Он вел себя ровно так, будто меж ними и не было никаких ссор. Он совсем не хотел, чтобы она вновь вернулась к разговору об его нечаянном адюльтере, о котором он и сам старался теперь забыть.
– Андрей, пока мальчики у родителей, я хотела бы немного поработать. Меня давно звали преподавать грамоту рабочим. В Москве есть несколько читален.
– Рабочим? Опять! Ты в своем уме? Мы уже ранее обсуждали это. И ты знаешь мое мнение на сей счет. Ты что, действительно хочешь, чтобы на тебя там пялились здоровые мужики?
– Ну, почему именно мужики? Можно преподавать и детишкам. Меня зовут еще и в интернат для сирот и бывших беспризорников. Стране нужны грамотные преподаватели.
– Какие беспризорники? Да, все они отпетые хулиганы и уличные воришки.
– Андрюша, не говори так. В первую очередь, они дети. Просто война и революция отняли у них родителей. И советская власть должна…
– Довольно, – прервал он жену. – Сейчас ты станешь читать мне лекцию о том, какими пряниками их кормит советская власть. Не трать свои силы и мое терпение на пустые разговоры. Я сочувствую беспризорникам и детям войны. Но мое сочувствие заканчивается ровно там, где речь идет о моей семье. Все, что касается моей семьи, находится лишь в моей компетенции. И ни в чьей более. Ты поняла?
Он подошел к ней ближе и взял ее за подбородок.
– Ты поняла?
– Поняла, – она отвернула лицо.
– Света, отдохни лучше это лето. Ближе к зиме вернутся мальчики. Если тебе так скучно, то езжай к ним прямо сейчас. А перед Парижем вернешься домой.
– Хорошая мысль, – она с горечью усмехнулась и сделала надменное лицо. – Оставить тебя одного? Ты верно давно об этом мечтаешь.
– Света! Давай не будем вновь начинать этот никчемный разговор. Я же уже все объяснил.
В ответ она молчала. Ему показалось, что ровно с этих пор у его жены появилось немного иное выражение лица. Она стала задумчивей. Особенно тогда, когда оставалась одна, она все чаще смотрела в проем окна и о чем-то думала. В эти минуты она словно отсутствовала в комнате.
* * *
Прошла неделя.
– Завтра состоится очередное собрание общества «Долой стыд», – как бы, между прочим, читая газету, сообщил Андрей.
В ответ она напряглась и вновь посмотрела в окно.
– Светик, ау, ты слышишь меня?
– Слышу… Ты поедешь туда?
– Я обещал. Меня ждет Радек и другие активисты. Ты понимаешь, я уже записан в члены этого общества. Если я исчезну, меня могут не так понять. Начать искать, в конце концов. Туда, Света, входят весьма важные люди. Много товарищей из Коминтерна, наши партийцы. С ними лучше не ссориться.
Она встала и открыла шкаф с бельем. Руки машинально перебирали стопки с чистыми полотенцами. Казалось, что она пытается отвлечься какой-то рутиной работой.
– Свет! Отчего ты молчишь?
– У нас много белья грязного скопилось. Надо стирать… – рассеянно отвечала она.
– Я же с тобой не про белье разговариваю. Ты что, не слышишь меня?
– Я все слышу, Андрюша.
Она достала пушистое банное полотенце и простынь и положила их перед Андреем.
– Возьми. Тебе завтра это понадобится. А летние брюки и тенниску я погладила и отнесла в твой кабинет.
– Свет, ну чего ты? – он подошел и обнял ее. – Хочешь, поехали вместе. Там много супружеских пар. Я ведь хотел все разведать и брать тебя с собой.
– Нет, Андрюша, я не поеду.
– Это почему?
– Я не смогу быть весь день на ярком солнце.
– Глупости какие! Вспомни Коктебель. Ты целыми днями была на жаре.
– А сейчас не хочу. То было море.
– Светуля, у нас с тобой будет море. Я каждый день мечтаю лишь об острове и море. Я уже тебе говорил, что присматриваюсь к местной публике. Я хочу набрать с собой хорошую команду единомышленников.
– Наверное, они легко найдутся среди московских кокоток, слоняющихся без дела по подмосковным пляжам. Думаю, ты наберешь среди них целую команду.
– Ты опять за свое? – он нахмурился. – Ты отлично знаешь, что ехать на острова я хочу с тобой и только с тобой. Но, там еще будут другие люди – мужчины и женщины. И поверь, вдали от цивилизации, от навязанной нам морали, ты и сама изменишься. И начнешь проще смотреть на отношения полов. Со временем там не должно быть никаких болезненных привязок. Там люди дышат свободно. Они свободны в проявлениях чувств и своих симпатий. Там будет иное общество.
– Даже так? Значит, любовь, долг, верность – это болезненные привязки?
– Любовь – нет. А долг и верность – от этих понятий за версту несет бабушкиным нафталином. Даже Коллонтай об этом говорит. Почитай ее статьи об эросе.
– Мне не интересны эти статьи.
– Я знал, что ты мещанка. Но, я постепенно буду менять твои взгляды. Мы входим в общество будущего, где патриархальная семья с ее закостенелыми устоями будет непременно разрушена. И на ее смену придут иные союзы. Союзы свободных и творческих людей. Среди богемы таких много. Ты знаешь их имена. Например, Лиля и Осип Брики и Володя Маяковский. Да, разве они одни?
– Я очень уважаю талант Маяковского, но его Лиля, если честно, меня нисколько не интересует. Как не интересуют и их альковные тайны.
– Света! Ну, как ты устарела!
– Хорошо, любимый. Тогда ты не будешь против, если назавтра я приведу в нашу семью еще одного мужчину, как твоя Лиля?
Он подошел к ней близко и посмотрел в глаза.
– Ты хочешь со мной поссориться?
– Почему? Ведь ты же имеешь широкие взгляды на взаимоотношения полов. И у нас же полное равенство.
– Я плохо тебя ебу? – он крепко сжал ее руку.
– Хорошо. Но я не имела возможности сравнивать. Или же свобода нравов касается только мужчин?
– Если ты еще раз скажешь мне нечто подобное, я на самом деле поссорюсь с тобой. Ты – моя. И точка. И заруби себе это на своем длинном носу. На тебя эти законы не распространяются. Я – мужчина, и у меня иная физиология. Ты – женщина. И не морочь мне раньше времени голову. Я пока еще не все детально обдумал, относительно правил существования на наших островах. Хотя, там будет анархия, и полное отсутствие каких-либо правил. Для всех. Кроме тебя. Ты – исключение. Для тебя в моем кодексе будут написаны отдельные правила.