Три века с Пушкиным. Странствия рукописей и реликвий

Двадцатилетний Абрам Ганнибал, вместе со своим царственным повелителем очутившийся в Датском королевстве, был поражён виденными им чудесами и красотой старого Копенгагена. Довелось африканцу побывать и в окрестностях столицы, в великолепном замке Фредериксбор, где у своего венценосного собрата Фредерика IV, короля Дании и Норвегии, почти месяц гостил русский царь. В честь сего достопамятного события в одном из парадных залов дворца, ставшего ныне национальным историческим музеем, установлен бронзовый бюст Петра I.

Пушкин в «Истории Петра» записал, что англичане хотели поссорить царя с датчанами, «но он остался твёрд и старался только не ссориться с Данией».

Правнуку царского арапа Александру Пушкину не пришлось увидеть Копенгаген, не довелось побывать и в Датском королевстве. Но поэт прекрасно знал культуру древней и самобытной страны. Был знаком с посланником и полномочным министром Дании в Петербурге графом Отто Бломе: о нём Пушкин упомянул в своём дневнике. Самая тесная дружба связывала поэта с Владимиром Далем, сказочником и создателем «Толкового словаря живого великорусского языка». Русским по духу и датчанином по крови.

Но, пожалуй, самой необычной и знаковой стала история обретения пушкинского автографа датским сказочником.

Сказочное путешествие

История та восходит к 1862 году и берёт своё начало в Швейцарии, точнее, на Швейцарской Ривьере. Именно здесь, в Монтрё, красивейшем курортном городке, в обрамлении снежных альпийских отрогов, со сбегающими к берегам Женевского озера террасами виноградников, Ханс Кристиан Андерсен знакомится с тремя барышнями: Елизаветой, Вильгельминой и Александрой.

Три русские сестры с нерусской фамилией Мандерштерн. Их отец, имевший шведские корни и приписанный к полтавскому дворянству, по праву считался русским генералом. Был он человеком дерзновенной храбрости: сражался на редутах Бородина, под Тарутином и Малоярославцем в Отечественную войну 1812 года, – светлого ума и благодушия. Имел множество боевых наград, в их числе и орден Святого Андрея Первозванного.

Верно, сёстры отправились в заграничное путешествие, чтобы как то сгладить горечь потери – их отца генерала от инфантерии Карла Егоровича Мандерштерна не стало в апреле того же года, – он умер в немецком Висбадене, врачуя там старые раны.

Господин Андерсен нашёл в русских барышнях интересных собеседниц, знавших литературу, имевших свои оригинальные суждения по вопросам искусства. Сёстры же знакомили прославленного друга с именами известных, самых читаемых русских писателей и поэтов. А одна из сестёр, Вильгельмина, обладавшая приятным голосом, даже напевала славному датчанину народные песни, отчего он приходил в истинный восторг.

Интерес Андерсена к литературе и культуре России был неподделен, да и к писателю доходили вести, что в загадочной северной стране у него немало горячих поклонников. «Я рад знать, – писал Андерсен в августе 1868 года своей русской корреспондентке, – что мои произведения читаются в великой, могучей России, чью цветущую литературу я частично знаю, начиная от Карамзина до Пушкина и вплоть до новейшего времени».

Любопытно, если бы Андерсен приехал в Швейцарию годом ранее, он имел бы редчайшую возможность встретить в Монтрё, на берегу Женевского озера, Наталию Николаевну, вдову Пушкина, давно уже носившую фамилию Ланская. Правда, и тогда, в 1862-м, вдову русского поэта и датского сказочника разделяли немногие вёрсты: Наталия Николаевна гостила тем летом в Австро-Венгрии, в имении сестры Александры, в замужестве фон Фризенгоф.

Именно в Монтрё в августе 1862-го Елизавета Карловна Мандерштерн дала обещание Андерсену, что стал так духовно близок ей и сёстрам, пополнить его коллекции рукописей бесценным автографом Пушкина.

И обещание своё исполнила, но для этого должны были пройти три долгих года. И когда в мае либо в начале июня 1865 года пушкинский автограф лёг на стол в кабинете Андерсена, он не скрывал своего восхищения в письме к старшей из русских сестёр.

Итак, что за неведомая рукопись оказалась в Копенгагене, в доме Андерсена на набережной Нюхавн? И каким образом она туда попала?

В эту невероятную историю вплетено немало имён, и одно из них кузина сестёр – Екатерина Мандерштерн. Милая Катрин была помолвлена с графом Петром Ивановичем Капнистом, писателем, драматургом и поэтом. Её жених числился цензором при императорском дворе, точнее, правителем дел Главного управления по делам печати. Известен был как коллекционер автографов, что для него, надо полагать, не составляло особого труда, ведь рукописи многих именитых писателей и поэтов направлялись к нему на рецензирование. Граф чрезвычайно дорожил оказавшейся в его коллекции рукописной тетрадкой Пушкина и решился преподнести её невесте в качестве дорогого подарка. Страница из той тетрадки, именованной в литературоведении «Капнистовской», была не без колебаний вырвана милой Катрин и передана сёстрам. Уж очень убедительными казались ей их частые просьбы. Какое, казалось бы, совершено святотатство!

Стоит заметить, что Екатерина Евгеньевна, ставшая госпожой Капнист в ноябре 1862-го, проявляла живой интерес к деятельности супруга, не была и бессловесной особой в литературном салоне, чем славился её дом. Одно то, что графиня Екатерина Капнист состояла в дружеской переписке с Иваном Александровичем Гончаровым, автором знаменитых романов, говорит о многом.

Датскому исследователю Фан дер Флиту чрезвычайно повезло обнаружить письмо одной из сестёр, Елизаветы Карловны, к Андерсену, написанное ею на немецком языке и отправленное в мае 1865-го из Риги. Документ поистине бесценный, ведь заговорила сама дарительница!

«Глубокоуважаемый г-н Андерсен,

Более чем вероятно, что Вы уже забыли нашу встречу в пансионате в Монтрё. Если Вы забыли обо мне, то моё воспоминание о Вас тем вернее, что я, помня о Вас, должна была сдержать, кроме того, данное Вам обещание, которое преследовало меня в прошлые годы, как кошмар. В конце концов, может быть, Вы сами забыли, что в Монтрё я обещала Вам автограф нашего почитаемого, талантливого поэта Пушкина.

Этот автограф уже в течение нескольких месяцев является моей собственностью; теперь я посылаю его и дарю его Вам, как свидетельство моей преданности и глубокого к Вам уважения. С большим трудом достала я для Вас это сокровище. Эгоизм, глубоко укоренившийся в моём сердце, был близок к тому, чтобы унизить меня и заставить сохранить эту драгоценность для моего собрания автографов. Но мысль о вас, дорогой Андерсен, победила, и я с особенной радостью посылаю Вам приложенный к этому письму пожелтевший листок, который передаёт мысли великого гения. Однако та рука, которая отдала мне эту драгоценность, надеется на любезность с Вашей стороны, уважаемый г-н Андерсен. Это прелестная молодая дама, моя кузина, г-жа Капнист, урождённая Мандерштерн. Являясь одной из Ваших восторженных почитательниц, она просит Вашу фотографию с подписью Вашего имени. Согласны ли Вы на это?

Если бы я знала, что у Вас сохранилось хотя бы слабое представление о тех трёх сёстрах, из которых старшая сейчас пишет Вам, я написала бы Вам ещё многое, но так как я сомневаюсь в этом, то прошу Вас принять мои уверения в искреннем к Вам уважении и благодарном воспоминании.

С уважением, Элиза фон Мандерштерн».

Какое благородство в тоне всего послания, сколь много почитания, любви и одновременно сдержанности в чувствах этой умной милой дамы! Да, ей чрезвычайно трудно расстаться с обретённым сокровищем, и ведомо, что оно поистине бесценное, но ведь она дала когда-то слово своему датскому знакомцу и выполнит его непременно.

Вид в окрестностях швейцарского Монтрё. Старинная литография

На обложке отосланного в письме раритета Елизавета Карловна сделала надпись (на немецком): «Автограф поэта Пушкина. Листок из собрания рукописей, принадлежащих г-же Капнист. С.-Петербург, 1865». Была и приписка: «Если вы пожелаете иметь перевод этого стихотворения, то я пошлю его вам, как только буду знать, что оригинал находится у вас».

В один из июньских дней 1865 года в дневнике Андерсена появилась запись: «Закончил письмо фрёкен Мандерштерн по-немецки, но не отослал его».

Почему такое решение принял великий датчанин? Уже не узнать, вероятно, на то имелись веские причины. Но в начале сентября того же года Елизавета Мандерштерн имела счастье прочитать ответное письмо, полученное из Копенгагена: «Всемирно знаменитая рукопись Пушкина – для меня сокровище. Примите мою сердечную благодарность. Вы хотите получить мой автограф для г-жи Капнист: посылаю ей маленькое стихотворение на моём родном языке».

Дорога к Пушкину

Но вернёмся к истории самой «Капнистовой тетради» (весьма скромной, без переплёта, из девятнадцати листов), она была собственноручно заполнена Пушкиным в марте 1825 года, когда он готовил к изданию свой поэтический сборник. Александр Сергеевич переслал ту тетрадь из Михайловского брату Лёвушке. А тот должен был передать её другу и издателю поэта Петру Плетневу. Рукопись будущего сборника, с надлежащими указаниями и замечаниями самого Александра Сергеевича, направлялась цензору.

Но… тетрадь таинственным образом исчезла – ныне ту потерю пушкинисты считают невосполнимой и весьма болезненной. Следы её затерялись в начале XX века, хотя прежде пушкинская тетрадка и побывала в руках известных исследователей, таких как Пётр Александрович Ефремов, библиограф, литературовед, издатель и академик Леонид Николаевич Майков.

Ранее, в начале 1890-х, Академия наук, задумав подготовить издание сочинений Пушкина, обратилась к счастливым владельцам автографов поэта с нижайшей просьбой на время предоставить их ей. И первым, кто откликнулся на сей благородный призыв, стал граф Пётр Иванович Капнист. В архиве Майкова сбереглось письмо графа (от 4 июня 1891 года), с коим тот препровождал драгоценную «тетрадь стихотворений Пушкина, собственноручно им написанных с его заметками по изготовлению их к печати». В конце письма граф Пётр Иванович просил вернуть ему тетрадь «по миновании надобности».

Верно, академик Майков долго не решался расстаться с заветной тетрадкой – почти пять лет рукопись находилась у него. Всё же, как честному учёному, ему достало сил передать рукопись законному владельцу.

Благодаря биографии графа Петра Капниста, воссозданной его дочерью, известно, что он не единожды встречался с академиком и разговор меж ними вёлся о «новом издании Пушкина». А также граф сообщил маститому собеседнику «некоторые подробности о великом поэте, которые были им собраны ещё в юности…».

Вот ещё что интересно. По просьбе Майкова граф Капнист в 1895 году написал статью «К эпизоду о высылке Пушкина из Одессы в его имение Псковской губернии», опубликованную в «Русской старине».

Дело в том, что Пётр Иванович многое знал из рассказов дядюшки Алексея Васильевича Капниста (сына известного писателя Василия Капниста), в юные годы служившего адъютантом генерала Николая Николаевича Раевского, героя Отечественной войны 1812 года. Дружеские отношения связывали Алексея Капниста и с сыном генерала Раевского Александром, приятелем Пушкина. Сам же автор статьи в силу своего возраста (ему исполнилось семь лет, когда умер Пушкин) не мог иметь личных воспоминаний о поэте.

Пушкинисты благодарны за собранные графом редчайшие сведения, но по каким-то неведомым ныне причинам Пётр Иванович ни единым словом, ни намёком не пояснил, как у него оказалась тетрадь с пушкинскими стихами.

За год до столетия Пушкина граф Пётр Иванович Капнист умер в Риме, был похоронен в Греции, на Крите, своей исторической прародине, и весь семейный архив наследовали его дочери.

А вскоре, в апреле 1900 года, не стало и замечательного русского учёного Леонида Николаевича Майкова. Вместе с его уходом окончательно исчезла и надежда отыскать следы «Капнистовой тетради». Где она ныне, Бог весть…

Правда, остались фотокопии с шести её страниц, хранящихся в Рукописном отделе Института русской литературы (Пушкинском Доме). Но ранее, разбирая пушкинские записи, академик Майков сетовал: «Сперва тетрадь состояла из большего количества листов, но некоторые из них были вырезаны, а остальные сшиты вновь, притом не в надлежащем порядке; вследствие утраты листов одно из включённых в тетрадь стихотворений оказалось без окончания, а другое – без начала».

Её первая драгоценная страница, считавшаяся утраченной, уцелела и ныне как часть архива Ханса Кристиана Андерсена, стала достоянием Копенгагенской королевской библиотеки. Не чудо ли это?!