Дикари не выбирают принцесс

– Мам, не надо. Просто не выспалась и настроения что-то нет.

Перспектива сидеть дома и ждать приезда семейного врача, который все равно не поможет, мягко говоря не радует, только мамина ладонь уже трогает мой лоб, а на лице и в голосе все отчётливее проявляется волнение:

– Миш, все же позвони Яше! Господи, да у нее щеки горят! И глаза ее мне не нравятся! Как бы не простыла… И где успела? Аленька, дай мне ложечку я гланды посмотрю. Лиз, давай-ка, открывай рот.

– Мам, да не простыла я!

– Дочь, не спорь с матерью.

О-о-о, нет… Только препирательств с папой мне не хватало для полного счастья. Вздохнув, послушно открываю рот. Высунув язык, тяну «а-а-а»… А мама хмурится все сильнее и сильнее:

– Ничего не понимаю.

– Ольга Сергеевна, разрешите я погляжу.

Теперь уже Аля командует, что мне делать, смотрит горло, ощупывает миндалины, даже пульс меряет:

– Нет, простудой тут даже не пахнет, Ольга Сергеевна. Наверное, зачиталась вчера или в интернете до утра просидела, – заглядывает мне в глаза так, будто говорит, чтобы я побыстрее соглашалась, и, увидев мой неуверенный кивок, качает головой. – Ну вот! – вздыхает, – Вот дурная ты голова, Лизавета! Сейчас бы Якова вызвали, а ты… Э-э-эх! Баламутишь людей почем зря.

– Да там сериал просто новый вышел… Решила посмотреть одну серию, и как-то затянуло… незаметно, – я судорожно вспоминаю названия последних, о которых слышала, и ляпаю, опережая вполне резонный вопрос, – «Зомби возвращаются в полночь».

– Лиза!

Мама, всплеснув руками, уже сердится, папа с улыбкой хмурит брови, а Аля, перекрестившись, крутит пальцем у виска:

– Ой дурная! На ночь-то такое кто смотрит!? – и обернувшись к родителям разводит руками. – Я бы после пяти минут этих зомби до утра глаз не сомкнула, а она весь сериал… Может интернет ей отключить, чтобы ересь всякую не смотрела?

– Алевтина, твоя радикальность здесь абсолютно ни к чему, – папа, как всегда, заступается за меня. – Любые запреты ни к чему хорошему не приводят. Даже наоборот, только повышают интерес к запретному.

– Михаил Васильевич, я, конечно, вас очень уважаю, как дипломата, но воспитатель из вас… – Аля смеётся, когда папа укоризненно качает пальцем на оставшийся не произнесенным намек.

– Алевтина Гавриловна, не подрывайте родительский авторитет в глазах ребенка!

– Ой-ой-ой! То-то я понять не могу, что это девке двадцать один годик стукнуло, а она все кошмарики по ночам смотрит вместо того, чтобы спать, как все нормальные люди.

– Посмотрела, больше не будет. Да, Лиз?

– Не буду, – мотаю головой, мысленно выдохнув.

– Вот и хорошо, – поднявшись из-за стола, папа теперь уже мне грозит пальцем, а глазами смеется. – Лучше оставь кофе, выпей чаю с мятой и иди досыпай, ребеночек.

– Хорошо, пап.

Спать абсолютно не хочется, но проводив родителей, поднимаюсь в свою комнату и забираюсь в постель. Несколько минут лежу с открытыми глазами и резко их закрываю, услышав звук открывающейся двери. Аля подходит, опускается на край кровати и с укоризной произносит:

– Открывай глазоньки, обманщица. Вижу же, что не спишь.

Обреченно вздохнув, усаживаюсь, не поднимая лица.

– К этому своему ездила, да?

Киваю.

– Ох, вот говорила я, что Сабринка тебя с панталыку сбивает, а ты не слушаешь…

– Я сама. Она не знала.

– Сама. Еще лучше, – придвинувшись ближе, берет мою ладонь в свои и осторожно гладит. – Не обижайся только, Лизонька. Ты же умная девочка, красивая. Не то что эта твоя макаронина ядерная. У нее-то в голове ветер один, и тот свищет, зацепиться ни за что не может, а ты куда? То в клубы эти едешь, как оборвыш какой, то как вчера… Ох… Да не дуй ты губы, дурная. Я же не ругаюсь. За тебя, кровиночку, переживаю. Вот уже и Мишеньке с Оленькой врать начала. И чем тебе Дима не угодил?

А я тихонько всхлипнула и прижалась к женщине, пряча лицо у нее на груди:

– Алечка, я не знаю. Он на меня так смотрит, что сбежать хочется. Вчера еще Андрея отпустить уговаривал, а я не могу, – мотаю головой и реву. – Такси вызвала и уехала.

– К нему?

– Угу.

– Ох ты чудушко мое глупое.

Ладонь Алевтины мягко гладит меня по волосам и спине, а я всхлипываю и никак не могу остановиться. Реву, без вины виноватая, и сама себя ругаю. За то, что сбежала от Гордеева, за такси и машину Демона, за его квартиру, мед и сон. Аля только вздыхает, слушая мои рваные признания и все гладит и гладит голову.

– Ох, дурная ты все же у меня. Симпатичный хоть?

– Угу. Очень. Хочешь покажу?

Чувствую кивок и, смахнув слезы, тянусь за телефоном. Ищу на нем запись вчерашней трансляции и показываю начало.

– Вот он, – пальцем касаюсь экрана и нечаянно попадаю на полосу прокрутки.

Видео резко перескакивает вперёд, а там… Демон и его соперник месят друг друга с такой жестокостью, что Аля вздрагивает и испуганно прикрывает рот ладонью.

– Господи! Господи ты мой! Ой, мамочки! Что ж вы творите-то! – она зажмуривается каждый раз, как начинается безумная мясорубка внутри клетки, и вскрикивает, когда в правое плечо Блада прилетает несколько ударов, и его рука падает вниз.

Я не видела этот момент и знаю, что потом бой продолжится, а Блад в нем победит. Только сердце все равно замирает, сбивается с ритма и начинает колошматиться, как сумасшедшее от звука гонга. Останавливаю запись, но Аля забирает у меня телефон и перескакивает по полосе прокрутки, приближаясь к концу боя. Выдыхает с облегчением, увидев рефери, поднимающего левую руку Демона, и дергано крестится.

Несколько минут она молчит, а потом откладывает мобильный на постель и начинает нервно смеяться, мотая головой.

– Алечка?

– Ой, Лизка, – хохочет все сильнее, показывая пальцем на экран телефона. – Это с ним что ли Дима подрался? – я киваю, а Алевтина снова заходится от хохота. – Хоть бы придумал что-нибудь правдоподобное, заступник. Я-то думала, что ты приукрасила, а теперь… – оттерев выступившие слезы, взмахивает ладонью и после смотрит на меня пугающе-серьезным взглядом. – Не услышишь ведь все равно, но скажу. Не езди ты к нему больше. Не пара тебе такой, Лиз. И Дима не пара, и этот тоже. Вскружит голову, поиграется пока не сломает и выбросит.

– Аль…

– Не говори ничего, по глазам вижу, что слышать этого не хочешь. Только где ты, а где он? На нем одном свет клином сошелся?

– Не знаю.

– Ох и глупая ты у меня все же…