Две секунды после

– Я имею в виду, я глупая? У меня тупое лицо?

На секунду он зависает, а потом поджимает губы, слегка опуская голову.

– Ты это в интернете прочитала?

Я горько улыбаюсь, перебирая край рукава. Сложно было не прочитать, когда это валится на тебя со всех сторон. Скользнув пальцами по моему предплечью, Том берет меня за руку:

– У тебя красивое лицо. Никто не будет этого отрицать, у всех есть глаза.

– Красивое не значит не тупое.

– Я не собираюсь убеждать тебя в обратном, как ребенка.

Я вздыхаю, понимая, что это глупо: зачем ему спорить со мной и что-то доказывать.

Том переплетает наши пальцы, а я сжимаю его ладонь.

– Я просто начинаю задумываться, что не так с моим лицом, – я вздыхаю, – может, я что-то о себе не знаю? Мне стоит выглядеть как-то по-другому? Я хожу с открытом ртом?

Том заливается смехом.

– Что? Ходишь с открытым ртом? Ну, не знаю… когда ты говоришь, ты его открываешь. А так я не смотрю на твой рот, смотрю на тебя в целом.

От его смешков мне становится легче. И правда, какая глупость. Открытый рот… Люди ищут причины придраться. Мы долго смотрим друг на друга, но эту идиллию разрушает звонящий телефон. Том отвечает, а потом говорит, что наша машина приехала, и мы можем отправляться в отель.

Направляясь по коридору к выходу, я говорю:

– Моя мать говорила мне, что я тупая. Наверное, поэтому комментарии меня так задевают.

Том становится серьезным.

– Бельчонок… – говорит он, и в моем животе взлетают бабочки. – Во-первых, не читай это. Если будешь слушать каждого, сойдешь с ума. Во-вторых, ты – это не то, что кто-то пишет, ты – это твоя воля, твои решения и твой выбор. Черт возьми, ты – человек, а не комментарий в интернете. Знай о себе правду и никогда в ней не сомневайся. Ты красивая. Ты не глупая. Может, бесшабашная, но им-то откуда об этом знать? Они с тобой не знакомы.

Я улыбаюсь, толкаю дверь, ведущую на улицу, и делаю шаг вперед, собираясь ответить, но вдруг спотыкаюсь. Меня оглушают крики людей и ослепляют миллионы вспышек так, что я теряюсь в пространстве. Прикрывшись рукой, я понимаю – это папарацци, и они обступили меня со всех сторон. Паника подскакивает до критического уровня, и, если бы не рука Тома, затянувшая меня обратно в здание, я бы, наверное, упала замертво. Второй рукой он с силой захлопывает дверь и замирает.

Я тяжело дышу.

– Черт… – громко выдыхаю я.

Развернувшись к Тому, я замираю от его растерянности.

– Вы говорили, они будут снимать нас только по договоренности! Что мы будем заранее знать, когда они рядом!

Он мотает головой.

– Я понятия не имею, что они здесь делают.

Поморгав, я кладу руку на грудь, пытаясь успокоить сердце. Том, аккуратно подступивший к двери, прислушивается.

– Кажется, нам нужна круглосуточная охрана, – говорит он.

– Мне страшно, как мы пойдем туда?

Паника поглощает, я начинаю метаться из стороны в сторону и задыхаться. Том останавливает меня и кладет руки на плечи.

– Так, успокойся, – он смотрит мне в глаза. – Там до машины десять метров. Спокойно пройдем, я тебя защищу.

Мое лицо горит, и я кладу на щеки ледяные руки, пытаясь себя отрезвить. Я не накрашена, у меня красные глаза и несколько прыщей на подбородке – меня бросает в дрожь от того, что такие фотографии разойдутся по всему интернету.

– Слушай, – Том привлекает мое внимание. – Ничего им не говори, на вопросы не отвечай, на провокации не реагируй. Если вдруг кто-то дотронется до тебя, не делай ничего в ответ.

Я судорожно киваю.

– И не отходи от меня.

Он обнимает меня за плечи, прижимая к груди. Резко дергает дверь и ступает на улицу.

Я прикрываю глаза ладонью, защищаясь от вспышек. Нам не дают пройти – и Том буквально раздвигает людей рукой и своим телом. Я не понимаю, как он идет, потому что не вижу вообще ничего. Меня слепит так, что слезятся глаза. Люди кричат прямо в уши, что-то спрашивают, но их голоса сливаются в один сплошной шум, и я не могу разобрать ни слова. Различаю только, как Том говорит «расступитесь» и «дайте пройти». Люди так близко, что я касаюсь их одежды, фотоаппаратов, рук, волос.

Кажется, будто это никогда не закончится, но вдруг мы во что-то упираемся – машина. Том с усилием открывает дверь, расталкивая репортеров в стороны – и я без промедления оказываюсь внутри. Он забирается следом, и фотографы едва не засовывают руки с камерами к нам в салон. С трудом закрывшись, мы медленно выезжаем на дорогу, пока нас пытаются снять сквозь окна автомобиля.

Я стираю слезы с глаз, Том видит это и явно пугается. Я не хочу ничего говорить в свое оправдание, у меня до сих пор сердце бьется так, будто сейчас выпрыгнет из груди. Потянувшись, Том находит мою руку на сиденье и сжимает ее, как бы говоря: «Я с тобой».

Глава 5

По дороге до отеля Том сообщает нашим менеджерам и отцу о произошедшем: говорит по телефону, ругается, спорит. Я не совсем понимаю, о чем идет речь, потому что в голове стоит шум. Единственное, что точно ясно: ситуация вышла из-под контроля. Так быть не должно. По крайней мере, все говорили, что такого не будет.

Меня уверяли, что это лишь театрализованное представление, со всеми согласованное. На каждом шаге мы будем главными. Но по ошарашенному лицу Тома я могу сказать точно – сейчас главным он не был. Его так же застали врасплох, как и меня.

Когда мы приезжаем, Том предлагает мне пойти в комнату, чтобы отдохнуть, но я отказываюсь: хочу поговорить с папой. Мы вместе заходим в его номер, где отец уже ждет нас. Его руки сцеплены, взгляд тяжелый. Вместо приветствия он говорит:

– Кто-то слил ваше местоположение журналистам.

– О, да ты гений, – иронизирует Том. – Как понял?

– Прекратите, – обрываю я их спор и обращаюсь к отцу: – Объясни, как это произошло?

Отец садится на диван напротив.

– У нас есть контракт, – начинает он, – с определенным агентством. Мы заранее сообщаем папарацци, где будем, и утверждаем позиции, с которых будет вестись съемка. Это взаимовыгодное сотрудничество: нас никогда не поймают врасплох, а они смогут продавать эти снимки и получать деньги.

Я киваю. Это все и так знают.

– Но есть еще другие, – встревает Том, залезая в мини-бар и вытаскивая оттуда стеклянную бутылку колы.

– Да, другие агентства и независимые фотографы… Но они не снимают всех подряд, только тех, на чьи снимки очень высокий спрос.

Том открывает колу и делает глоток, а затем говорит: