Грохнув дверью, выскакиваю из машины. Дрожащими от нервов пальцами достаю из сумочки телефон, чтобы вызвать такси и впервые в жизни матерюсь вслух, когда с пятого раза не могу попасть в нужную иконку. Все это время Блад наблюдает за мной, ещё и смеётся, услышав ругательство. Уровень взбешенности в один миг взлетает до небес.
– О-о-о, – тянет Демон, – Принцессы, оказывается, знают плохие слова.
– Принцессы много чего знают! – огрызаюсь, выбирая среди доступных для заказа машин что-нибудь нормальное. – Скажи спасибо, что не услышал чего-нибудь посерьезнее.
– М-м-м… – достает с заднего сиденья свою сумку, кладет ее на крышку багажника и ставит машину на сигнализацию. – Пошли, принцесса.
– Никуда я с тобой не пойду!
– А мне показалось, что ты сама приехала ко мне.
– Вот именно, что показалось!
Смеётся в ответ, только и сам никуда не уходит. Боковым зрением вижу, как достает из кармана сигареты и зажигалку, закуривает и опирается задницей о крыло, будто собрался стоять до победного. Яркий огонек на конце сигареты вспыхивает никуда не торопясь, я психую, что единственный «Лексус» сейчас занят и его придется ждать неизвестно сколько, а из свободных машин есть только пара «Фокусов» и неизвестная мне «Дача». Последний отметается сразу, а в памяти всплывает поездка в прокуренном салоне «Форда», что тоже автоматически вычеркивает их. Бронирую «Лексус» и сквозь зубы рычу – приблизительное время ожидания не пятнадцать минут и даже не полчаса. Час. Ненавижу!
– Что, нет подходящей по статусу кареты? – вопрос сопровождается едким смешком, и у меня окончательно срывает тормоза.
– Представь себе. В такую дыру нормальные автомобили не ездят.
– У-у-у… Позвони папочке. Пусть пришлет водителя.
– Сама как-нибудь разберусь без твоей помощи.
– Как в клубе?
А-р-р-р!!! Поворачиваюсь, чтобы ответить какой-нибудь колкостью, только в голову ничего не приходит, а Блад щелчком отправляет окурок в сторону урны, закидывает сумку на плечо и, схватив меня за локоть, тянет к подъезду.
– Пошли, принцесса. Покажу как живут простые смертные. Даже чаем напою пока твоя карета едет.
– Здесь постою! – дёргаю рукой, но проще ее отпилить, чем вырваться. – Отпусти!
– Естественно отпущу. Не хватало мне только разборок с твоим принцем-защитничком. Прискачет на своем коне тебя выручать, а я не в форме. Как он, кстати? Оклемался?
– Нормально! Хочешь, позвоню ему, и сам убедишься?
– Да ладно!? – смеётся, – Один что ли приедет? А как же его гвардейцы? Или на этот раз сможет без них справиться?
– Представь себе!
Он хохочет в голос и мотает головой, но и я сама понимаю, что, даже если Гордеев и решится приехать и сцепиться с Демоном, снова получит по лицу. Блад не особо церемонясь вталкивает меня в подъезд и подталкивает в спину к лестнице. На втором этаже открывает обитую потрескавшимся и выцветшим дерматином дверь:
– Милости прошу в мою пещеру, принцесса. Можешь даже обувь не снимать, чтобы не испачкаться.
– Животное! Дикарь!
Я сыплю, кажется, самыми точными эпитетами, но они отскакивают и лишь сильнее веселят Демона. Кивает на каждый, соглашаясь, скидывает сумку на пол, куртку на вешалку и с полочки достает тапочки, которые ставит к моим ногам.
– Сама решай ждать здесь, в моей берлоге, или на улице в одиночестве. Кухня там, если надумаешь попить чай, – рукой показывает направление куда уходит, стянув кроссовки.
И я теряюсь. Запутываюсь в своих эмоциях окончательно и бесповоротно. Вид простых тапочек с потёртыми от времени задниками, громкое тиканье часов в комнате, шум воды из крана и ехидная ухмылка в машине – качели, сошедшие с ума. А меня на них раскачивает все сильнее. Так, что не успеваю понять, что со мной происходит и как себя дальше вести, как реагировать на все происходящее. Снимаю туфли, засовываю ноги в тапочки и иду. Только не на кухню, а в комнату. Щелкаю выключателем и качели ухают вниз, чтобы взмыть ввысь по новой. Расправленный диван с небрежно наброшенным пледом вместо покрывала. Кресло. Старое и скорее всего скрипучее, но, наверное, удобное, если до сих пор его не выкинули. По правой стене стоят какие-то рамы, прислоненные одна к другой, и я осторожно разворачиваю одну, чтобы посмотреть, что это. Картина. Осенний парк. Яркие листья, кованые фонари, на скамейке, расчищенной от листвы, старичок читает газету. На следующей одинокое дерево в поле, и на одной из его нижних веток полощется что-то вроде платка или воздушного шарфа. Будто его сорвало с чьей-то шеи порывом ветра и унесло. Сердце екает, а пальцы тянутся к следующему полотну. Отодвигаю, рассматриваю, запутываясь все сильнее. Демон рисует? Оборачиваюсь, замечаю в углу сложенный мольберт и картонную коробку. В ней краски и перетянутые резинкой кисти. Все ещё не веря, трогаю их, пытаясь сложить в одном человеке такие разные стороны. Художник и боец. Как такое может совмещаться? Или все же может? На табуретке, выполняющей роль тумбочки, скомканные наушники и CD-плеер. За стеклом окна, на балконе, кресло-качалка и наполовину заполненная окурками пепельница на подоконнике. Рядом с ней темное пятно от кружки и сломанный карандаш.
– Решила осмотреться?
Дергаюсь, застигнутая врасплох, поворачиваюсь и никак не могу поверить, что Демон рисует. Днём работает официантом, вечером участвует в боях без правил, а потом рисует.
– Это твои картины? – спрашиваю, взглядом показывая на рамы.
– Мои. Что-то смущает? – привалившись плечом к косяку, смотрит смеющимися глазами на мое изумленное лицо и сам же отвечает. – Меня нет.
– А как же бои?
– И что? Разве одно может мешать другому? Пошли, чайник вскипел.
Я киваю, иду следом за Демоном на кухню, сажусь на уголок точной копии табуретки из комнаты и молча наблюдаю за тем, как он достает кружки, разливает по ним заварку и кипяток, а потом ставит на стол двухлитровую банку с медом и ложку с длинной ручкой.
– Угощайся. Ничего другого к чаю все равно нет.
Смотрю вокруг на предмет пиалки или вазочки. Демон смеётся, сует ложку чуть не до середины банки, подчерпывает ею мед и протягивает мне.
– Не икра, но что-то и мы едим ложками.
Его откровенно забавляет мое замешательство, в серых глазах сверкают смешинки, когда я приоткрываю рот и пробую угощение. Сладкий вкус меда в начале и горечь послевкусия. Странное сочетание, но оно мне нравится.
– Что это?
– Вересковый мед, принцесса.
– Вкусный.
Слово непроизвольно срывается с моих губ. Его глаза вспыхивают ещё до того, как успеваю понять причину. Искрят так, что в голове взрываются и начинают непрерывно мельтешить повторяющиеся слайды с вечеринки, где я говорила ровно это же, вдохнув его запах.
– Тогда ешь. Если вкусно.
Горло перехватывает от пристального взгляда серых глаз, только мне непонятно что именно Демон имеет в виду: мед или все же что-то другое.
8. Босиком по тонкому льду
Я спустилась к завтраку разбитая и невыспавшаяся. Ночью мои мысли все же по полной отыгрались за то, что произошло в машине, а потом ко мне, задремавшей, в сон прокрались пронзительно-цепкие серые глаза Демона, его обветренные полные губы и руки. Теперь уже они изучали мое тело, ласково пробегали пальцами по коже, целовали ее так, словно пробовали свои ощущения и с жадностью впитывали ответную реакцию, упивались ею, а я не могла, не хотела им противостоять. Вместо того, чтобы отталкивать, сама тянулась к ним навстречу, разрешая делать все то, что они хотели сделать. А когда внизу живота нестерпимо вспыхнуло, и голодные губы вдохнули мой вскрик, оставляя после себя привкус верескового меда, проснулась рывком, не понимая где я и дыша так, словно пробежала несколько километров без остановки. Все мое тело било ознобом, низ живота горел огнем, а мозг лихорадило. Я открещивалась от собственного сна, в котором точно сошла с ума, и до утра боялась надолго закрыть глаза и снова уснуть. Там, во сне, Демон ждал меня с хитрой улыбкой на губах и нескрываемым намерением продолжить свои исследования. А я это чувствовала. Чувствовала и боялась того, что снова разрешу ему все.
– Доброе утро всем. Аль, можно мне кофе?
– Со сливками и послаще, Лизонька?
– Нет. Хочу черный. Самый черный и крепкий, – сказала и уселась на ближайший стул, подогнув под себя одну ногу.
Придвинула корзинку со свежеиспеченными пирожками, чтобы выбрать с яблочной начинкой, и настороженно подняла взгляд. Если до моего появления на кухне мама с папой о чем-то говорили, то сейчас повисла какая-то тревожная и гнетущая тишина. Все смотрели на меня с немым удивлением, и от этих взглядов сразу стало как-то некомфортно и почему-то до ужаса стыдно. Будто и Аля, и родители увидели все, что мне снилось, и сейчас начнут ругать. Все вместе и потом обязательно по очереди. Я плотнее закуталась в халат, словно так смогла бы спрятаться от немого, пока ещё не озвученного, но уже надвигающегося осуждения, и запоздало пожалела, что вообще решила спуститься. Взяв кружку с кофе и первый попавшийся под руку пирожок, поднялась, чтобы побыстрее улизнуть в комнату, и не успела сбежать. В очередной раз.
– Лизунь, ну-ка постой! Ты как себя чувствуешь? Ничего не болит? Может позвонить Якову Павловичу?