Сейчас вылетит птичка!

Это письмо – сентенциозная чушь, полная жалости к самому себе. Но именно такие письма характерны для писателей; и поскольку я уволился из «ДЭ», то если я не писатель, я никто.

Искренне твой,

ненормальный.

Конфидо[3 - © Перевод. М. Загот, 2010]

Лето тихо скончалось, и осень, учтивая душеприказчица, собиралась убрать жизнь под надежный замок – пока за ней не явится весна. Эта печальная и сентиментальная аллегория за окном вполне устраивала Эллен Бауэрс, которая рано утром в кухне своего домика готовила завтрак мужу, Генри. Был обычный вторник. Генри принимал холодный душ по другую сторону тонкой стены – и отчаянно фыркал, приплясывал и похлопывал себя по голому телу.

Эллен была жизнерадостная миниатюрная блондинка чуть за тридцать, и даже простецкий халатик ее не портил. Она любила жизнь почти всегда, но сейчас в этой любви преобладало некое чувство, напоминающее заключительные тремоло церковного органа. Сегодня утром ей открылось, что ее муж (хороший человек, что уже само по себе здорово) скоро станет богатым и знаменитым.

Ничего подобного она не ждала, ни о чем таком не помышляла; ее вполне устраивала та малость, какой она владела, да еще невинные приключения духа, например, размышления об осени, которые вообще давались даром. Генри никак нельзя было назвать удачливым дельцом – на этот счет в семье царила полная ясность.

Он тоже не требовал от жизни многого и обладал даром лудить, чинить, что-то мастерить – всевозможные материалы и механизмы в его руках оживали, как по мановению волшебной палочки. Правда, все его чудеса были мелкого масштаба, а работал он лаборантом в компании «Акусти-джем», которая занималась производством слуховых аппаратов. Хозяева ценили Генри, но высоко оплачивать его труд не собирались. Приличных доходов Эллен с Генри и не ждали и успокаивали себя тем, что получать деньги за игру в бирюльки – это вообще большая честь и даже роскошь. На том и сошлись.

Да вот только сошлись ли, размышляла Эллен, глядя на жестяную коробочку и провод с наушником, лежавшие перед ней на столе. Устройство напоминало обычный слуховой аппарат, но являло собой современное чудо, под стать Ниагарскому водопаду или сфинксу. Генри тайком соорудил его во время обеденных перерывов и вчера вечером принес домой. Незадолго до отхода ко сну Эллен посетило вдохновение, и она нарекла коробочку «Конфидо» – в этом слове уютно совмещались конфиденциальный разговор и кличка любимой собаки.

– Что человеку на самом деле нужно – почти больше еды? – с напускной скромностью спросил Генри, первый раз показывая жене свое изобретение. Несмотря на крупный рост и грубоватую внешность, обычно он бывал робок, словно обитатель леса, но тут в нем что-то изменилось, появилась какая-то искра, голос стал зычным. – Как думаешь?

– Счастье, Генри?

– Ясное дело, счастье. А где ключ к счастью?

– Вера в Господа? Ясное будущее, Генри? Здоровье, мой дорогой?

– Какое желание ты видишь в глазах любого прохожего на улице, куда ни посмотри?

– Ну, говори сам, Генри, я сдаюсь, – беспомощно вымолвила Эллен.

– Человеку нужен собеседник! Который его понимает! Вот и все. – Генри поднял со стола Конфидо и махнул им у себя над головой. – Это он и есть.

И вот сейчас, на следующее утро, Эллен отвернулась от окна и робко вставила наушник от Конфидо в ухо. Плоскую металлическую коробочку она прицепила под блузку, проводок упрятала в волосах. В ухе что-то застрекотало, зажужжало – будто рядом расположился назойливый комар.

Она застенчиво прокашлялась, хотя ничего говорить вслух не собиралась, просто, взвесив мысли, подумала:

– Какой ты приятный сюрприз, Конфидо.

– Если и есть человек, который заслуживает перемен к лучшему, так это ты, Эллен, – прошептал Конфидо ей в ухо. Голос был металлический и даже пронзительный – так звучит голос ребенка, когда тот говорит через расческу, обернутую папиросной бумагой. – Тебе столько пришлось перенести, должно и на твоем пути встретиться что-то хорошее.

– Охххх, – подумала Эллен, в мыслях занижая чрезмерно высокую оценку. – Какие уж такие испытания выпали на мою долю? На самом деле путь был и приятный, и легкий.

– Это только с виду, – возразил Конфидо. – А ведь ты во многом себе отказывала.

– Ну, в чем уж таком…

– Ладно, ладно, – согласился Конфидо. – Я тебя понимаю. Но это ведь между нами, а такие вещи надо иногда доставать наружу. Полезно для здоровья. Домишко у вас дрянной, живете в тесноте, твоя душа от этого страдает, и тебе прекрасно это известно, бедная ты моя. И потом женщина ведь переживает, что ее муж начисто лишен честолюбия – значит, он ее не слишком любит. Если бы он только знал, каких сил тебе стоит всегда быть веселой, делать вид, будто все замечательно…

– Ну, подожди, – слабо воспротивилась Эллен.

– Бедняжка, твоему кораблю давно пора зайти в уютную гавань. Лучше поздно, чем никогда.

– Да я особенно и не противилась, – мысленно продолжала упорствовать Эллен. – Генри потому и счастлив, что его не мучает честолюбие, а если счастлив муж, значит, счастливы жена и дети.

– Все равно женщине никуда не деться от мысли, что любовь мужа измеряется его честолюбием, – заявил Конфидо. – Так что ты заслужила этот горшок золота на краю радуги.

– Тут я полностью согласна, – сказала Эллен.

– Я же на твоей стороне, – тепло произнес Конфидо.

В кухню уверенной походкой вошел Генри, грубоватое лицо порозовело от контакта с шершавым полотенцем. Он хорошо выспался и предстал перед женой в новом обличье: Генри-учредитель, Генри-предприниматель, готовый поднять себя к звездам за собственные подтяжки.

– Любезные господа! – заговорил он с воодушевлением. – Ставлю вас в известность, что через две недели я покидаю компанию «Акусти-джем», чтобы заняться собственным бизнесом и вести собственные исследования. Искренне ваш… – Он заключил Эллен в объятия и принялся раскачивать ее взад-вперед, держа в большущих руках. – Ага! Ты уже пошепталась с новым дружком, верно?

Эллен вспыхнула и быстро выключила Конфидо.

– Какая жуткая штуковина, Генри. Просто бросает в дрожь. Она слышит мои мысли и отвечает на них.

– Вот я и говорю – конец одиночеству! – сказал Генри.

– Прямо какое-то волшебство.

– Вся наша вселенная – волшебство, – торжественно заметил Генри. – Эйнштейн первый тебе об этом скажет. Я всего лишь наткнулся на фокус, который лежал и ждал: когда же меня кто-нибудь подберет? Открытия почти всегда делаются случайно, на этот раз счастливчиком оказался я – Генри Бауэрс.

Эллен захлопала в ладоши.

– Генри, об этом когда-нибудь кино снимут!

– А русские заявят, что первыми изобрели они. – Генри засмеялся. – Да на здоровье. Я буду великодушен. Пожалуйста – поделю рынок с ними. Миллиард долларов от продаж в Америке меня вполне устроит.

– Угу. – Эллен, забывшись от восторга, вдруг представила, что про ее знаменитого мужа сняли фильм, а исполнитель главной роли здорово смахивает на Авраама Линкольна. Взору ее предстал простодушный, отмеченный Богом работяга, в поношенной одежде, он что-то мурлычет себе под нос и колдует над крошечным микрофоном, который позволит ему улавливать едва слышимые шумы в человеческом ухе. А на втором плане сидят коллеги, они играют в карты и посмеиваются над ним – вот, мол, нечего делать, вкалывает в свой обеденный перерыв. Потом он помещает микрофон себе в ухо, соединяет его с усилителем и громкоговорителем – и с удивлением слышит первый шепот Конфидо.

– Здесь, Генри, ты ничего не добьешься, – так сказал Конфидо в первой, не доведенной до ума версии. – В «Акусти-джем» могут пробиться только любители пудрить мозги да кататься за чужой счет. Ты каждый день делаешь дело – а зарплату повышают другим! Пора тебе поумнеть. Да ты в десять раз расторопнее любого в лаборатории! Это несправедливо.

Что Генри сделал дальше? Отсоединил микрофон от громкоговорителя и подключил его к слуховому аппарату. На наушнике закрепил микрофончик, чтобы было чем улавливать голосок, не важно, откуда доносящийся, а для усиления подключил слуховой аппарат. И вот в дрожащих руках Генри оказался Конфидо – лучший друг для всех и каждого, готовый к выходу на рынок.

– Это я без шуток, – заверил Эллен новый Генри. – Миллиард в чистом виде! Прибыль с одного Конфидо – шесть долларов. А теперь умножь на всех жителей США – мужчин, женщин и детей!

– Хотелось бы знать, откуда голос, – заметила Эллен. – А то как-то непонятно. – На миг ей стало слегка не по себе.

Генри отмахнулся от ее вопроса и сел завтракать.

– Уши как-то прицеплены к мозгам, – объяснил он с полным ртом. – Ну, это мы как-нибудь выясним. Сейчас главное, вывести Конфидо на рынок – и начать жить, а не просто существовать.

– Может, это мы? – спросила Эллен. – Голос – это мы сами?

Генри пожал плечами.

– Едва ли это голос Бога, навряд ли это «Голос Америки». Давай спросим у самого Конфидо? Я оставлю его дома, проведешь время в приятном обществе.