Две секунды после

– Я решила, что тебе не надо об этом знать. Но кто-то, видимо, думает по-другому.

– Теперь я хотя бы понимаю, что к чему.

– Что случилось, то случилось.

Я сжала челюсти и посмотрела в сторону, пытаясь сдержать слезы. Слышать о своей жизни, как о чем-то просто «случившемся», – невыносимо.

– Я не знаю, как ты будешь дальше, – сказала мама, – если продолжишь так жить, сопьешься вместе со своим папашей и кучкой его рокерских выродков.

– Я на реабилитации, как ты и хотела, что еще надо? – тихо спросила я.

– Это не реабилитация, это каникулы в Майами. Полное здание таких же избалованных мажоров, как и ты, которых все жалеют и облизывают. Нахождение здесь тебе не поможет.

Мне хотелось уйти, но я не могла. Мне хотелось послать ее, но я не могла. Мне хотелось не обращать внимание на ее слова, но и это я не могла. Только сложила руки на груди и посмотрела на нее со всей злостью, что была во мне.

Лицо мамы осталось безэмоционально, но я привыкла. Она облокотилась на спинку стула и вздохнула.

– Ты безнадежна, и я пытаюсь хоть что-то с тобой сделать. Всю жизнь пытаюсь, но ты воспринимаешь это как издевательства.

Я закусила губу, а мама скрестила руки на груди и продолжила:

– Вы с отцом сделали из меня самого худшего злодея на свете. И, как обычно, у вас во всем виновата я.

– Ты… – я запнулась, потому что не могла понять, что из огромного вороха мыслей хочу сказать. Мама перебила меня:

– Я всегда хотела сделать из тебя нормального человека. Если бы не твой отец и его влияние на тебя, у меня бы получилось. И, может, тогда ты бы не сидела сейчас здесь и не тратила полгода своей жизни, просто чтобы перестать быть животным.

Я почувствовала злость таких масштабов, что мир вокруг схлопнулся и перестал существовать. Кроме меня, матери и этой злости больше ничего не осталось.

Она еще что-то говорила, но я не слышала. Немного совладав с собой, я сказала:

– Знаешь что, мам? Я не хочу тебя знать. Я не хочу тебя видеть, не хочу с тобой общаться. Я бы предпочла вообще забыть о том, что у меня есть мать. Не собираюсь больше терпеть это. – Вздохнула и, не дав ей вставить слова, продолжила: – Ты пролетела полстраны, чтобы сказать мне, что я животное? Замечательно, а теперь лети обратно и живи своей жизнью «настоящего человека». А я пошла. Пока.

Я встала, с грохотом отодвинув стул. Мама проследила за мной взглядом и сказала:

– Если ты думаешь, что можешь так легко распрощаться со мной, то глубоко ошибаешься.

Я впилась ногтями в кожу ладоней, развернулась и ушла прочь.

– Я слышала, к тебе приезжала мама, – сказала миссис Томпсон, заглянув в свои записи.

– Да, – ответила я. – Приезжала.

– И как прошла встреча?

Я замолчала, задумавшись.

– Как всегда.

Она покивала, прищурилась и спросила:

– Что ты чувствуешь рядом со своей матерью?

– Ужас, – без колебаний выдала я. – Ненависть. Я ненавижу ее и до смерти боюсь.

– Твоя мать – жестокий человек, – напомнила психотерапевт.

– Да, – тихо согласилась я.

– Как ты думаешь, она отдает себе отчет в том, что делает?

– Да, она прекрасно все понимает.

Миссис Томпсон снова кивнула.

– Знаете, – не выдержала я, – мне очень больно от этого, правда. Даже больнее, чем от отсутствия Тома. И эти вопросы, которыми я с детства задаюсь… «почему так», «за что это»… Я понимаю, что они не имеют смысла.

– Не почему и ни за что, – согласилась она.

– Да.

Я замолчала и снова взглянула в окно. Там начался дождь. Миссис Томпсон не дала мне переключить внимание:

– Ты можешь спрашивать «для чего» и «что с этим делать», – предложила она.

Я посмотрела на нее и усмехнулась:

– Что, скажете, я должна простить ее?

Она вскинула брови:

– Ты? Свою мать? Ни в коем случае.

Я сглотнула. Почувствовала облегчение и удивление.

– Просто все вокруг удивляются, как можно ненавидеть маму, это же мама… И все вокруг требуют ее простить. Как будто бы я не имею права на те чувства, что к ней испытываю.

– Все вокруг не были на твоем месте, – миссис Томпсон поставила локти на колени и подалась ко мне: – Твоя история особенная, Белинда. Прости за прямоту, но твоя мать – психопатка. Она не причиняла тебе боль случайно, как большинство других мам, она делала это осознанно.

Я поморгала.

– Психопатка?

– Не совсем верное, с медицинской точки зрения, определение, но… да. То, о чем ты рассказываешь: контроль и доминирование, конфликт как способ общения, навязывание чувства вины, – это говорит о ее психическом расстройстве.

Я на несколько секунд впала в ступор, а потом выдавила из себя:

– Ничего не понимаю.