Другая сторона

Путь до библиотеки был коротким, а время все намеревалось ускорить предстоящую казнь. В голове гудели мысли, словно там засел рой диких пчёл. Пол скрипел под ногами при каждом, нетвердом шаге, и это заставляло понервничать ещё какое-то мгновение. Внезапно девушку заинтересовали висящие в кашпо цветы. Красное пламя, украшающее каждый коридор дома. Кажется, она выпила немного больше, чем половина бокала.

От выпитого вина, цветы в дальнем углу комнаты превратились в размытые пятна. Ноги слегка подкашивались, становились ватными. Генриетта прислонилась к стене и глубоко задышала. Прошло еще несколько минут, которых хватило, чтобы алкоголь выветрился, уступая место новой волне страха. Но деваться было некуда и пришлось идти вперед.

И вот она – дверь в библиотеку, дверь в новую жизнь…

Глава 3.

Перед глазами появилась самая любимая комната в доме. Именно в библиотеке девушка проводила большую часть свободного времени. Изучая старые тома неизвестных книг, даже названия которых было невозможно прочитать из-за старости, девушка забывала обо всём на свете. Но больше всего ее привлекали книги, написанные на неизвестном Гере языке. Казалось, что это заклинания тёмных и светлых колдунов, которые могут многое изменить в этом мире. Она бы хотела изменить.

Сама комната была достаточно светлой и просторной для библиотеки. Свет, пробивавшийся сквозь стеллажи, оставлял на узорчатом полу яркие полосы. Стены, на первый взгляд пустые и свободные от лишней нагрузки, собрали на себе коллекцию великолепных портретов. И несмотря на свои колоссальные размеры, картины все равно не достигали потолка.

Ни один из «жителей» этих картин не был знаком Гере, но в своих фантазиях девушка представляла их как одну большую семью. Портреты в полный рост были выполнены рукой талантливого художника. Но одна из картин вызывала в Гере особые чувства. Она не могла объяснить тот факт, что полотно откликается в сердце ностальгией. Странное ощущение того, что девушка видела этих людей. В жизни, возможно, случайно сталкиваясь с ними в торговом центре, но она чувствовала, что черты их лиц имели место в сердце. А может она всего-навсего дала волю воображению?

На этой «особой» работе изображались двое: мужчина в темно-зеленном мундире и женщина лет семидесяти в платье (наверняка, времен Екатерины второй). Они стояли рядом, мужчина нежно держал руку своей возлюбленной и, казалось, что глаза его светились счастьем даже с полотна картины. Женщина всегда притягивала к себе взгляд Генриетты: те же огненно-рыжие волосы, казавшиеся нереальными из-за столь уважаемого возраста, струились по плечам и были немного короче волос Генриетты. Глаза так и мерцали малахитовым сиянием. Наверное, это было отличие художника, писавшего все портреты в их доме. Он мог изобразить глаза любого особенно живыми на своих работах. А мужчина, который был изображен рядом, очень напоминал отца Генриетты, каждая мелочь напоминала его, только немного старше и слегка полнее.

В углу, у самого края стены висел семейный портрет Волковых, совершенно не вписывающийся в общую идиллию ее воображаемой семьи. Он был выполнен совершенно другим мастером, это было ясно сразу, и в глазах изображенных не было того блеска, что был у остальных собравшихся.

От мыслей её отвлек шум из дальнего конца библиотеки. Это были родители. Теперь Гера вспомнила, зачем она здесь. Ком подбежал к горлу в считанные секунды. Девушка медленно обходила стеллажи с книгами, чтобы добраться до источника звука. Прошла пара минут, и Гера отчётливо начала слышать разговор родителей.

– …ты сказал, что положил портал сюда! Где же он! – в растерянности бормотала Виктория, вытаскивая книги одну за другой. Ее взгляд метался сверху вниз, даже не успевая зацепиться за что-то одно.

– Ничего не пойму, – всплеснув руками выдохнул Роман. – Он был здесь, я не переставлял книги в этом отделе.

У Геры от этих слов каждый волосок на теле встал дыбом, ведь это именно она вчера была здесь и искала, какой книгой отвлечься от скуки. Она замедлила шаг, подбирая нужные слова.

– Это я вчера была тут, – едва выглянув из-за полки, подала голос девушка. – Видимо, и книги переставила я, – опустив взгляд в пол пробормотала она.

Роман с удивление уставился на дочь. В его взгляде можно было разглядеть целый спектр эмоций, от удивления, до дикого негодования.

– Что!? Но… почему он не открылся, если ты брала его в руки? – вопрошающе взглянув на жену, спросил Роман.

– Дорогой, ты забыл? – положив супругу руку на плечо проворковала Виктория. – Ей ещё нет восемнадцати, она не прошла посвящение, а значит, всё ещё в "человеческой фазе", – последние слова Виктория произнесла практически одними губами, чтобы Гера ничего не услышала.

Непонятные перешептывания родителей и их хитрые взгляды в сторону дочери, Гере порядком надоели. Она чувствовала себя так, словно от нее скрывают секреты создания мира. Непривыкшая к тому, что ее в чем-то обделяют, пусть это даже какая-то информация, девушка жестом попросила родителей прекратить разговоры и произнесла, стараясь при этом быть как можно строже:

– Так! А теперь объясните мне, что происходит, иначе я не скажу, куда убрала тот… этот… в общем, то, что вы сейчас ищите! – в полном замешательстве выпалила Гера.

– Солнышко, мы не можем пока ничего сказать, нам нужен ПОР-ТАЛ, – по слогам произнесла Виктория. – И мы всё тебе объясним, я обещаю, только скажи, где он, – взяв девушку за плечи, слегка потрясла ее Виктория.

– Хорошо, – вздохнув, сдалась дочь. – Он на третьей полке сверху, у последнего стеллажа, четвертая книга слева, – не понимая почему, так чётко сказала Генриетта. Порой она забывала положенный в задний карман джинсов телефон. Но эту книгу не выпускала из памяти с того момента, как она выбралась из ее рук. Еще одной странностью было то, что она сразу поняла, о какой книге говорят родители, хотя называли они её "портал".

– Ого! Вот это память! – с восхищением воскликнул Роман и ушел туда, куда указала Генриетта. Его действия были четкими, будто спланированными заранее.

– Когда-то и у нас с тобой была такая… – мечтательно протянула Виктория.

Спустя несколько секунд послышались радостные вопли Романа:

– Нашел! Не подвела твоя девичья память! – он широко шагал навстречу своим любимым дамам, одаряя их фирменной улыбкой. В руках у него была чёрная, как тьма, книга, размерами не больше кирпича. Из нее едва заметно лился тёмно-кровавый свет. Картина выглядела весьма мрачно и пугающе. По спине девушки побежали мурашки. Ноги будто пристыли к тому месту, где стояли.

Гера сжалась и с силой вцепилась в мамину ладонь, которая оказалась холодной, как лед. Но даже это не было столь удивительным, чем зрелище, открывшееся перед девушкой. Мама могла легко замерзнуть на сквозняке. Но как объяснить этот загадочный свет? И почему он так манит к себе девушку? Виктория весело расхохоталась и приобняла дочь за плечи, шепча при этом:

– Не переживай, мы всегда будем с тобой, что бы ни случилось – эти слова придали девушке немого храбрости.

– «Если родители так спокойно к этому относятся, почему меня должно что-то пугать?» – подумала Генриетта.

Когда Роман раскрыл книгу, комнату заполнил густой кровавый туман, от которого девушка не могла оторвать взгляд. Спустя мгновение он стал таким ярким, что глаза не выдержали и Гера зажмурилась. Все тело пронзил легкий электрический разряд, он вызывал дискомфорт, но никакой боли не было.

Все закончилось так же быстро, как и началось. Девушка долго не хотела открывать глаза, боясь увидеть нечто ужасное, но вскоре любопытство взяло вверх над страхом. Открыв глаза, она пришла в ступор. Тело, словно статуя замерло на месте. Еще несколько минут назад они были в библиотеке, среди множества книг и бумаг, а теперь… Мозг отказывался воспринимать действительность, ведь они находились на улице, а перед глазами стоял огромный черный дворец, усыпанный со всех сторон плющом, таким же черным, как и сам замок.

Его высокие шпили прокалывали серые облака, скрываясь за этим плотным покрывалом. Высокая влажность этого места окутала полупрозрачную кожу девушки, и по спине пробежалась толпа мурашек.

Глава 4.

Генриетта долго стояла и смотрела на замок, казавшийся до боли знакомым. Он возвышался над деревьями, прямо как её собственный дом. Все напоминало здесь любимый Петербург, но даже такой пасмурный город как он не шел в сравнение с этим местом.

– Мам, а кто тут живет, и почему мы здесь? – оглядываясь по сторонам, спросила Гера. В ее голосе слышалась тревога, но она никак не вязалась со спокойствием матери.

– Дорогая, это наш дом, тут живем мы: ты, я и папа, просто сейчас мы находимся по другую сторону нашего привычного мира, – ответила Виктория таким спокойным тоном, будто в этом не было ничего сверхъестественного. – Пройдем в дом, на улице сегодня слишком пасмурно, – бросив взгляд на хмурые облака, проговорила Виктория.

В памяти девушки вспыхнули все возможные воспоминания с родным домом. И как бы не хотелось в это верить, но чернеющий замок перед глазами был им. Да, он отличался от привычного светящегося белизной замка Волковых и сейчас скорее напоминал логово Дракулы, чем теплую обитель, но это сто процентов был дом Генриетты. С этим долго спорить не приходилось.

– Но… Это невозможно, – пытаясь переубедить саму себя, прошептала Генриетта и остановилась. Она почувствовала, как страх охватывает её с новой силой. Боясь сделать лишнее движение, будто от этого зависела её жизнь, Гера уставилась на черный дворец.

Девушку обволакивал невидимый туман. Он застилал глаза и проникал в разум, сбивая в кучу все размышления. Он не был осязаемым для других, но девушка чувствовала его каждой клеточкой своего юного тела. Он был не только физически осязаем, он проникал внутрь тела, смешиваясь с теплой кровью и мягко распространялся по плоти.

Из этой пучины, едва различимо, донесся голос Виктории:

– Солнышко, ты дома, – она шептала, прикрывая рот шелковым платочком цвета спелой вишни. – Пройдем внутрь, и ты сама всё поймёшь. Мы тебе поможем во всем разобраться, милая, только обещай, что поверишь нам.

Гера чуть заметно кивнула, окутанная таинственным туманом и отправилась вслед за матерью в сторону замка. Они шли по густой траве тёмно-зеленого оттенка, необычайно темного, казавшегося нереальным. Все, что окружало девушку в данную минуту, казалось бредом какого-то сумасшедшего. Все вокруг имело мрачный вид: деревья казались тенями тех, к которым так привыкла Гера. Кругом слышались крики ворон, будто не было больше других птиц в округе. Весь этот мир будто специально залили темной краской, чтобы напустить большего страха на бедную девочку, пришедшую сюда с другой, светлой стороны.

Когда они наконец подошли к зданию и стали подниматься по мраморным ступеням, у Генриетты не осталось сомнений, что она действительно дома. Оковы тумана спали, и девушка почувствовала некое облегчение. Ноги уверенней зашагали по ступеням. Каждый камешек, каждая трещинка была знакома, Гера могла отличить их от сотни других таких же и ни за что бы не перепутала.

Огромные двери отворились перед своими хозяйками, приглашая их войти. Девушка обернулась на улицу, проверяя не сон ли это. Смолянистые деревья раскачивались из стороны в сторону под бушующим ветром. Как странно. На улице ветер казался ласкающим бризом. Действие тумана ослабло, разум очистился и соображать стало легче.

Внутри дома ничего не изменилось после их загадочного исчезновения, (видимо, не так много времени на это ушло). Все было на своих местах: любимые мягкие кресла, даже цветы, несмотря на всеобщий траур, так и остались пылать своими алыми бутонами.

– А где Чарльз? – оглядываясь по сторонам, поинтересовалась девушка.

– Остался в Петербурге, – сверкая глазами ответила Виктория.

И только сейчас девушка заметила, что они сменили цвет. С карих, обрамленных золотым ореолом на винно-красный. Возможно ли такое? Или это очередные фокусы «этого мира»?

Генриетта шла за матерью (уже опасливо озираясь на нее) по длинному коридору, который никак не могла отыскать в своей памяти, будто его и не существовало вовсе. Он был ничем не отличим от остальных коридоров их дома, не хватало лишь маленькой детали – цветов. Они дошли до самого конца и наткнулись на массивную дверь.

– Рабочий кабинет отца, – не проговорила, а будто пропела Виктория.

– «Какой звучный голос у мамы. И почему она раньше этого не замечала?» – восхищалась Генриетта в своих мыслях.