Я заглядываю в его темно-зеленые глаза, несмотря на страх пораниться о его металлический режущий взгляд.
– Почему ты рассказал мне об этой теории?
– О какой? – интересуется вернувшаяся из столовой Виолетта. Она протягивает мне бутылку с водой и вопросительно смотрит на Тамаза. – Я что-то пропустила?
Так и не ответив на мой вопрос, Тамаз разворачивается и уходит на свое место.
– У-у-у, – протягивает Летта. – Какой неприступный. Наверное, поэтому все по нему сохнут.
– Сохнут? – переспрашиваю я. – Кто?
– Да все. Оглянись, – она кивает на компанию наших одногруппниц. – Думаешь, кого они обсуждают целыми днями?
– Они же его совсем не знают.
– В этом и смысл. Он, как конфетка, которую хочется откусить, чтобы узнать, что внутри.
Может, и хорошо, что мама запрещала мне общаться с парнями. Потому что это точно не для меня.
– Не понимаю я этого, – признаюсь я, сделав глоток воды. – Заинтересоваться человеком только потому, что он недоступен? Бред.
– Согласна. Именно поэтому я с Мишей. Он без всех этих прибабахов. Говорит, что думает, ничего не таит. Но в таких, как Тамаз, есть определенный шарм, и с этим ничего не поделаешь.
– Не вижу в нем никакого шарма. Только мрачную сдержанность.
– И все же ты говорила с ним, пока меня не было, – ухмыляется подруга. – А еще подарила ему свой рисунок. Я все видела, Эми, даже не пытайся отмазаться.
– Он сделал мне подарок, чтобы извиниться за вчерашнее, я захотела ответить тем же. Так было правильно.
Несмотря на твердость в голосе, я все еще сбита с толку из-за Тамаза и напугана предстоящим разговором с отцом.
– Хофчепшь? – Летта протягивает мне злаковый батончик, пока пытается прожевать тот, что у нее во рту. – Офчхень вкусшфно.
– Давай, спасибо.
Откусив немного батончика, я задумываюсь о том, как донести бумажного лебедя до дома и не повредить. Хотя меня вообще не должно это волновать. Точно не в ситуации, в которой сейчас находится моя семья. Но я волнуюсь. Искренне и всем сердцем переживаю за сохранность этой хрупкой черной птички.
Искорка
Если бы меня попросили одним словом описать отца, я бы назвала его собранным. Всегда готовым к принятию важных, хоть и непростых решений. Хотя, судя по рассказам мамы и сохранившимся фотографиям, в студенческие годы он был совсем другим. Стеснительным и неуверенным в себе, предпочитающим провести вечер за учебниками, нежели встретиться с друзьями. Возможно, он изменился из-за знакомства с мамой, точно шторм ворвавшейся в его спокойную жизнь.
Папа ожидает меня в гостиной, устроившись в большом кожаном кресле, которое до сих пор закреплено за ним, несмотря на его окончательный переезд несколько месяцев назад. На спинке стоящего неподалеку компьютерного стула висит его серый пиджак, с которым он не расстается уже пару лет.
– Эми, – кивает он, как только я оказываюсь перед ним. – Как прошел твой день?
– Пап, давай не будем тратить время. Что ты намерен делать с мамой?
– Мне правда интересно, как поживает моя дочь. И мы не начнем говорить об Анфисе, пока ты не расскажешь, что нового и как прошел твой день.
Уверена, что именно таким тоном он общается со своими подчиненными. Но я уже привыкла и не обижаюсь на присущие ему строгость и официальность.
– Да ничего особенного. Все как обычно. Послушала лекции о дизайне в универе, потренировалась на катке и поехала домой.
– Перед тем как уснуть, Анфиса сказала мне о парне с поцарапанным лицом. Твой новый друг?
Я пытаюсь сохранить бесстрастное выражение лица, но это практически невозможно, потому что речь явно идет о Тамазе.
– Эми? – зовет отец, нахмурив темно-каштановые брови.
– С чего ты взял, что речь идет о реальном человеке? – спрашиваю я, опускаясь на компьютерный стул. – Она сказала, что это был сон.
– Ну, пару часов назад она так не считала. Ты же помнишь наш уговор? Никаких парней в доме.
– По-твоему, я нарушила запрет и привела сюда парня из маминых снов? – усмехаюсь я. – Похоже, не у меня одной начался индуцированный бред.
– Что это?
– Неважно, – отмахиваюсь я, разочарованная тем, как развивается наш разговор. – Моей вины в происходящем нет. Надеюсь, тебе достаточно моего слова. Или хочешь расспросить соседей, не приходил ли сюда некто с поцарапанным лицом?
– То, что ты сейчас грубишь, уже о многом мне говорит, – спокойно парирует он.
– Ты ведешь себя так, будто это форсмажор на работе, который нужно срочно решить.
– Это гораздо серьезнее любого форсмажора, Эми. Речь идет о вашем с Анфисой благополучии. Я уже позвонил в центр, но у них сейчас нет свободных мест. Мне искренне не хочется искать что-то еще, потому что только там она получала должный уход и бережное отношение.
– Так и не ищи. Мы справимся, – уверенно заявляю я, хотя насквозь пропитана сомнениями.
– Это невозможно, Эми. Знаю, что ты не хочешь отправлять ее в обычную лечебницу, поэтому предлагаю вот что… – Сделав паузу, он откашливается и достает из кармана брюк телефон. – Я созвонюсь с несколькими организациями, которые предоставляют соответствующие услуги и найду для нее сиделку. Как только в том медицинском центре освободится место, мы сразу же перевезем ее туда. Я уже обо всем договорился, мне позвонят и сообщат.
– И что я должна на это сказать? – негодую я. – Ты уже все решил и просто ставишь меня перед фактом. Как обычно.
– Скажи честно, Эми, ты все еще веришь, что ей можно помочь?
– Да.
– Я дал тебе шанс найти специалиста, который что-то изменит, но ты только потратила время и деньги. Как долго ты собираешься тянуться к звездам?
– Пока не достану одну из них.
Кивнув, отец протягивает мне телефон, чтобы я взглянула на резюме представленных на сайте сиделок.
– Мы не можем оставлять ее одну в таком состоянии, – напоминает он. – Это не выход, но временное решение. Соглашайся.
– А ее ты спросил? – Взрываюсь я. – Мама вообще в курсе твоих планов? Думаешь она обрадуется, когда проснется и увидит рядом с собой постороннего человека? Ты только пытаешься быть заботливым, но совсем о ней не думаешь!
– О, Эмилия! Я только и делаю, что думаю о ней. С тех самых пор, как она заявила, что беременна тобой и…
– А при чем тут это? – не понимаю я.