Бри уговаривает посидеть в «Провансе». Будто заглаживая вину. Сегодня она непривычно выглядит, и дело не в цвете волос. Черный ей идёт, как и новый сарафанчик. Непривычно то, что новый образ радикально отличается от той яркой Бри, которую я знаю.
– Ты себя нормально чувствуешь? – спрашиваю, одновременно восхищаясь ее нормальностью и тревожась, что Бришка перенервничала, выбрав что-то не кричащее.
– О да. Просто хочу попробовать что-то новое. Временно.
Улыбаюсь, услышав это уточнение. Если временно, то все в порядке. Дня через два, максимум три, снова перекрасится в что-то фукси-ало-салатовое, отрежет наискосок подол сарафана, если не выкинет, конечно, и Бри вернётся.
– Поедешь со мной к Гордееву?
– Хм… – задумчиво смотрит поверх моей головы и широко улыбается.
– Бри? Бри!?
Но она быстрыми движениями поправляет волосы, высвобождет из прически один локон, добавляющий нотку интриги и подчёркивающий линию шеи…
«Сабрина, ты что, прихорашиваешься?»
Я удивлённо осмысливаю происходящее с подругой и пропускаю вопрос официанта:
– Добрый день, вы уже определились с заказом?
– М-м-м… Может вы что-нибудь посоветуете?
«Что!? Откуда!? Ты где прятала этот голос!? Бри?»
Смотрю на нее, перекинувшуюся из непредсказуемой фурии в ласковую, игривую кошечку, все больше убеждаясь, что Сабрину ещё не отпустило до конца, а потом перевожу взгляд на руки официанта… Из-под белоснежной манжеты выглядывает край вязи татуировки, так похожей на букву, и у меня язык прилипает к небу. Медленно поднимаюсь по рукаву, стараясь дышать спокойно и сохранять невозмутимое выражение на лице. Только брови все же взлетают вверх, когда понимаю, что не показалось. Демон. Но уже не тот, что вчера. Взгляд мягкий, располагающий, а не колючий. Демона приструнили, вышколили, добавили ему манер, но не смогли лишить терпкого запаха, уже ласкающего мои ноздри. Голова идёт кругом, словно я залпом выпила бутылку вина.
– А вы? – он смотрит прямо в глаза, улыбается.
– Пожалуй… – я вдыхаю глубже, пьянею. – Вкусный, – ловлю себя на том, что произнесла это вслух и тут же добавляю, – обед. Удивите меня чем-нибудь вкусным, чтобы мы захотели ещё раз сюда вернуться.
– Что желаете из напитков?
– «Perrier»…
– А вы? – Демон уже смотри на Бри, но я не могу отвести от него глаз.
Он как наваждение. Завораживает до дрожи в коленках. Я не слышу, что отвечает Сабрина, но слышу каждый вдох Демона, узнаю в них пощелкивание дикой энергии, которая заключена в плен рубашки. Дикарь, спрятавшийся в обличии официанта. Ему неудобно, некомфортно. Ему ближе майка и кожанка. В них он тот, настоящий. А сейчас – маскарад. Вот только я узнала его в этом облике, а он меня нет.
– О-о-о! – Бри едва может сидеть на месте. – Лизи, это же судьба! Два дня подряд! Лиз! Прямо мурашки по коже! Ау! Лиз, ты меня слышишь?
– А? Ты так думаешь? – провожаю взглядом удаляющегося Блада, Демона и Дикаря.
– Конечно! – она радуется, мечтательно закатывает глаза и хлопает в ладоши. – Все! Решено! Завтра обедаем здесь. Ты же меня не бросишь одну? Лиз, ты же пойдешь со мной?
– Да. Конечно. Пойду.
Хочется встряхнуться, вырвать себя из оцепенения, но сил нет.
4. Игры в любезность. В последний раз
Нет никакого желания ехать к Гордеевым. Только есть обязанность. Я обязана приехать, узнать о здоровье Дмитрия, рассказать его родителям, если они окажутся дома, историю о том как их сын заступился за меня. Поблагодарить за истинного джентльмена и мужчину.
«Да, весь в вас Руслан Аркадьевич. Всем бы брать с вас пример. Лилия Марковна, я вам завидую.»
Тошно. От одного лишь внутреннего диалога тошно, а предстоит ещё улыбаться, изображая то, чего не было. Я не испытываю никакой благодарности. Наоборот, хочется упрекнуть. Но нельзя. Мысленно выстраиваю возможные вариации предстоящей беседы, продумываю ответы. Максимально отводящие от закономерного вопроса: «А как это нашему сыну-рукопашнику и его друзьям наваляли?» Точнее, навалял. Один. Уму непостижимо. И ведь видел, что за Гордеевым идёт толпа. Дикарь. Но приятно. По-женски приятно, когда за тебя могут набить морду. Без криков о том, что приедет папа и всех закатает в асфальт. Без пафосности и выкрутасов. Просто. Кулаком в морду. Самостоятельно. Всего один удар. О-о-о…
«Нет, Лилия Марковна, там было несколько человек, но Дима не испугался. Да-да-да, подлецы.»
Бред. Оправдывать того, кто сам нарвался и опустился до подлости. Я же слышала, что драка будет один на один, а не один против всех. Интересно, я смогла бы утихомирить их, как мама? Не сдружить, а просто избежать конфликта, переросшего в побоище. Видимо, нет. Я сама их стравила. Сделала все, чтобы… Чтобы что? Посмотреть сможет ли Гордеев заступиться? Или все же как ему подправят форму носа?
Взвешиваю. Очень нравится второй вариант, но не всегда правильно то, что нравится. Правильно избегать конфликта, обтекать острые углы, будто ручеек. Нас же этому учат, и родители свою карьеру выстроили на умении находить компромиссы, прогибая свою линию. А я – масла в огонь и побольше, побольше. Как будто в первый раз и тренинги не посещала, не разбирала, не учила ни-че-го. Только если абстрагироваться, то… Нет! Нет, я сказала! С малого всегда начинается хаос. Как в поговорке про гвоздь. Какой-то жалкий гвоздь, а война проиграна. А папа же Жан-Полю тоже почти… Но там мама остановила. Стоп. Хватит. Никого не оправдывать. Кто все начал? Я. Хотя бы сглажу углы.
– Андрей, я не знаю сколько пробуду у Гордеевых.
– Хорошо, Елизавета Михайловна, – водитель открывает дверь автомобиля, подает руку.
Расправляю юбку, выхожу из машины и иду с прямой спиной, настраивая себя на дружеский и дипломатический визит. Вряд ли Дима рассказал об истинной причине драки, да и папа не стал бы винить меня в глазах Гордеевых. Поднимаюсь по ступеням, киваю, вышедшему и предупредительно открывшему массивную дверь, консьержу и иду за ним в кабинет.
– Дмитрий Русланович, вас ожидает.
«Значит, родителей не будет. Немногим легче.» Захожу внутрь залы, больше подходящей по размеру под библиотеку, улыбаюсь:
– Привет, ты как?
– Все в этом мире пало ниц к твоим стопам. И я упал, сраженный вражеским ударом.
Гордеев декларирует с пафосом, смотря в окно, не спеша оборачиваться. А мне смешно – на фотографии Гордеев больше напоминал побитую дворняжку, а не уверенного в себе бультерьера. Еще эти два фингала и фраза Бри про честного мастера спорта. И зачем ввязывался? Тоже мне воин.
– Что со съемками? Контракт с агентством не пострадал?
– Не волнуйся, Императрица, замажут, если не сойдёт. И я незаменим.
Идёт, тянется поцеловать, подставляю щеку. Приторно-сладкий запах въедается в ноздри. Женский. Раньше не обращала внимания. Его губы в последний момент смещаются к моим, намекая на большее, но я немного поворачиваю голову, а после вижу в глазах удивление.
– Тебе нужно отдыхать, лишнее волнение только усилит кровоток, и синяки будут сходить дольше, – прячусь за маской заботы, заставляю себя поднять ладонь к его лицу, провести пальцем по краю фингала.
– Поужинаем сегодня? Вдвоем. Родители поедут на прием, а я с этим лицом, – перехватывает мои пальцы, целует в сгиб запястья. – Без вопросов там не поприсутствуешь. Твои же тоже приглашены. Думаю, что Михаил Васильевич не будет против, но, если сомневаешься, я прямо сейчас спрошу его разрешения.
И вроде бы все тактично, без давления, но я мягко отстраняюсь, всего на полшага назад, отвоевывая необходимые, как воздух, сантиметры пространства, в которое Гордеев вламывается с ноги. Не хочу его туда пускать.
– Боюсь, что ужин придется перенести, Дим. После вчерашнего все еще плохо себя чувствую, – вру. – Решила, что стоит к тебе заехать пока стало полегче, но чувствую, что вернусь и снова лягу в постель, – прикасаюсь к виску, изображаю болезненный вздох. – До сих пор трещит. Сабрина со своим предложением конечно…
Вымученно улыбаюсь, уводя разговор в другое русло. Не хочу больше про ужин. И голова, действительно, начинает потрескивать. Только дело совсем не в вечеринке. Гордеев делает вид, что мой отказ его не огорчил, но чувствую – обломала его планы, и теперь он думает, что именно послужило причиной. По его лицу можно считать многое. Оставшись наедине, его маска едва держится, а я, наоборот, натягиваю ее плотнее. Закрываюсь по максимуму. Внешне приветливо улыбаюсь, внутри – уже бегу сломя ноги к «Майбаху» и прошу Андрея увезти меня домой. Не хочу оставаться с ним одна в доме больше ни минуты. Дискомфортно, неуютно, плохо. Только еще с час болтаю с Гордеевым о пустяках, смеюсь его несмешным шуткам и согласно киваю, когда разговор вскользь касается драки. Господи, он ничего не помнит. Увидел, что ко мне пристают и пошел разобраться. «Да, все именно так и было». Восхищенно слушаю его версию, умирая под маской от смеха. Гордеев, ты всерьез решил, что на тебя налетели после того, как ты победил Демона? Всерьез? Или Бри успела узнать правду до того, как вы созвонились с Мирником и самую малость переписали историю в свою пользу? Даже не собираюсь ловить его на лжи. Пусть думает, что я верю в этот бред, если не помнит истинной причины. Хочется самой позвонить, а лучше заехать к Леве, послушать версию, предназначенную для меня. Что-то подсказывает, что она будет не менее геройской. Но опять же не в ту сторону. Морщусь, Гордеев воспринимает это усиливающейся мигренью, провожает до автомобиля, помогает сесть и, слава Богу, не лезет с поцелуями. Такими же фальшивыми, как и он сам.
Папа, на удивление, легко согласился с тем, что мое присутствие на приеме в посольстве не обязательно. Подмигнул, пока мама трогала мой лоб, проверяя температуру.
– Мам, просто устала, – успокаиваю ее я, но она все равно отдает распоряжения Алевтине что дать мне из лекарств, кому позвонить, если температура все же поднимется, а потом, взяв меня за ладони просит не засиживаться и лечь в постель сразу же. – Хорошо, мамуль. Передай мои самые искренние извинения Гордеевым.