Смерть у дольмена

– Брюки должны быть тёмные и строгие. Верх – светлая блузка с воротничком. Хорошо добавить маленькую косынку на шею, – наставляла пригласившая её дама, состоявшая этом клубе.

Там они попали на заседание кружка любителей чтения. Послушали лекцию какой-то писательницы вместе с принаряженными пожилыми членами клуба. Потом наблюдали джентльменов, которые в белоснежных брюках и таких же курточках, не торопясь, играли в крокет. С чувством чисто английского достоинства гоняли такой же белоснежный мячик на изумруд-но-вылизанном клубном поле. В общем, было довольно интересно, но разгуляться во всю ширь русской души не получилось.

Посетила, конечно же, Маруся и Францию. Весьма удачными и запоминающимися были тусовки с тамошними друзьями в ночных клубах, кабаре. Испания подкупала вкусным хамоном, ночным весельем и открытостью людей. Однако больше всего она полюбила Италию. Вот где умеют веселиться, петь, жить. Удивительная лёгкость и гармония в стиле жизни. На итальянцев невозможно обижаться даже тогда, когда они, припевая, обсчитывают тебя в кафе, играючи приписывая не заказанное гостем блюдо.

До тридцати двух лет она жила в Москве со старенькой матерью. Вообще-то её имя по паспорту было Марина, но мама с детства звала её Марусей и приучила к этому всех окружающих. Мама долго болела и в последний год уже не узнавала дочь. Маруся купила ей дорогую медицинскую страховку. Когда мать совсем слегла, наняла для неё хорошую сиделку. Заботилась изо всех сил. Очень боялась остаться одна. Близких родственников у неё больше не было. Где-то в Англии имелись какие-то дальние родичи по отцу. Он, как говорили, происходил из знаменитого рода Исуповых. Но отца потеряли очень рано, когда Марусе было всего пять лет. Мама работала на дому, преподавала музыку. Она дала дочери хорошее образование: обучила игре на фортепиано, подготовила к университету, позаботилась о том, чтобы дочь сносно могла изъясняться на трёх языках.

Теперь же пришло время завести свою семью и детей. Маруся Исупова созрела для это-го, но вдруг натолкнулась на непреодолимую стену. Не было беременностей. Не получалось. Подруги все повыходили замуж, а многие успели и развестись. Но у всех были детишки. У самых близких подруг, Алёны и Татьяны, сложились крепкие и счастливые семьи. А у Маруси не задавалось. Она довольно быстро развелась со своим первым мужем, за которого выскочила сразу после смерти матери: хотела избежать одиночества. Развод оформили легко и без страданий. Муж просто оказался не её человеком, принёс больше неприятностей, чем радости. Маруся была даже рада тому, что с ним не получилось потомства.

***

– Алёнушка, а ты легко забеременела? Счастливая ты, уже двое детишек, – заглянула она в глаза подруге.

– С этим у нас вообще проблем не было, мы с мужем даже и не планировали детей. Само получилось. Помню, в то время в Англию собирались переезжать, тут не до потомства вообще. И вдруг – бац! – сюрпрайз, – охотно заулыбалась Алёна. – Но меня сейчас больше ты волнуешь. У тебя-то как с этим?

– В том-то и дело, что плохо всё… Марусю как прорвало. Наконец рассказано было всё без утайки. Хотя и по телефону, и по «Скайпу» кое-что уже обсуждалось. Но когда рядышком, глаза в глаза, душа освобождается быстрее и полностью. «Подружечная» психотерапия.

Глава 2. Марусины откровения

Когда Маруся Исупова вдруг осознала, что дети-то у неё не получаются, побежала к знакомому гинекологу. В ходе обследования начали выявляться всякие болячки, о которых она или не знала, или не обращала внимания. Лечение назначалось – и не помогало. Процесс ожидания беременности становился привычным делом. Она сдавала какие-то бесконечные анализы, принимала таблетки, ходила на процедуры. Всё было напрасно. Деток не было. Появилась неизбывная грусть. О проблеме даже поговорить с кем-то ей казалось стыдным. Особенно въелись в память унизительные соседкины слова: «Почто дитя-то не растишь? Пустопорожняя, что ли? Бесплодная?»

Ещё больше изменилась её жизнь после ультразвукового исследования груди.

– У вас опухолевидное образование в левой молочной железе, – сочувственно, но прямо, глядя ей в глаза, сообщила доктор. – Вам немедленно надо делать операцию.

– Какую операцию? – растерянно спросила Маруся.

– Для начала у вас удалят участок груди, где локализуется опухоль. Обычно сразу, то есть во время операции делают лабораторное исследование этого образования и решают, как быть дальше.

– Что решают? Могут всё удалить? Всю грудь?

– Могут. Но вы не волнуйтесь. Тотальное удаление может и не потребоваться.

– А по-другому нельзя? Может, в Израиль поехать? Там, говорят, хорошая медицина.

– По-другому не делают нигде. Не теряйте времени! И не бойтесь: если уберут полностью, сегодня сразу можно ставить имплантат. Ничего заметно не будет.

Марусе не к месту вспомнилась подруга, которая недавно сделала себе большие силиконовые груди. Когда у неё поинтересовались о цене пластической операции, та весело расхохоталась: «Да я с такими сиськами теперь столько буду денег иметь! Всё потраченное верну, да ещё и заработаю!»

Однако сейчас было не до смеха. Слово «рак» произнесено не было. Но Маруся почти что увидела его над собой. Чёрными буквами.

Размером в небо над головой. Это слово затмило всё. Именно с той минуты она почувствовала, что жизнь стала другой.

Вскоре ей сделали операцию, которой она так боялась. В обычной московской больнице. Марусю направили туда из местной поликлиники. Доктор-онколог оперировал уверенно, привычно, без лишних движений. Его голос, приятного тембра, заполнял операционную. Всё живое и неживое, заключённое в этом стерильном белом помещении, было подчинено его интонациям. «Фарабеф… пинцет хирургический… сушить…» – послушная его мягким приказам медицинская сестра подавала ему необходимые инструменты. Ритмично шуршал какой-то прибор, плавно передвигались ассистенты, играла музыка. Маруся повернула голову и заметила магнитофон, стоящий в стенной нише. Её оперировали под местной анестезией, на первом этапе общего наркоза не требовалось.

«Как хорошо, – подумала она, – что здесь музыка».

Приятная мелодия, как бы пришедшая в этот хирургический мир из обычной человеческой жизни, порадовала и обнадёжила. Заполнила собой зияющие дыры в её личном пространстве, где витал безграничный ледяной страх. Затем музыка прекратилась, сменившись новостями, радио начало негромко рассказывать о городских происшествиях. Сквозь обезболивающее чувствовалось лишь некое шевеление в груди под скальпелем, поверх белой занавески виднелась шапочка хирурга. Маруся смотрела на неё и вязко думала:

«Какая смешная… пилотка… ещё и цвета защитного… что же он у меня сейчас вынимает из тела? Если ЭТО НЕЧТО будет доброкачественное, то жизнь потечёт по прежнему руслу… а если нет? Тогда будет длинный и топкий путь: облучение, какая-то химическая терапия… Рассказывают, на этом пути так много страданий и боли, тошноты, рвоты, слёз, а главное – неуверенности в завтрашнем дне постоянного ожидания плохого. А ведь так хочется жить, с надеждой смотреть в будущее! Но жизнь сразу и грубо делится на до и после… Если будет плохое, то надо сразу уходить с работы и дать себе хоть чуть-чуть отдохнуть. Сколько там той жизни осталось?»

Вспомнились слова мудрой мамочки: «Зато хоть будешь знать, что осталось немного, и поживёшь спокойно».

«А как это – спокойно? Сидеть дома и опять ждать? Ждать-то будешь всё равно плохого…»

Пока Маруся продумывала варианты своего существования в зависимости от исхода операции, доктор уже мастерски изъял ЭТО НЕЧТО из её груди, положил на лоточек. Санитарка, подхватив лоток за эмалированные бока, побежала по длинным петляющим коридорам больницы в подвал. Там, в лаборатории, старый опытный патологоанатом посмотрит на ЭТО НЕЧТО в свой микроскоп, разрежет на мелкие полоски и станет изучать слой за слоем. Он будет сравнивать строение изъятого кусочка плоти с привычными нормами. Чтобы понять окончательно, доброе ЭТО НЕЧТО или злое, станет окрашивать полученные срезы ткани разными красителями. И в конце концов скажет своё слово, которое, собственно, и определит судьбу владельца данного кусочка плоти.

Между тем операция продолжалась, хирург уже приступил к зашиванию.

– Кетгут… Тампон…

В операционной настал тот момент, когда напряжённая работа хирурга уже больше не доминирует. Когда все с облегчением осознают, что благодаря его мастерству и знанию отступили проблемы, неизменно нависающие над операционным столом. Во время хирургической операции пространство всегда сгущается над головами докторов и медсестёр, когда в их руках жизнь пациента. Хирург некоторым образом нарушает законы мироздания. Он пытается вопреки судьбе вернуть человеческую жизнь русло бытия, когда ей уже будто предначертан иной путь.

В этот раз не случилось осложнений, кровотечений, шоковых реакций. Рану зашивали.

– Где Тома? – рявкнул доктор. – Она что там делает?

Медсестра Тома, услышав его рык, пулей влетела в операционную.

– Ты почему не здесь?

– Да я хотела помыть… м-м-м… инструменты…

– Не мой! Здесь будь! Марусе стало смешно и легко.

– Дайте ей по носу! – поучаствовала она в разговоре. Врачи заулыбались незамысловатой шутке своей пациентки.

– Дадим… если будет нас тут бросать… Напряжение спадало. Мелодия жизни развеивала белую пластиковость и стерильность операционной.

Однако самым неприятным в такой операции оставалась неуверенность врачей в том, что они зашивают рану насовсем. Ожидали окончательного вердикта гистолога. Всё останется как есть, если его заключение будет по первому варианту, если диагноз рака не подтвердится. Но если по второму… Тогда Марусю снова вернут на стол, и операция предстоит более объёмная и трудная.

Зашили рану, Марусю переместили на каталку, прикрыли простынёй, вывезли в предбанник операционной. Стали ждать заключения гистолога… Все оставались в напряжении. А она лежала под застиранной простынёй и смотрела в белый потолок. Одна во всей вселенной. Наедине с Богом. На чаше весов… А что на другой чаше? Перевесит ли?

Маруся навсегда запомнила это томительное свинцовое ожидание и потом – свою огромную радость, когда санитарка влетела в операционную с результатом гистологии и громко сообщила:

– Всё о’кей! Доброкачественное!

***

После той операции Маруся стала другой. Серьёзнее, что ли… Как-то целеустремлённее.

Она ходила не только к врачам, но и к бабкам, экстрасенсам, батюшкам, пыталась заняться аюрведой. Постилась, молилась, искала способы забеременеть. Как-то прочитала истории своей фамилии о неком проклятии, которое должно пресечь исуповский род. Опять расстроилась…

Некоторое время назад она наконец встретила своего мужчину, Саймона Янинга. Он ещё в детстве с родителями уехал в Великобританию, теперь жил там и был подданным Её Величества. Имел свой компьютерный бизнес. Как принято там, в Англии, он долго не женился. Когда они встретились с Марусей на свадьбе у друзей, ему было уже сорок шесть.

– Мариночка, я тебя ждал всю жизнь. Ты – моя женщина, – сказал он ей в первый же день их знакомства.

Теперь они пытались обследоваться и лечиться от бесплодия вместе. Этот диагноз ей был выставлен изначально, но со временем слегка изменился и звучал как «бесплодие неясного генеза». В переводе с научного языка это означало, что болезней никаких не обнаружили, и почему у Маруси нет беременности, врачи просто-напросто не знают.