Сочини мою жизнь

– Для того чтобы продать себя за миллион, нужно выглядеть на два миллиона.

«А у нее определенно склонность к плагиату. Это же Марлен Дитрих говорила», – подумала Таня.

– И Игорь Лукич заплатил этот миллион?

– Да, – просто сказала Лера. – Он тогда резко пошел в гору, и ему нужны были соответствующие его статусу машина, квартира и жена. Он же не мог появляться в свете с дамой, которая пользуется машинкой для удаления катышков.

Удар был под дых. Таня даже не успела понять, за что ей прилетело. Она сделал вид, что не заметила укуса Леры.

– Значит, вы соответствовали его статусу?

– Не-е-ет, – грациозно потянувшись, как кошка, сказала Лера, – я была ему женой на вырост. Он не тянул на меня. Но в нем был потенциал, и я рискнула. Поставила на него и выиграла.

– Почему же не тянул? Мало зарабатывал?

– Уже вполне прилично, но не только в деньгах дело. Он тогда зарабатывал деньги как попало, по-пацански. То у него дурацкий страховой бизнес был, то риелторское агентство, то какая-то растаможка. Я раньше него узнала богатых людей близко, совсем близко. – Лера многозначительно улыбнулась. – Они уходили из этой зоны турбулентности и врастали во что-то одно, серьезно вкладывались, пускали корни. Конечно, диверсифицировали капитал, но старались иметь ядро, центр тяжести. Я первая почувствовала, что сшибать деньги на всех фронтах скоро не получится, время меняется. И Игорь до сих пор благодарен мне за то, что я направила его по этому пути.

«Она его еще и направила! Вот сука», – подумала Таня. В ней росло раздражение по отношению к Лере. Это было непрофессионально, но Таня ничего не могла с собой поделать.

– Так, значит, исключительно благодаря вам вся страна ест его сыр? И даже спасибо вам не говорит? Вот ведь какая неблагодарность, – осторожно поддела Таня.

Но Лера не заметила иронии, сквозившей в словах Тани, или сделала вид, что не заметила.

– Да, без ложной скромности скажу, что я сыграла решающую роль в выборе сырной темы.

– Вы очень много сыра съедали на завтрак? Игорь Лукич устал покупать и решил начать производить? – Таня почти дерзила.

– Оставьте свою иронию при себе. Она вам пригодится для самоанализа, – отбрила ее Лера. – Я свела Игоря с одним чокнутым, который заразил его производственной темой, с Виталием Петровичем. Он, правда, занимался мясом, курятиной, но это все одна поляна. Это мир шума и вони, что куры, что коровы, что птицефабрики, что сыроварни. Какая разница? Игорь просто заболел этим. Он мог говорить о сырах часами. И, как говорится, сыры ответили ему взаимностью. Он стал очень состоятельным человеком. Деньги ведь любят людей страстных.

– А Виталий Петрович? Он тоже страстный? – Таня спрашивала не просто так. Это имя было в списке ее будущих встреч, в разделе «хроники бизнеса».

– Еще бы! Петрович – его друг и гуру. Будете с ним беседовать, передавайте ему привет.

– Передам. Но почему вы расстались с Игорем Лукичом?

– По той же причине, по которой мы прежде расстались с Виталием Петровичем, с моим первым мужем. Тот предпочел мне куриц, – Лера невесело улыбнулась, – а Игорь променял меня на сыр.

Повисла пауза. Таня переваривала услышанное.

– Вы хотите сказать, что Игорь Лукич увел вас у Виталия Петровича? И после этого они остались друзьями?

– А почему вас это удивляет?

– Ну как-то… Высокие отношения!

– Бросьте вашу иронию. Это в вашем жлобском мире принята дурацкая однозначность. Увел жену – значит, враг. Игорь тянулся за Виталием, смотрел ему в рот. И то, что в свое время Виталий выбрал меня, было для Игоря лучшим доказательством моей исключительности. И потом, увести чужую жену, да еще у друга, – это же не каждый отважится, это поступок. Для Игоря было важно именно отважиться, в чем-то превзойти своего учителя.

– А вы?

– Что – я? Я хорошо понимала весь расклад. С Виталием все заканчивалось, это было ясно, он в любой момент мог со мной развестись. Даже губную помаду перестал застирывать, сволочь. Если и загорался, то только когда говорил про свои птицефабрики. Мне стало казаться, что для возбуждения его в постели мне нужно кудахтать и квохтать. Вокруг было полно молодых курочек, девок с куриными мозгами. А я моложе не становилась. Наш брак трещал по швам. В этот момент появилась возможность соскочить на Игоря. Так что все были премного довольны. Виталий – что избавился от меня, Игорь – что отбил чужую жену высшей пробы, а я нашла нового, вполне состоятельного мужа.

– А любовь была?

Лера посмотрела на нее зло и брезгливо.

– Такие вопросы вы будете задавать гардеробщице по случаю ее золотой свадьбы. Когда вернетесь в свою заштатную газетенку и будете батрачить на репортажах о жизни простых людей.

– Действительно глупый вопрос, как-то вырвалось… Вы же с самого начала сказали «баш на баш». Но если это хорошая сделка, то зачем потом все рушить, зачем потом разводиться?

– Чтобы не быть смешной.

– Простите…

– А что тут непонятного? – Лера рассталась с образом француженки, и в голосе ее зазвучали скандальные нотки. – Он вышел на новую орбиту и отстрелил меня, как использованную ракету. Сначала я была ему женой на вырост. Потом он меня догнал, а затем перерос и перестал во мне нуждаться. Знаете, это как перерасти «Мерседес» и пересесть на новую машину.

– Он пересел на «Майбах»? – спросила Таня, представляя себе любовницу – не иначе как принцессу Диану.

– Он пересел на «Ладу», – зло ответила Лера.

«Это старо как мир, – подумала Таня, – соперница всегда страшная и с кривыми ногами».

– Хотите еще одну картинку из заграничной жизни? Приезжаю я как-то в крутой университетский кампус в США, племянника хотела туда определить. Учеба там стоит денег совершенно космических, выглядит все, как кино про будущее. Зелень, пальмы, счастливые лица. И около главного корпуса две автостоянки. На одной стоят гладенькие, новенькие, чистенькие машинки. На другой – не рухлядь, конечно, но сильно подержанные, невзрачные. Я с переводчиком была, он мне в уши непрерывно тараторил, гонорар отрабатывал. Дескать, две разные стоянки, потому что на одной паркуются начинающие профессора и разный обслуживающий персонал, а на другой – их звезды, пара-тройка нобелевских лауреатов даже. Я киваю понимающе, да-да, у нас тоже во дворе не каждому парковаться можно. И тогда этот переводчик эдак снисходительно мне и говорит: «Вы не поняли. Новенькие и блестящие машины у тех, кто начинает свой карьерный путь. Они хотят обозначить свой успех. А вот дешевые машины могут позволить себе только очень значительные люди, которые миру уже все доказали».

Лера замолчала. Задумчиво глотнула чай и продолжила:

– Тогда я это только запомнила, помню, что сильно удивилась. Поняла позже, когда от меня Игорь ушел. Я больше не была для него женщиной, подтверждающей его статус. Он сырами все давно подтвердил, пробы некуда ставить. Я ему стала не нужна. Вот только когда его секретарша в отпуск уходит, он меня зовет. Мне это нравится. Вроде как в секретаршу играю…

И Лера зло закусила губу, чтобы не заплакать.

Таня поняла, что нужно быстрее уходить. Лера не простит ей, если прольет при ней хоть одну слезу. Она уходила так быстро, что босоножки застегивала уже за дверью, спустившись на один пролет для конспирации.

Широкие перила и разлапистые лестничные пролеты на обратном пути показались Тане мрачными и давящими. Как будто они вели не на улицу, а в подвал, в катакомбы. Но нет, вот дверь, а за ней солнце, духота, гудящие машины. Таня обрадовалась всему этому безобразию, как будто давно не видела и успела соскучиться.

Глава 7. Прекрасная Валерия

Вырвавшись на улицу, подставляя себя палящим лучам и просушенному ветру, Таня облегченно выдохнула. Конечно, общение с Лерой больно укололо ее самолюбие, но главная трудность беседы все же была не в этом. Самым напряженным моментом, который потребовал от Тани хладнокровия и выдержки разведчицы, был рассказ Леры о своей матери, заведующей литературной частью провинциального ТЮЗа.

Пока жеманная Лера вспоминала свою мать, ни за грош растратившую шарм в глухой провинции, Таня думала только о том, как обратить свое лицо в подобие гипсовой маски, чтобы на нем не отразились эмоции и чувства, распирающие изнутри. Поверить в такое совпадение было трудно, но факт оставался фактом. Таня пыталась не выдать, что она знакома с мамой Леры. Нет, неверно. Она не просто знакома, она боготворит эту женщину, обожает ее и винит в своих журналистских мытарствах. Если бы не она, кто знает, кем бы стала Таня Сидорова?

С чего начинается выбор профессии? Для одних – с трезвого расчета, для других – с наставления родителей, которые «плохого не посоветуют», а кто-то идет наугад, не подумав, иногда просто за компанию с одноклассниками. И, что интересно, вероятность ошибиться, разочароваться в выбранной профессии во всех этих случаях примерно одинаковая.

У Тани роман с журналистикой начался с нечаянной встречи, случайного знакомства, в котором восторженное воображение увидело провидение, знак судьбы, не меньше.

Она, тогда еще школьница, дольше других хлопала в ладоши на премьере спектакля в местном ТЮЗе. Большая часть зрителей уже покинула зал и штурмовала гардероб, а она все аплодировала, потрясенная увиденным. Но вот занавес закрылся окончательно, и она побрела к выходу. Обычно в проходе между кресел стояли продавцы программок, цены на которые по абсурдности соперничали только с ценами в театральном буфете. Но тут проход был свободен. Стояла лишь одна женщина примечательной внешности, узкая в любом поперечном сечении. На ней было странное платье ассиметричного покроя, которое подобает носить представителям богемы. Кроме того, она была в туфлях, что выдавало в ней местную аристократию, причастную к театральному миру. Дело было зимой, а зрители не имели привычки переобуваться в театре.

Женщина в туфлях заслонила проход и спросила позволения задержать девушку на пять минут. Само то, что она спросила не разрешения, а позволения, подтвердило ее прописанность в мире искусства. Дальше пошли вопросы на уточнение: понравился ли девочке спектакль? любит ли она театр? какие другие спектакли ТЮЗа смотрела? При этом она обращалась исключительно на «вы», что было приятно и странно само по себе. По законам жанра дальше должно было последовать приглашение сниматься в кино. Таня была к этому готова, ведь о подобных историях она читала в интервью с артистками. Вместо этого женщина в туфлях неожиданно спросила: «А вы не хотите попробовать написать заметку об этом спектакле? Для местной газеты». У школьницы учащенно забилось сердце. Крылов бы описал ее состояние не иначе как «в зобу дыханье сперло». Но это не поэтично, лучше прибегнуть к языку Бунина. Таню словно поразил солнечный удар! Только там ударило любовью, а тут – обещанием известности и славы. Она замешкалась, и женщина в туфлях переспросила: «Так хотите?»

Девочка поняла, что хочет. И хочет страстно, отчаянно. Она просто жаждет написать заметку о спектакле ТЮЗа и проснуться знаменитой. В школе, на улице, в магазине ее будут останавливать люди и спрашивать: это не вы автор той чудесной заметки? Она будет как навигатор, как штурман в мире искусства. Все будут знать ее фамилию, передавать из рук в руки газету с ее заметкой, потрясенные тем, как тонко она чувствует искусство вообще и этот спектакль в частности. Осталось дело за малым – передать свои чувства с помощью слов, облечь впечатления в фразы и заразить своим настроением читателей.