Всего лишь я

– Должно быть, кропотливая работа, – подмечает Летта, не переставая довольно улыбаться.

– Чему ты радуешься? – недоумеваю я.

– Кажется, ты ему нравишься.

– Что с тобой сегодня происходит? То хочешь познакомить меня с каким-то барменом, теперь это… – Сморщившись, я кладу бумажного лебедя на край стола и заставляю себя отвести взгляд от широкой спины Тамаза, виднеющейся в первом ряду. На нем, как и вчера, обтягивающая черная водолазка, подчеркивающая его крепкие плечи.

– Я не виновата, что мне на глаза попадаются подходящие кандидаты на роль твоего парня, – оправдывается подруга, просматривая новостную ленту в телефоне. – Видела страницу Тамаза?

– Да, он же писал в беседе, – отвечаю я слишком быстро, словно обороняясь от словесной атаки.

– В черно-белых фотографиях есть своя магия, – рассуждает она, то приближая, то снова отдаляя лицо Тамаза на снимке. – Интересно, откуда у него этот шрам над губой.

Сделав вид, что не расслышала последнего предложения, я открываю скетчбук и, достав из сумки карандаш, начинаю рисовать лежащего передо мной лебедя. Понятия не имею, что этим подарком хотел сказать Тамаз, или что я сама чувствую по этому поводу. Все происходящее напоминает странный сон, из которого мне никак не удается сбежать, чтобы вернуться к привычной жизни.

Преподаватель объявляется ближе к середине занятия и, поблагодарив нас за терпение и понимание, начинает занятие. Немного расслабившись, я даже умудряюсь записать добрую половину его лекции, но потом меня отвлекает всплывшее на экране телефона сообщение от отца.

Папа: Что у вас там происходит? Мне только что звонила Анфиса и сказала, что тебя похитили.

Эми: Я на учебе, потом тренировка. Сможешь заехать и проверить ее?

Папа: Да, я уже отпросился с работы и еду к ней.

Эми: Спасибо. Напиши, как она.

Папа: Нам нужно серьезно поговорить, Эми, потому что дальше так продолжаться просто не может.

Эми: Еще позавчера с ней все было нормально, пап.

Папа: С ней уже давно ничего не нормально, и ты это знаешь.

Эми: До вчерашнего дня она была в НОРМЕ, с которой мы научились жить.

Папа: Я почти подъехал. Увидимся вечером.

Эми: Напиши, в порядке ли она.

Непроизвольно сложив ладони в молитвенном жесте, я пытаюсь справиться с нарастающей в груди паникой, участившимся дыханием и выступившими слезами. Больно прикусив дрожащую нижнюю губу, едва не вскрикиваю от злости на саму себя. Нельзя было оставлять маму в таком состоянии, и чем только я думала, уходя на учебу? Вдруг это та самая роковая ошибка, которая все уничтожит?

– Я в столовую, тебе что-то нужно? – спрашивает поднявшаяся с места Летта.

Осознав, что первая из двух пар по дизайн-разработке подошла к концу, я растерянно озираюсь по сторонам и обнаруживаю, что почти все уже вышли на перерыв.

– Если только воды, – отвечаю я.

– Ты какая-то бледная. Точно не голодна?

Отрицательно покачав головой, я снова беру в руки телефон, ожидая, что на экране вот-вот появится сообщение от папы.

– Ну ладно, скоро вернусь, – неуверенно говорит подруга.

Я слышу ее удаляющиеся шаги и как она зовет кого-то с собой в столовую, но мой взгляд прикован к бездушному прямоугольному куску металла и пластика, который должен оповестить меня о состоянии самого родного человека.

– Похоже на оригинал, – заявляет знакомый низкий голос.

– Что? – Непонимающе уставившись на Тамаза, я моргаю, совершенно позабыв о застывших на ресницах слезинках.

– Твой рисунок лебедя, – поясняет он, пристально смотря мне в глаза.

Осознав, что сижу перед раскрытым скетчбуком, я закрываю его и тут же прячу в сумку.

– Ты что-то хотел?

– Ничего. – Его сухие ответы противоречат тому, с каким интересом он рассматривает мое лицо, но, само собой, я делаю вид, что не напряжена из-за его присутствия.

– Спасибо за лебедя. Не знаю, зачем ты его сделал, но спасибо. – Я стараюсь держаться отстраненно, но вежливо, чтобы не выглядеть еще более странной, чем накануне.

– Ты когда-нибудь слышала о теории черного лебедя? – спрашивает Тамаз.

– Нет, что это?

– Так говорят о событии, которого никто не ожидал. Но когда оно случается, то его появление кажется вполне логичным и закономерным.

– Ясно, а почему именно черный лебедь?

– Потому что до семнадцатого века ученые были уверены, что существуют только белые лебеди, – рассказывает он. – А когда в Западной Австралии обнаружили черных, то сразу нашли этому объяснение.

– Я об этом не знала, – признаюсь я, дослушав.

Несмотря на абсурдность этого разговора, он помогает мне отвлечься и ненадолго выдохнуть. У Тамаза бесстрастный и тихий, но в то же время чарующий голос, за которым хочется следовать. Уверена, именно такими интонациями обладают профессиональные гипнотизеры, способные ввести человека в настоящий транс.

– Я тебя напугал, когда процитировал то стихотворение, – неожиданно замечает он, хотя мы еще вчера покончили с этой ситуацией. – Эта фигурка лебедя в качестве извинения.

Я не успеваю ничего ответить, потому что загорается экран телефона, который все это время лежал у меня в руке.

Папа: Пришлось вызвать скорую. Они сделали укол, чтобы ее успокоить.

Эми: Ты же не отвезешь ее назад в тот центр?

Папа: Мы поговорим об этом вечером.

Эми: Ладно.

Когда я поднимаю голову, Тамаз уже собирается уходить, так и не дождавшись моего ответа. Ощутив укол вины за свое предвзятое отношение, решаю окликнуть его и дать что-то взамен. Чтобы и у него сохранился на память символ нашего примирения.

– Вот возьми, – прошу я, отдавая ему наскоро вырванный из скетчбука рисунок черного лебедя.

– Спасибо. – Уголки его губ приподнимаются, но это все еще трудно назвать улыбкой.