двести лет вполне могли затереть образ, отпечатавшийся в моей памяти, серьезно изменив его. В любом случае мое сердце впервые за столько времени ожило, и дракон любопытствующе поднял голову, определенно отреагировав на девушку.
Стану ли я в связи с этим преследовать Ольерию?