Дом грозы

– Минус десять секунд за расизм. Следующий вопрос.

– Зачем тебе я?

– Чтобы попасть в резервацию Имбарг, нужно быть кровным магом времени.

– Зачем нам в резервацию?

– Там находится Дом грозы, в нем Источник веры. Один флакон, содержащий Источник веры, решит нашу проблему. Эта жижа просто избавит Энга от крови твоей матери.

– Что будет со мной? Когда я почувствую кровь матери?

– Понятия не имею.

– Мне нужен маршрут.

– Обойдешься.

– Зачем мне в дороге… ты?

– Потому что ты не знаешь маршрут. – Нимея сглатывает и смотрит на Фандера строгим прямым взглядом, от которого любой бы испуганно отпрянул, но Хардин не отвернулся.

– Я куплю карту.

– Имбарга нет на карте.

– Откуда ты знаешь дорогу?

– Твоя мать подсказала.

– Я ее спрошу.

– Она не скажет.

– Почему?

– Мы тебе не доверяем.

– Ложь. Я не желал брату смерти. Никогда.

Он замолкает и распрямляется.

Они ему не доверяют. Они боятся, что он бросит Энграма в беде. Как будто нахождение в тюрьме сделало его еще большим подонком, чем он был прежде.

– Дело не только в этом, – холодно отвечает Нимея, пока Фандер ничего себе не надумал. – Это место меняет таких, как ты. А я буду в безопасности, я не маг времени и, если что, шарахну тебя по башке, чтобы пришел в себя.

– Как ты попадешь туда?

– Пусть это будет для тебя сюрпризом.

Она видит, как Фандер растерян, и ей почти его жалко. Заключение явно оставило на нем след: взгляд стал пустым и обреченным, будто этот человек поставил на себе крест. Нимея могла бы его подбодрить, но совсем не хочет. Они друг другу чужие. Фандер Хардин – это человек из прошлой жизни, в которой он не был светлым пятном. Нимея никогда не боялась его, ведь всегда считала себя ловче, сильнее, но самое главное – хладнокровнее. Хардины состоят из эмоций и самомнения, в отличие от нее.

Сейчас, когда напротив нее стоит жалкое подобие прежнего Фандера, человек со старческими глазами, смешно вспоминать, что Хардин когда-то был мальчишкой, а потом заносчивым студентом, источающим яд.

– Ты можешь пару часов поспать или привести себя в порядок. Этот похоронный костюм слишком приметен.

– У тебя завалялась мужская одежда?

– Я взяла из дома твоей матери одежду Энга. Твою старуха Мейв вышвырнула, решив, что за Энгом и Омалой тоже придут, если их с тобой хоть что-то будет связывать. Переоденься и прими душ. Умыть лицо недостаточно, чтобы стать человеком. И ты все еще воняешь.

– Слишком много претензий, – цедит он.

– Уж прости, но мне с тобой минимум неделю таскаться, не хочу потом отмываться всю жизнь. Ты же аристократ, как-никак, держи лицо.

– Звучит как вызов. На меня не налезут эти тряпки. – Он хмуро рассматривает одежду Энграма.

Нимея окидывает его оценивающим взглядом и пожимает плечами.

– Ты преувеличиваешь свои достоинства. Я на полтора часа выйду, раздобуду какой-нибудь еды и транспорт. Развлекайся.

* * *

Новый Траминер Нимее нравится еще меньше, чем Старый. В Старом были чистые улицы и грязные окраины, куда стекались все бедняки, а теперь грязно было везде.

Простые люди потеряли работу, спекулянты поднялись и набивали карманы. Культурная жизнь Бовале сошла на нет. Кому нужны театры, если можно посмотреть, как шпана вынесла пару серебряных подсвечников и удирает от охранника?

Все нечистокровные используют магию к месту и не к месту, лишь бы ткнуть носом истинных, продемонстрировать способности, которыми те не обладают. Теперь вместо того, чтобы носить сумки, люди левитируют их по воздуху, что приводит к столкновениям пешеходов. Поэтому на земле валяются рассыпанные яблоки и побитые яйца, выпавшие из продуктовых корзин. В воздухе стоит смрад из-за высокой влажности в городе и слишком большого объема работ для дворников.

Теперь оборотни предпочитают передвигаться по городу в своем животном обличье, поэтому улицы похожи на один большой зоопарк. Остальные маги шугаются распоясавшихся фольетинцев и жалуются на них друг другу, ведь раньше такое поведение считалось выходящим за общепринятые нормы и даже опасным для общества. Простой человек не поймет, волк идет навстречу или девчонка, и угодит в беду, слишком поздно обнаружив дикого зверя. Оборотень же может сотворить зло, будучи животным, сбежать в лес и выйти оттуда человеком, оставшись безнаказанным.

Бовале поглотила анархия. Нимея вернулась сюда, как только заболел Энграм, и с первого же дня прибытия мечтала о его выздоровлении, чтобы покинуть это уже гиблое место. Она бы забрала Хардинов с собой, но Омала не желала покидать свой дом и бросать сидящего в тюрьме старшего сына.

Все закончится, и я их увезу. Энграма и Омалу.

Это все, о чем думала Нимея, морщась от жалкого вида разбитой и разоренной улицы Реббе, пересекающейся с такой же неприглядной центральной улицей Авильо.

Когда-то перекресток был главной площадью, но два с половиной года назад истинные, шутки ради, вырастили прямо под асфальтом маленькую милую рощицу, за одну ночь лишив половину города водоснабжения. Ремонтные работы идут до сих пор: площадь разрыта, организованы переходы, закрытые черепичной крышей, на домах поблизости видны строительные леса. Удивительно, как быстро люди привыкли к плачевному состоянию площади и просто забросили ее восстановление. В переходах появились ларьки, под строительными лесами начали ночевать бездомные.

Нока ныряет под обветшалый козырек лавки, где когда-то работала семья ее подруги, Лю Пьюран, и идет через разгромленное помещение к черному выходу. Так делают все, из разрушенного здания сделали короткий путь к рынку, чтобы не обходить всю центральную площадь.

Когда-то тут были чистые стеллажи, по которым мама Лю раскладывала свертки с дорогими тканями, а мистер Пьюран сидел в бархатном кресле у высокого окна и читал газету. В лавке всегда пахло чистотой: стиральным порошком и тем отчетливым ароматом глаженых вещей, что всегда делает атмосферу невероятно уютной. Сейчас кто-то растащил доски, в углу валяются никому не нужные тонкие прозрачные ткани – красота теперь не в моде, в моде тепло. Пахнет пылью и старьем. На Нимею от этой картины уже даже перестала накатывать тоска, настолько привычны стали такие виды когда-то роскошного города.

Она выходит с обратной стороны торговых рядов в еще более грязную часть Бовале, где людно и шумно, пахнет уличной едой, свежей рыбой и сырым мясом.

– Нока, ты ко мне? – крякает огромный толстяк, стоящий у своей бакалеи, подпирая спиной косяк.

– Да, нужна еда с собой.

– Похлебка? Каша?