(С)нежная. Дочь метели

***

Сэйдж разложила на кровати несколько платьев, брала каждое из них по очереди, прикладывала к себе и подходила к высокому зеркалу. По большому счету, ей было все равно, в чем появиться на балу. Она считала все свои платья одинаково красивыми – в этом смысле родители баловали дочь, заказывая для нее наряды из самых дорогих тканей у лучших столичных портных. В гардеробе девушки было множество платьев, подходящих к ее внешности – нежных розовых, голубых, зеленых, сиреневых оттенков. Родовым цветом дома Олсфортов был изумрудно-зеленый, и Сэйдж предполагала, что на этот во всех смыслах судьбоносный бал она наденет платье именно такого цвета, дополнив его скромными украшениями из белого золота. Но сейчас… Повертевшись перед зеркалом с зеленым платьем, она раздраженно закинула его на дальний край постели и схватила голубое, атласное, отливающее в свете свечей тяжелой синевой грозовых туч.

«А тебе идет. Подходит к цвету глаз – просто идеально».

Сэйдж тихонько застонала и отшвырнула платье. Ну нельзя же так! Она обошла кровать и дотянулась до вороха зеленого шелка. Надо быть серьезнее и ответственнее. В конце концов, завтра – не просто бал, а смотрины. Сэйдж будет выбирать будущего отца будущего герцога Олсфортского. Вот так. И детские капризы сейчас неуместны.

Поверх зеленого воротника Сэйдж встретилась взглядом со своим отражением в зеркале. Лёд, сталь. Стойкость.

«Прапрапрапрабабушка, я тебя не подведу…»

***

– Какая ты у меня красавица! – Сэр Брандон сгреб дочь в охапку и закружил, не обращая внимания на визг Фиолы «Платье!.. Помне-е-ете же!» Сэйдж засмеялась, обхватив отца за шею, как в детстве, и уткнулась лицом ему в плечо, чтобы спрятать глаза, в которых веселья не было ни капельки.

Брандон поставил дочь на ступеньку лестницы и спустился чуть ниже.

– Молодец, что выбрала это платье, – сказал он. – Голубой тебе очень идет. Просто изумительно подходит к цвету глаз.

– Спасибо, – улыбнулась Сэйдж. – А это ничего, что я не в фамильных цветах?

– Это твой день, Снежок, – сказал отец и словно бы сморгнул попавшую в глаз соринку. – Только твой. Пусть сегодня всё будет для тебя. Не для меня или мамы, не для дома – для тебя.

– Ну ладно, пойдем, гости уже скучают, наверное. – Сэйдж подобрала подол платья и осторожно шагнула на одну ступеньку ниже.

– Идем. – Брандон подставил дочери согнутую в локте руку.

Уцепившись за руку отца, как за перила раскачивающегося подвесного мостика, Сэйдж медленно спускалась по лестнице главной башни замка. Мимо неспешно проплывали портреты предков, с самого верха и до нижней площадки представлявшие стили живописи и костюмы разных эпох. Много, много веков от верха лестницы и до ее подножия… Вот и спускаться бы сейчас так же – долго-долго…

Она боялась, просто до помутнения в глазах, до полуобморока боялась выходить к гостям. Боялась взглядов, на которые она налетит, как на острые колья. Восхищенных, оценивающих… вожделеющих. Они жаждут ее богатства, ее титула, ее положения в обществе… И ее саму?

Что же делать со всеми вами?

Колени дрожали, ладони слегка вспотели от волнения, но Сэйдж не замедляла шага. Сердце колотилось, и она очень надеялась, что отец не ощущает этого бешеного перестука через руку, которой она опиралась на его предплечье.

Там, в этом зале, среди разодетой, благоухающей модными ароматами толпы находятся семь человек, которые прибыли сюда для того, чтобы она выбрала одного из них. При мысли об этом Сэйдж становилось дурно. Как же это унизительно… Их будут рассматривать, оценивать, как жеребцов на базаре. Ни один благородный человек не должен допускать такого отношения к себе. Выбор должен оставаться только за ним самим. А это… Недостойно. Противно. Просто омерзительно! И почему именно ей выпало производить этот лишающий человеческого достоинства отбор?..

Но выбора нет. Ни у нее, ни у них. Сэйдж расправила плечи и шагнула в широкий дверной проем.

Впрочем, тягостные ощущения удивительно быстро рассеялись под влиянием царящей в зале непринужденной обстановки веселья и ленивого, ни к чему не обязывающего всеобщего флирта. Кандидаты на руку дочери хозяина отнюдь не выглядели униженными. Все же Сэйдж неплохо знала тех, кого включила в свой список: молодые люди так или иначе были близки ей по духу и характеру, относились к жизни как к увлекательной игре, не хотели упустить ни единого хода, но при этом были достаточно осмотрительны, чтобы не ставить на кон всё до последнего медяка. И на нынешнюю ситуацию они смотрели легко: повезет – так повезет, нет – так жизнь впереди еще длинная.

Сэйдж танцевала то с одним, то с другим, выслушивала комплименты, сплетни, хвастливые рассказы, стихи разной степени наивности, подвергнутые тщательной цензуре анекдоты – и, казалось, позволяла себе раствориться в веселье и беззаботности. Она никогда не была нелюдимой, любила поездки в гости, обожала принимать гостей в Олсфорте и сейчас чувствовала себя как шустрая серебристая рыбка в чистой воде. Иногда она ловила на себе одобрительный взгляд матери и обеспокоенный – отца, ободряюще кивала им – «Всё отлично!» – и неслась по залу дальше, увлекаемая в танце очередным партнером.

Вечер пролетел незаметно. Гости начали расходиться по отведенным им комнатам – по домам никто не разъезжался, на следующий день были запланированы катания на лошадях по окрестностям и соревнования по фехтованию и стрельбе из лука для всех желающих. И к вечеру отец Сэйдж должен был объявить предварительные результаты «отбора».

Сэйдж, сцепив руки перед собой, медленно прохаживалась по отцовскому кабинету. Она сама попросила Брандона уделить ей несколько минут после того, как гости разойдутся по своим комнатам, хотя и понимала, что сегодня все устали, и с серьезными разговорами лучше бы подождать до утра. Но при этом девушка осознавала, что просто не сможет уснуть, не поделившись с отцом нераскрытым секретом, который камнем лежал на совести, и тем решением, которое она приняла сегодня.

Отец попросил ее подождать в кабинете и поспешил в спальню к леди Лилиане, которая переутомилась на балу и неважно себя чувствовала. Сэйдж остановилась возле камина, поворошила кочергой угли, выпрямилась и застыла, глядя на огонь. Оранжевые отсветы прыгали по стенам, вызывая одновременно ощущения уюта и непонятной тревоги, словно предчувствие беды вплеталось в мгновения покоя.

Вернулся Брандон, подошел к дочери сзади и обнял ее за плечи.

– Ты просто молодец! – сказал он, улыбаясь. – Мама просила передать, что она гордится тобой. Ты – настоящая хозяйка Олсфорта, лучше и пожелать невозможно!

– Надеюсь, что так, – улыбнулась Сэйдж, поворачиваясь к отцу. – Папа, я хотела поговорить с тобой… О двух важных вещах.

– Слушаю тебя. – Герцог указал дочери на диванчик у стены. – Присядем?

Сэйдж очень прямо села на диван и сложила руки на коленях. Брандон, на лицо которого набежала тень тревоги, уселся рядом вполоборота к ней.

– Что-то случилось, Снежок? – тихо спросил он.

– Не то чтобы случилось, – Сэйдж через силу улыбнулась. – Но все же… Папа, послушай меня. Нет необходимости проводить второй круг нашего отбора. И завтрашний день мне не понадобится, чтобы окончательно убедиться… Я приняла решение.

– Уже?.. – растерялся отец. – Так быстро? И… И кто он? Ты уже…

– Руфус, – глухо проговорила Сэйдж, опуская взгляд. – Виконт Кроуден.

– К… кто? – Брандон вскочил на ноги и с ужасом уставился на дочь.

Сэйдж подняла на него потемневший взгляд.

– Сядь, папа, я всё тебе сейчас объясню. Сядь, пожалуйста. – Она ласково коснулась его руки.

Брандон неуклюже сел на самый краешек дивана и повернулся к ней. На лице его застыло горестное и растерянное выражение. Он хотел было что-то сказать, но дочь жестом остановила его.

– Я знаю, ты надеялся, что я выберу кого-то помоложе и покрасивее, – начала она, – кого-то, кто, как ты полагаешь, достоин меня, обеспечит мне счастливую жизнь, кого я смогу полюбить, в том числе и за внешность… Но смотри, что получается. Я не люблю никого из них. И не уверена, что смогу полюбить хоть когда-нибудь. А ты видел, как они на меня смотрят?.. Тот же Дамиан – он за мной весь вечер ходил как привязанный…

– И чем тебе Дамиан не угодил?.. – буркнул Брандон.

Сэйдж печально вздохнула. Дамиан, высокий и статный, искусный охотник и фехтовальщик, голубоглазый и улыбчивый, такой милый со своими вечно падающими на глаза непослушными соломенными волосами… Остроумный и начитанный. Хорошо воспитанный, всегда спокойный и сдержанный. Просто идеал, мечта всех незамужних девиц в королевстве. Двадцатитрехлетний второй сын графа Бертонского, чьи земли находились в десяти днях пути от границ владений Олсфорта, был самым очевидным кандидатом на руку дочери герцога. Так думали все – и его родители, и родители Сэйдж, и другие кандидаты… Да и сама Сэйдж, по правде говоря, тоже так думала – пока перспектива замужества еще казалась туманной и отдаленной.

Сегодня же, танцуя с ним, слушая его милые и остроумные шутки, изящные комплименты и наивные, но в сущности неплохие четверостишия, которые он на ходу сочинял на предложенные темы, она поняла, что не сможет… Не сможет дать ему то, чего он заслуживает. И пока еще не слишком поздно, пока доброжелательный интерес в его взгляде не сменился голодной тоской, а затем – бессильной злостью на нее, на себя, на судьбу, которая так неудачно перетасовала карты… Нужно оборвать все нити, убить надежду, пока та еще слаба и говорит таким тихим голосом. Дамиан достоин того, чтобы его любили, им восхищались, смотрели на него с обожанием. Он должен найти ту, которая сможет ответить на его любовь. Сегодня Сэйдж отчетливо поняла – она не сможет.

– Смотри, папа, – начала она со вздохом. – Первое. Владения Кроудена граничат с нашими. Это означает, что мы с вами сможем часто видеться. Я не хочу оставлять вас с мамой надолго… Второе. Виконт Руфус станет следующим графом Кроуденским. И наш с ним общий сын получит в конечном итоге оба титула. А ведь гораздо удобнее, когда твои владения находятся рядом, верно ведь?

Брандон смотрел на дочь вытаращив глаза.

– Погоди, – подняла руку Сэйдж, видя, что отец собирается что-то сказать. – И третье. Руфус – единственный из всех кандидатов, кто смотрел на меня так же спокойно и оценивающе, как и я на него.

– И что в этом хорошего? – не выдержал Брандон. – Единственный, кто… Да как он…

– Па-ап, – Сэйдж улыбнулась – грустно и так по-взрослому, что у отца закололо в сердце. – Это-то и делает его самым подходящим для меня женихом. Ну что я буду делать с этими влюбленными мальчишками? Подумай сам… Не знаю, как ты, а я бы не хотела… – Она обхватила себя руками и отвернулась. – Только представь: ты страстно любишь кого-то, души в нем не чаешь, готов весь мир ради него перевернуть. Ты к нему со всей душой, со всем сердцем. А этот человек… Просто терпит тебя. – Она замолчала и уставилась в затухающий камин.

– Вот ты какая, дочь моя, – ошеломленно проговорил Брандон. – А почему ты так уверена, что не сможешь полюбить – того же Дамиана? Прости за… личный вопрос, но я должен его задать. Твое сердце уже занято кем-то, кто не может стать твоим мужем?

– Нет, – Сэйдж постаралась, чтобы ответ прозвучал убедительно – да так, чтобы убедить не столько отца, сколько ее саму, – мое сердце никем не занято. Но я достаточно хорошо себя знаю, папа. Просто доверься мне.

– Ох, доченька, – сокрушенно вздохнул Брандон. Он мог бы многое сказать о том, что думает о способности восемнадцатилетних девчонок здраво оценивать себя и других, но… Лучше просто промолчать. Он знал, что словами тут ничего не изменить.