Лето. Небо. Самолеты

Глава 7. Двое. Разговор. Выводы

Тома жалела только об одном – о том, что Марина болталась на базе у спасателей и не видела картины, что развернулась перед самой Томой во всей красе. Как наглый Эдик Исаев заглядывал Юльке в вырез, совершенно этого не стесняясь, или как пялился на Юлькины же ноги. Тома все понимала, но нельзя же так нарочито! Это настоящее хамство! Даже их бесцеремонный шутник-Данил, и тот был деликатнее в этом вопросе, а деликатность и Данил – понятия из разных вселенных!

В общем, увидела бы Марина возлюбленного во всей похотливой красе.

И это еще Тома не зацикливалась на том, как Эдик процедил свое согласие на обед, словно швырнул в нее этим своим: «Хотим!». Из-за друга, должно быть, согласился, заметил, как он Юльке улыбался широко.

Ну ничего, посидит рядом, глядишь, на Марину внимание обратит.

Она сегодня чудо, как хороша: пришла на практику в насыщенном изумрудном платье, рыжие волосы собрала в высокий хвост… Одним словом, королева. Еще год назад Тома бы расстроилась из-за своих старых джинсовых шорт и растянутой майки, все-таки на контрасте с красивым изумрудным платьем ее одежда смотрелась жалко, но с Мариной по-другому нельзя. Либо принимаешь себя, понимая, что ни одну в мире футболку все равно не отбелить и открахмалить так, как это делает подруга, либо умираешь, пытаясь соответствовать. А Тома умела отпускать ситуацию и не зацикливаться.

Но только не стоя рядом с дурацким Эдиком.

Стоило забыть какой он, так он тут же напомнил! Взять хоть его манию добавлять в друзья всех девчонок подряд, он даже Тому стороной не обошел в начале первого курса! Хотя явно ее и не видел не разу, а так… выбрал по принципу «девчонка же, авось что перепадет». И пусть Томе параллельно на всяких там избалованных и охочих до женского внимания мажоров, но уж очень не хотелось, чтобы подруга потом плакала и расстраивалась. Все же Марина переживала неудачи совсем не как развеселая Юлька, привычная все обращать в шутку, и не как сама Тома, склонная к анализу и выводам. Нет, для Марины многие удары судьбы приравнивались к атомным взрывам, даже мелочи она проживала тяжело. А кто пожелает близким друзьям страданий?

Эдик, должно быть, очень переживая, что обед придется потратить на каких-то там малоинтересных первокурсниц, стоял рядом и смотрел то в небо, то в сторону беседки, в которой собрались пилоты его курса, и часто вздыхал. В любой другой момент Тома бы обязательно поспрашивала про их практику, интересно же, но сейчас решила не налегать – а ну как откажется с ними обедать! Вон ведь как вздыхает, словно вот-вот умрет. И не исполнится тогда Маринина мечта.

Поэтому лучше молчать и не сбивать его настрой.

Но Тома все же украдкой разглядывала парня.

Так-то он и правда был симпатичным: достаточно высоким, но не слишком (всех пилотов выше метра восьмидесяти семи отсеивали на этапе медкомиссии), худощавым и крепким, чувствовалась в нем гибкость и спортивность. На его щеках красовались ямочки, губы были пухлыми, а брови неожиданно густыми и темными, хотя волосы у Эдика намного светлее, ближе к русому оттенку. Сейчас они сильно отросли и растрепались, что придавало ему неряшливости, но не отталкивающей, а какой-то расслабленной. К лету все парни обросли, в учебное же время в их университете следят даже за стрижками. Все должно быть по уставу, не только форма.

Эдик, похоже, почувствовал ее взгляд и нахмурился.

Тома поспешила сделать вид, что заинтересована ребятами в беседке.

– Ты тоже играешь в волейбол? – вдруг спросил он. – С подружкой, Серегой и остальными?

– Очень редко.

– Почему?

– Не люблю волейбол, – призналась Тома. – Да и весной они играли, когда у меня были тренировки, думаю, и сейчас будут собираться в то же время. Но моя подруга Марина очень любит волейбол. Она скоро подойдет.

– Что за тренировки?

– Мм?

– Ты сказала, что у тебя какие-то тренировки.

– А. Я на легкую атлетику хожу.

– И что, прям серьезно занимаешься?

– Не так, чтобы очень… В школе бегала немного, потом на отборе в сентябре попала в университетскую команду, начала ходить на тренировки, втянулась… В мае выполнила второй взрослый разряд. Случайно вышло, но Тимур Рустамович верит, что это не предел.

– Даже так? – Похоже, услышанное Эдика удивило, его взгляд упал на ноги Томы, он покачал головой и сказал: – Ну да, все логично. С такими ногами только бегать.

Прозвучало странно, а еще этот неоднозначный взгляд… Исаев словно смотрел с осуждением и недовольством, даже губы поджал. Он намекает, что ее ноги как у беговой лошади, или что? С таким лицом комплименты не делают, так что… Впрочем, пусть себе намекает. Ну да, Тома много бегала, еще в школе начала, поэтому ноги у нее спортивные и с мышцами. Это уж точно не зазорно, так что пусть катится к черту со своими намеками.

Зря только Тома разговорилась, она всего-то надеялась заполнить неловкость между ними, что чувствовалась кожей и мешала. И обычно парни разговоры о спорте подхватывали с удовольствием, и беседа неслась вперед галопом, а не вот это вот все. Хотя Тома не сказать, чтобы общалась с парнями вроде Эдика – они как будто существовали в своей отдельной вселенной, весьма далекой от той, в которой обитали обычные люди.

Молчание затягивалось.

Видимо, поэтому Эдик задал еще вопрос, странный и внезапный:

– А футбол любишь?

– Футбол? Люблю, – честно ответила Тома и зачем-то разоткровенничалась, видимо, от напряжения этого невыносимого – лишь бы не молчать: – Меня даже звали в женскую сборную, потом в смешанную, но не срослось. Пришлось выбирать, я выбрала бег. А футбол так, смотрю иногда.

– Еще бы! – Сказав это, Эдик печально вздохнул и уставился в небо.

Тома не знала, что уже думать и решила, что молчание в их случае – золото.

Но Эдик вдруг спросил:

– А кино любишь?

– Ну… смотря какое.

– И что тебе нравится смотреть?

– Триллеры.

– Само собой, не романтические же комедии, – усмехнулся Исаев.

В этот момент Тома нахмурилась и оборонительно сложила руки на груди, поняв наконец, к чему ведут его вопросы: он считает ее мужичкой с ногами, как у коня, и разве что открыто над этим не потешается. Знает она такое, уже не раз проходила, поэтому и общалась по большей части со спортсменами. Вот уж кто не осуждал никакие увлечения… А Исаев осуждал явно, потому что ну не выглядел их разговор обычным, а его интерес – вежливой попыткой поддержать беседу. Мало того, что он глаза вечно к небу закатывал, так еще и слова цедил, словно они платные. Еще и напрягся весь, чтобы до Томы уж точно дошло: происходящее ему в тягость и на месте он себя усилием воли удерживает. Зачем-то. Лучше бы ушел, в самом деле.

Устав от этого разговора, Тома сказала:

– Если хочешь мне что-то сказать – говори прямо.

– Я тоже люблю футбол, – резко ответил он.

– И тебе это положено, ведь ты парень. А я нет! Ха-ха, я поняла, – и тут Тома заметила одинокую фигуру вдалеке и не смогла сдержать облегченного выдоха: – А вон и Марина идет! Наконец-то…

Глава 8. Столовая. Обед. Безопасницы

В отличие от университетской, столовая на аэродроме была платной, что вызвало конфуз: парни порывались заплатить за девчонок, девчонки отказывались, упитанная повариха на раздаче на всех злилась, стоящие в очереди сотрудники авиационной безопасности требовали разобраться побыстрее, ведь их обеденный час не резиновый… В итоге ситуацию разрешила Юлька, оттащив Тому и Маринку в сторону столиков и сказав, что они не в мишленовском ресторане находятся, пусть парни заплатят эти сто рублей, раз им так хочется.

– Дело вовсе не в сумме, а в том, что этот случай может быть воспринят неверно, – сказала Марина, привычным жестом разглаживая складки на платье. – Я собираюсь Эдуарду понравиться, а не стать его содержанкой.

– Не начинай занудствовать, – оборвала ее Юлька. – И бога ради, перестань уже звать его Эдуардом.

– А ты не указывай мне, что делать! У меня есть своя голова на плечах.

Но Юлька на такое ничуть не обиделась: