Сердце серебристого оленя

– Я зайду за вами, когда нужно будет выезжать.

– Спасибо, – кивает она и, уже стоя в дверях оборачивается, чтобы сказать: – и помни – ты самый лучший хореограф на свете.

Воспоминания Полли. 2015 год

Мне никогда не нравилась Нэл, и я искренне не понимала, как она может быть матерью Луки. Беспечная, со штормовым ветром в голове, а еще вечная заложница своих эмоциональных порывов.

– Это и привлекло бедного Ставра, – сказала мне как-то мама. – Он привык к размеренной и предсказуемой жизни, а Нэл внесла в нее смуту. Такие люди сродни наркотикам. А те, как известно, имеют свойство убивать.

В десятом классе я стала замечать, что Луку тянет к людям, похожим на Нэл. Он начал встречаться со взбалмошной Крис, поведение которой вымораживало меня за одну тысячную секунды. Каждый раз, когда она находилась в радиусе моей видимости, мне хотелось стукнуть ее длинной деревянной линейкой. Но Лука души в ней не чаял – растекался лужицей от одной ее только улыбки.

– Ну что, увели твоего парня? – спросил Макар, поймавший мой убийственный взгляд в сторону новоиспеченной парочки.

– Ой, хоть ты помолчи, – прошипела я и, дабы придать себе грозный вид, все же достала из пенала линейку.

– Знаешь, а я даже понимаю, что он в ней нашел, – продолжал одноклассник.

– Да ну? И что же?

– Сама посмотри, – кивнул он в сторону Крис. – Она разве что в рот ему не заглядывает, когда он говорит. Кажется, наш олененок любит внимание. Может, это от недостатка родительской любви?

– Тебе обязательно быть таким козлом? – возмутилась я, поражаясь тому, что он никогда не упускает возможности сказать гадость в адрес Луки.

– Что я могу сделать, если он меня бесит? – невинно пожал он плечами. – А еще больше бесит, как ты за ним бегаешь.

– Прекрати так говорить.

– Почему? Это же правда. Он и в ту поездку позвал тебя из жалости, а ты и правда поехала. Неужели ты ничего не видишь?

– Я вижу перед собой редкостного придурка! – воскликнула я, и на меня обернулся весь класс, включая Луку. Он бросил в мою сторону настороженный взгляд, но так и не подошел, предпочтя продолжить разговор с Крис и другими одноклассниками. Наверное, Макар прав, и ему нравится быть в центре внимания, но остальное просто не может быть правдой. – Ты заблуждаешься. А еще ничего не знаешь. Ни о Луке, ни обо мне.

– Я знаю тебя десять лет, Полли.

– И что же ты знаешь? – усмехнулась я. – Какая у меня оценка по географии или что я была без формы на физкультуре?

– Это тоже, конечно, но еще и другое. Например, я знаю, что в четвертом классе ты опрокинула на себя кастрюлю с кипятком и целый месяц лечилась от ожогов.

– Верно, – подтвердила я. –И это все?

– Помнишь ту корзинку, которую тебе принесла наша учительница?

– Конечно.

– Мы с Сережей собрали ее специально для тебя.

– Я этого не знала, почему она мне не сказала? – удивилась я.

– Наверно, решила, что лучше дарить ее от якобы всего класса.

– Надо было сказать мне, когда я вернулась в школу.

– Зачем? Мы хотели поднять тебе настроение, а не получить благодарность.

– Если не хотел, чтобы я была благодарна, зачем рассказал об этом сейчас? – парировала я, втайне растрогавшись из-за их поступка.

– Пытаюсь доказать, что знаю тебя лучше оленьего сына, – объяснил Макар, сохраняя серьезное выражение лица. Что-то в его взгляде заставило меня смутиться, и я поспешила перевести тему.

– Можешь не продолжать свой доклад о моей жизни, тебе все равно меня не переубедить.

– Уверена?

– Абсолютно. Все факты, которые ты назовешь, известны тебе только по одной причине.

– По какой?

– Мы одноклассники и знакомы десять лет.

– Думаешь, все одноклассники знают, что ты боишься учителя по биологии, что ты обожаешь лазание по канату, что ты никогда не берешь столовский компот из сухофруктов, что иногда ты прогуливаешь последние уроки, чтобы поскорее посмотреть новую серию «Милых обманщиц», что ты не любишь, когда идет снег, что ты всегда списываешь во время тестов по истории и что хранишь шпоры в одном и том же месте.

– В каком месте?

– Твои вязаные гетры, – улыбнулся он, явно довольный собой.

– Впечатляет, конечно, но это обычная наблюдательность, – отмахнулась я.

– А еще я умею слушать, – дополнил Макар.

– Да-да, можешь собой гордиться. Хочешь напечатаю тебе грамоту, как лучшему сталкеру в школе?

– Какая же ты дура, Полли. – Покачав головой, он фыркнул и отвернулся.

Я так и не поняла, собиралась я его окликнуть или нет. Прозвенел звонок, Лука распрощался со своей ненаглядной и, сев рядом, поинтересовался, все ли у меня в порядке. Спина сидящего передо мной Макара напряглась, и мне вдруг захотелось его коснуться. Он действительно меня знал. Гораздо лучше, чем Лука и остальные одноклассники. Я вырвала листок из бумаги и написала на нем послание, которое не могла произнести вслух:

Помнишь ты спросил, не рассорил ли ты меня с Макаром?

Лука достал ручку и быстро написал мне ответ:

Да. Почему ты спрашиваешь?

Я снова перевела взгляд на спину Макара и, улыбнувшись, добавила еще одно предложение:

Думаю, когда ты уедешь, мы можем снова стать друзьями.

Я не подумала о том, как Лука воспримет мои слова. Мы часто говорили о его возможном переезде, гадая, что в этом случае станет с нами: сможем ли мы поддерживать связь на расстоянии, будет ли у него время на переписки и созвоны, не накроет ли меня депрессия после выпуска из школы и устройства на первую в жизни работу. Я ни в чем не была уверена и в какой-то момент просто-напросто устала об этом думать. День, когда Лука сядет в самолет и отправится на двухнедельную стажировку, приближался, а вместе с ним росло мое желание отстраниться. Подсознательно я пыталась отвыкнуть от Луки еще до того, как он меня покинет, и ничего не могла с этим поделать – слишком свежи были воспоминания о разлуке с отцом.

– Не терпится от меня избавиться? – вслух поинтересовался Лука, демонстративно порвав листок, на котором мы переписывались. – Ну, тогда у меня для тебя хорошие новости. Вчера мне сказали, что стажировка продлится два месяца. Если все пройдет хорошо, одиннадцатый класс я буду заканчивать уже не здесь.

– Два месяца? – переспросила я, растерявшись, потому что он должен был улететь всего лишь на две недели в июне. – До августа?