Вредность не порок

– Ничего. – Я пожала плечами. – Всё в порядке.

Вернувшись к бабке, я спросила об оплате. Она ответила, причем действительно назвав довольно высокую цену. Но цена меня не испугала. Не то чтобы в школе я зарабатывала невероятные деньги, конечно, нет. Зарплату там задерживали, как и везде, безденежье стало привычным. Дело в том, что моя несравненная мама, Вера Николаевна, настояла, чтобы, как она выразилась, мне «немного помогать материально». Небольшая помощь выливалась в ежемесячные переводы, поэтому я, дорожа самостоятельностью, долго пыталась бороться с подобными проявлениями родительской опеки. Но недаром моей мамой была именно моя мама, а не кто-нибудь другой! Неравная борьба ни к чему не привела. В конце концов я решила кончить дело полюбовно и сдалась, выторговав взамен ежемесячных личных посещений любящих родителей еженедельный разговор по телефону. Для чего приходилось идти на переговорный пункт, так как телефона у меня в квартире не было. Мама сначала возмущалась этим обстоятельством, порываясь лично устроить разборки на местной телефонной станции. Мне стоило больших трудов удержать её от этого шага, но мама тут же предложила сотовую связь, на что я радостно ответила, что она здесь не берёт. В результате я получила почти полную самостоятельность, а моя сберкнижка превратилась в некоторое подобие кассы срочной взаимопомощи для меня и моих коллег, с небольшим отличием от привычной схемы – тут был лишь один вкладчик.

– Так что? – спросила наконец бабка Степанида. – Согласна?

– Согласна. – Я улыбнулась. – Сегодня можно переехать?

***

Быстро переодевшись в купальник, я натянула коротенький весёлый сарафанчик, сунула в соломенную сумку полотенце. Пляж здесь замечательный. Сама речка не слишком глубока, зато дно – один песок, безо всякого ила. Эта водная артерия, соседствующая с Горелками самым выгодным образом, сыграла далеко не последнюю роль в популяризации деревни. Купаться летом в городе было негде, если не считать нескольких заросших прудов да фонтана на центральной площади.

Стоя посреди комнаты, я раздумывала, что ещё прихватить с собой, и на глаза мне попалась корзинка для бумаг. И я вдруг вспомнила о Надькиной находке, подошла и достала скомканную бумажку.

– Так, так… Уважаемая Анастасия Игоревна, – я быстро читала, машинально отмечая многочисленные грамматические ошибки, – без подписи, отлично…

Что за белиберда? Бред какой-то… Я повертела листок, на обратной стороне, внизу и вверх ногами, было начато: «Дор…», затем зачеркнуто двумя штрихами. Кто-то сначала решил обратиться ко мне «Дорогая»? А потом передумал, перевернул лист и написал «Уважаемая».

Я снова заглянула в листок и прочитала уже более внимательно:

«Уважаемая Анастасия Игоревна. Хочу вас придупридить что бы вы вели себя осторожна, одни лучше никуда ни ходили. Лучше побыть дома. Особено вечером. Извините если что не так».

Я вертела листок так и этак, но больше никакой информации не получила.

– Если это Надькины штучки, – грозно сказала я вслух, – то она об этом пожалеет.

– Стаська, ты готова? – раздалось за окошком.

– Готова! – крикнула я. – Сейчас ещё кто-то будет готов… для кремации!

Выйдя за калитку, я подошла к подружкам.

– Твои проделки? – спросила я, тряся листком перед Надькиным носом. – Ни капельки не смешно.

– Чего ты? – удивилась Надежда, выхватывая листок. – Что это?

Пробежав глазами текст, она посмотрела на меня. Во взгляде сквозило искреннее удивление.

– Что это ещё такое? Я-то при чём?

– Это я и хочу выяснить. Кто здесь при чём.

Молчавшая до сих пор Ирка взяла листок, прочитала и крякнула, качая головой.

– Знаешь, – неуверенно протянула она, – если бы меня спросили, то я сказала бы, что это почерк Володи Савченко…

– Из десятого? – с недоверием спросила Надька.

– Ну да.

– Это как ты определила? – Я понимала всё меньше.

– Как, как! Учится он у меня. Представь себе: физика, химия и прочее – «пять». Литература и русский – еле-еле трояк. До слез иной раз доведёт, просто не веришь, что человек такие перлы может выдавать. А почерк смотри какой красивый. Как мне его не узнать?

– А он подобными шутками когда-нибудь отличался? – спросила я у Ирки.

– Да нет вроде. Парень он, в общем, серьёзный. Семейка у него так себе, а сам он ничего. Хотя как чужую душу разберешь?

– Это точно, – согласилась Надька и добавила: – Только если мы здесь ещё полчасика протопчемся, ты в город наверняка опоздаешь.

***

На пляже почти никого не было. Только мамаша с двумя детьми да две девчонки лет пятнадцати, растянувшиеся на полотенцах.

– А я такая умненькая девочка! – пропела Надька, доставая из объёмного баула сверток. – Не знаю, кому как, а мне на пляже первым делом есть хочется, потом уже всё остальное!

Она вытащила небольшую салфетку, принялась раскладывать малосольные огурчики, вареные яйца, чёрный хлеб, помидоры и маленькие охотничьи колбаски. У меня сразу же забурчало в животе, хотя я точно помнила, что недавно позавтракала. Ирка задумалась на мгновение, потом достала из сумки бутылку газировки.

– А то вдруг пить захочется? – пояснила она, бухаясь на живот и отрывая зубами кусок колбасы.

Я немедленно последовала её примеру и, весело двигая челюстями, спросила:

– А от меня, я так понимаю, ожидалась пол-литра?

– Ага! – Надька увлеченно чистила яйцо. – Только почему поллитровка? Ожидалась литрушка!

Мы принялись хохотать, пока не выяснили в конце концов, что я теперь должна подружкам пятилитровую канистру чистого медицинского спирта.

– А вы не описаетесь после пяти литров? – вежливо спросила я, а Надька ответила:

– Нет. После пяти литров писаться будет уже некому!

Ирка покатилась со смеху, да так, что чуть не подавилась. Мы с Надькой, конечно же, сразу начали колошматить её по спине в спасательных целях. Она с писком отбивалась от нас и кричала, что у неё давно все в порядке, просто она собиралась чихнуть.

Навозившись, мы плюхнулись в рядок на животы.

– А когда я была маленькой, – сказала Ирка, – на пляже секунды не могла просидеть. Сразу в воду. Пока не посинею. А как посинею, меня начинали вылавливать, а я сопротивлялась. Меня иногда прямо за ноги тащили. За что поймают, за то и волокут. Особенно тяжело было бабушке с дедушкой, они потом со мной купаться идти боялись!

Мы с Надькой от души повеселились, представляя вытаскиваемую за ноги Ирку.

– Все малыши, наверно, любят купаться. Вон посмотри, как та тётка мучается, – я показала на нашу соседку по пляжу.

Её младший пацан, вытащенный из воды, сидел синий и скрюченный на песке, но от полотенца гордо отказывался в знак протеста. Как только матери надоело стоять около него с полотенцем и она отвернулась, он, словно краб, бочком-бочком засеменил к воде.

Мы засмеялись, а Надька крикнула:

– Мамаша, ваш ребенок смылся!.. То есть убежал!

Несчастная мать резво повернулась и увидела сынка почти у самой воды.