Ненадёжный признак

– Не знаю.

Вот-те на, приехали. Ладошку из моей руки аккуратно вытянула, рядом встала. Стоим в ночи, оранжевую полоску горизонта разглядываем, как будто не видели никогда. Хотя видели сто раз. Ну ладно, не сто, но раз пятьдесят точно. Вместе мы третий месяц, спать ночью только недавно начали. До того всё другим по ночам занимались, заодно и рассветы во всех подробностях рассмотрели. Притянул я Кайсу к себе поближе, чувствую – подмёрзла уже. Замотал её в полотенце, обнял покрепче.

– Час от часу не легче. Как это не знаешь, сахарок?

– Не знаю. Он пропал пять лет назад. Ушёл в горы и не вернулся. Теперь снится мне иногда.

– Подожди-подожди, искали его хоть?

– Конечно, искали. Община спасателей с вертолётами оплатила. Добровольцы из местных, чуть не вся деревня на поиски отправилась. Мы с отцом тоже пошли. Через неделю вернулись ни с чем. У нас там знаешь, какие чащи непролазные.

– А версии вообще какие были? Зачем он в горы пошёл?

Кайса слабо улыбнулась, не отводя глаз от горизонта.

– Джефф, зимой у нас холодно, а большинство домов в деревне – на печном отоплении. Поэтому основная версия была – Олли пошёл за дровами. Присмотрел, наверное, нетронутый участок сухостоя, прикинул, как вывозить будет, и отправился. Вот только заблудиться в лесу он не мог, понимаешь. Наши мальчишки с детства в горах, как у себя дома. В общем… Мы думаем, с ним случилось что-то.

– Основная версия, говоришь, – протянул я задумчиво. – А какие ещё были?

Кайса повернула голову, посмотрела на меня искоса.

– Знаешь, я бы не стала вторую и упоминать, всё же двадцать первый век на дворе. Но если ты видишь чужие сны… Божечки, никак поверить не могу, Джефф! Мне ведь не только Олли снится, мне иногда такое привидится… Мало ли, что подсознание отчебучит, откуда картинок надёргает. Некоторые сны и вспоминать не хочется, не то что кому-то показывать!

Вообще-то Кайса – девушка северная, а значит – сдержанная. Но тут она прямо раздухарилась, брови нахмурены, личико сердитое, того и гляди, плюху заработаю на пустом месте. Хорошо, что я её в полотенце упаковал.

– Полегче, сахарок, полегче, – поцеловал я её в уворачивающуюся макушку. – Я обычно ночью крепко сплю, твои сны останутся при тебе. Брата твоего случайно засёк. А не засёк бы, неужто ты мне про него не рассказала бы?

– Ну… Со временем.

– Вот и считай, что время пришло. Так что там со второй версией?

– Понимаешь, – Кайса замялась, как будто неловко ей было говорить. – Отец считает, Олли в лес не просто так ушёл, а его хюльдра позвала с ней жить.

– Хю… Хюльдра? Эт-то что ещё за хрень такая, – спрашиваю ошарашенно.

– Ну… Это сказочный персонаж такой, наш, норвежский. Лесная нечисть, лесной дух, фольклорный элемент, даже не знаю, как получше объяснить. Выглядит, как красивая молодая девушка, но на глаза не всем показывается, а только тому парню, которого себе присмотрела в мужья. Отец, когда неженатый ещё был, от одной такой еле отбился. Понимаешь… Тот, кого хюльдра выберет и в лес уведёт, семью свою позабудет и всю жизнь проведёт, работая на хюльдру. У хюльдр хозяйство большое, они коров держат сотнями, их пасти, обихаживать надо, молоко опять же… А ещё хюльдры детей любят, а родить могут только от людей.

– Ого, – присвистнул я, – мужиков-то ваших – в сексуальное, значит, рабство угоняют.

– Вроде того.

– А как же вы различаете, где честная норвежская девушка, а где хюльдра зловредная?

– По хвосту.

– По хвосту?

– По хвосту. У хюльдр есть коровий хвост. Мощный, длинный, с кисточкой на конце, чуть ли не до полу. Но они его подвязывают и под юбкой прячут, так что на этапе знакомства можно эту деталь и не заметить.

Я тут же повернул Кайсу спиной к себе и не без удовольствия проверил, не хюльдра ли она. Хотя после трёх месяцев знакомства и так был в курсе.

– Уф-ф, пронесло! Не хватало ещё в лесную нечисть влюбиться. Хотя если хюльдры такие же классные, как и ты, я бы и с хвостом смирился, – слегка подольстился я к своей сахарной.

– Угу, – улыбнулась Кайса, – теперь я вижу, что твой русский друг был прав. Ты действительно барабанщик.

Ну, это старая история. Правда, Кайса не знает, что это был не друг, а моя бывшая русская гёрла. Она меня так дразнила, а я никак не мог в толк взять, почему. Зовут меня не Ринго, на барабанах я отродясь не играл, что ей в голову ударило – не понимаю. А русские что – известно, они все немного с прибабахом. Оно и понятно, балалайки и медведи до добра не доведут. Мою вот на барабанах, типа, заклинило. Только когда время расходиться пришло, она мысль свою на прощанье объяснила. Оказывается, в России, если ты человек лёгкий и к проблемам так же легко относишься, то говорят, что тебе «всё по барабану». Фигура речи такая. В общем, с гёрлой мы расстались, а прозвище прилипло намертво. Джефф, етить его, Драмер, а по-русски я никогда этого слова выговорить не мог.

– А было, – говорю, – чего-то ещё в пользу этой версии, кроме воспоминаний молодости папани твоего?

– Хюльдру никто из нас не видел, конечно. Но незадолго до своего исчезновения Олли заговариваться стал. Вроде беседует с кем-то, на вопросы отвечает, а рядом нет никого. Или сидит, скажем, за столом, а потом резко вскочит и из дома выбежит, как будто позвал его кто. В окно глянешь, а он к лесу чешет чуть ли не бегом. Отец только собрался с ним поговорить, да опоздал с разговором-то.

– Жаль, меня там не было, – раздумчиво протянул я.

Кайса резко дёрнулась, так что я от неожиданности руки разжал. Смотрит на меня своими голубыми глазищами, ресницами хлопает.

– Джефф, – говорит, – а ты смог бы хюльдру увидеть?

Эх. Не хотел бы я об этом. Но деваться некуда. Коготок увяз, всей птичке пропасть.

– Думаю, смог бы, – отвечаю.

– Тогда… Тогда ты мог бы нам помочь! – и аж подпрыгивает от нетерпения.

Смотрю, раскраснелась моя сахарная, да и то сказать, солнце над водой показалось и попёрло вверх по небосводу, жаркий денёк сегодня будет. Впрочем, как всегда в этих краях.

– Сахарок, я бы с радостью, но как ты себе это видишь? Даже если я пойду в горы, даже если найду твоего рыжего Олли, даже если увижу захомутавшую его хюльдру, что с того? Сама же говорила, парни свою семью не помнят, чем мне его обратно к людям заманить? Не пойдет он со мной. Я бы точно не пошёл. От красавицы жены, да от детишек… Сколько он отсутствует, пять лет? Ну, двое уже точно есть, а то и трое. А хвост что – подумаешь, даже прикольно.

– Джефф, я знаю, как с хюльдрой справиться. Я бы и сама могла, но я же этих тварей не вижу! А ты видишь!

– Ладно, – говорю, я, слегка офонаревший от такого натиска, – выкладывай.

– В прошлом году появилась у нас с отцом надежда. Мы узнали, что у соседей, в Швеции, есть фирма, которая помогает детям, которые стали жертвой инвизов.

– Блин, ещё и инвизы какие-то, – пробормотал я.

– Неважно, – отмахнулась Кайса, – я потом тебе подробно расскажу. Важно, что прибор, который изобрели для защиты от инвизов, можно использовать и против хюльдр! Он называется «номокар». Мы с отцом, как узнали, сразу рванули в Стокгольм, в штаб-квартиру компании. Но они нам отказали.

– Опаньки, как это? Почему?

– Знаешь, мы с отцом провели в компании целый день, пытаясь это выяснить. Нам сказали, что наш случай исключительный, что про хюльдр уже лет пятьдесят никто ничего не слышал. Но подтвердили, что скорее всего, номокар подействует на них так же, как действует на инвизов. Потому что, цитирую, «хюльдры – это частный случай инвизов». Они тоже могут навредить человеку.

– Ну и отлично, – говорю я. – За чем же дело стало?

– За согласием моего брата.

Кайса села на песок, как будто её за верёвочку снизу дёрнули. Нашла белый камешек, бросила недалеко. Булькнуло. Потянулась за следующим. Я тронул её за плечо.

– Кайса, не сиди на холодном. Давай-давай, поднимайся. Какого чёрта им нужно согласие, не понимаю. Он же не по своей воле того-этого… хюльдранутый.