День проходит незаметно. Я уставшая. С наслаждением думаю о том, как приму душ и упаду в кровать в своей комнате.
Подхожу к подъезду и замечаю любопытные взгляды соседок, стоящих у машины рядом. Они переглядываются и что-то шепчут друг другу, кивая на меня.
Стараюсь не концентрировать внимание на этом, захожу в подъезд. Здороваюсь с консьержем и иду к лифту. Прохожу мимо доски объявлений и что-то останавливает меня перед ней. Что-то бросается в глаза, привлекая мое внимание.
Перевожу на неё взгляд. И закрываю рот ладонью, чтобы не закричать.
На доске объявлений в подъезде нашего дома висят фотографии отца с какими-то девушками. Все на фото абсолютно голые. Нет, это не может быть мой папа! Отказываюсь верить. Пытаюсь сорвать фотографии, но приклеены они очень хорошо. Скребу по деревянной доске ногтями. Разрываю фотографии на куски. Не успокаиваюсь, пока на доске не остается ни одной бумажки. И даже после этого продолжаю скрести ногтями. Стачивая их. Ломая.
Безмолвные слёзы текут по щекам. Закрываю лицо руками и бегу по лестнице вверх. Не дожидаясь лифта.
Звоню в дверь. Никто не открывает. Стучу – тишина.
Лихорадочно ищу ключ в сумке. Дрожащими руками вставляю его в замок и толкаю сильно дверь.
В квартире тишина. Не слышу привычного: «Миланочка, это ты?»
Уже содрогаясь от страшных предчувствий, вбегаю в одну комнату, вторую. Пусто.
И, только когда открываю дверь третьей комнаты, комнаты родителей, у меня вырывается крик:
– Мама!
Глава 14
Милана
Длинный, с давящей тишиной, коридор больницы. И этот запах. Который я не переношу с детства. Запах лекарств и дезинфицирующих средств.
Запах больницы.
Запах боли и страдания.
Я узнала его слишком рано. Порой мне кажется, что я пропиталась им с самого рождения.
Я родилась недоношенной. У мамы давно были проблемы с сердцем и, если с вынашиванием и рождением Лейлы проблем особых не было, то со мной она практически всю беременность пролежала в больнице.
Поздние роды. Как говорили врачи, вкупе с сердечной недостаточностью – это большой риск.
Мама рассказывала, я три месяца пролежала в инкубаторе, прежде чем меня привезли домой.
Но и потом чуть ли не каждый месяц я проводила в больнице несколько дней.
У меня выявили почечную недостаточность.
С этим можно прекрасно жить. Современная медицина позволяет.
Но я почувствовала себя неполноценной, когда в шестнадцать лет мне сказали, что навряд ли я смогу выносить ребенка.
Я тогда расплакалась на приёме у врача. Мама гладила меня по голове и они с врачом на пару уговаривали меня успокоиться. Убеждали, что медицина не стоит на месте и, возможно, к тому времени, когда я решу завести ребенка, это не будет проблемой для таких, как я.
Поэтому я ненавижу больницы. Ненавижу этот запах. Ненавижу белый цвет. У меня в гардеробе нет ни одной белой тряпки. И платье на свадьбу у меня будет не белое.
Хотя какая свадьба? Кому я такая нужна? Фактически бездетная. Неполноценная.
Может быть, в этом и причина того, что у меня и не было до сих пор нормальных, полноценных отношений с парнями.
Мама чувствовала моё настроение и всячески старалась подбодрить меня. Мы ездили к разным специалистам. Но потом мне это надоело. Каждый такой визит лишний раз напоминал мне о моём недостатке.
И вот сейчас я опять сижу в больничном коридоре. Потому что мама.... моя любимая мамочка…
Когда я обнаружила её лежащей на полу, то почувствовала, как все внутренности скручивает тугим узлом, выворачивая все наизнанку.
Я подбежала к ней и стала трясти её в надежде, что она очнётся. Откроет глаза и просто скажет, что у неё закружилась голова.
Но одновременно набирала на телефоне номер экстренной службы.
Врачи приехали быстро. Но те минуты, что я провела в их ожидании, показались мне вечностью.
Я не сразу заметила конверт с какими-то бумагами на полу рядом с мамой.
Подняла его, заглянула и тут же отбросила. Там была та же мерзость, что и на доске объявлений в подъезде.
Ужасная догадка осенила меня.
Кто-то прислала маме эти фотографии! Кто-то хотел этого. Хотел таких вот последствий!
Я положила конверт в сумочку и кинулась открывать дверь, услышав долгожданный звонок.
В больнице я просидела два часа, прежде чем ко мне вышел доктор и сказал, что каждая минута имела значение и, если бы я пришла минут на десять позже, то они были бы уже бессильны.
Спрашиваю его, что с мамой.
Доктор, устало снимая маску, произносит:
– Она в коме. Состояние стабильно тяжёлое. Пока никаких прогнозов. Есть кто-то более старший? Или Вы – единственный родственник?
– Есть папа. Муж мамы.
– Пусть срочно приезжает. Мне нужно с ним переговорить.
Киваю.
Доктор уходит, а я опять набираю папу. Всё время ожидания, сначала «скорой» дома, потом в этом душном коридоре, я пыталась дозвониться до отца. Но он не отвечает.
Он на даче. Со Стасом. Скорее всего, они в сауне. Тогда остаётся только ждать, когда папа увидит мои звонки и перезвонит.
Но я продолжаю методично жать на кнопку автодозвона.