Тени ушедших времен

– Посиделки давай устроим. Как мы с твоей матерью покойной познакомились? На посиделках. Позовем молодежь, Елену, и поговоришь. А где видал-то ее?

– Мы с поля вместе шли. Я из лесу скакал на лошади мимо поля, а она одна там сено подгребала, а дождь надвигался, тучи, ветер. Я и зазвал ее домой идти. Вот и познакомились. Ладная она: и разговором умна, и лицом пригожа. Только вот не ждет ли муженька-то своего с каторги? Как мыслишь?

– Не ждет. Да и нечего его ждать. Пропал он, сгинул куда-то. Я с Ариной говорил, матерью Елены. Она знает, что сгиб он. Только ты, Матвей, будь мужиком серьезным. Деревня – не город, тут все у всех на виду. Как с Еленой будешь ладить, ежели она тоже думает, небось, что ты Сашки Емелиной ухажер? Она, Сашка-то, сватов ждет не дождется. Вот ведь как народ гутарит.

– На чужой роток не накинешь платок. А ежели я ей два раза «здрасте» сказал, да по берегу прошелся, так что ж теперь, свататься обязан?

– Ну как знаешь. Только пока серьезную зазнобу не заведешь, так и будут сплетни всякие по деревне ходить. А Елена – баба серьезная. Она не захочет с таким заводиться, который побалагурил с одной, да к другой подался. Вот тебе мой сказ.

А на другой же день после этого разговора Саша и встретила Матвея на реке и ногатою своею хотела его одурманить и заполучить навсегда.

***

Матвей не стал устраивать посиделки. Он как будто знал характер Елены, чувствовал, что не придет она. Да и без Александры не обойдется. Ему не хотелось объясняться с ней лишний раз. Да попросту не хотелось никого видеть, кроме Елены.

Как-то поутру Матвей вдруг предпринял решительный шаг. Он начистил до блеска свои сапоги, надел новую косоворотку, брюки, купленные в городе в торговой палате и свой лучший кафтан.

– Ты как купец на ярмарку нарядился. Куда это ты? – спросил его Прокоп.

– Я к Елениным родителям, отец. Хочу пойти, объясниться. Мужик я, в конце концов, не мальчик – ждать, откуда ветер подует. Сам должен свои дела сердечные решать. Люблю я ее, всем сердцем люблю! Вот и хочу ее отцу с матерью душу открыть. А там уж ей решать, – откровенно сказал Матвей.

– Так уж и «люблю». Видал единожды, и уж «люблю». Ну да баба она славная. Я б себе другую невестку и не хотел бы. Ежели чего, я с Михайло-то поговорю. Коли ты серьезно, так, думаю, он в обиде не будет.

Матвей вышел на улицу. Дул холодный ветер и швырял в лицо колкий снег. Вот и зима наступает, а там уж и в город пора будет собираться. Ему было велено назад воротиться к весне. Завод будут готовить к работе, а как подготовят, так и запускать станут. Машину для растяжки кож Севастьянов собирался покупать, а его, Матвея, обучить работать на ней обещал.

Все складывалось хорошо в его жизни, только дела сердечные не давали покоя. Семья ему нужна, жена, дети. Не хотелось больше одному прозябать. А тут Елена встретилась ему, понравилась, полюбилась. И решил Матвей не упускать счастья своего.

Так шел он к Елениным родителям и размышлял, что он скажет и как объяснится. И вдруг знакомый голос окликнул его:

– Здравствуй, Матвей.

Он и не заметил, как Елена нагнала его сзади, и эта встреча была для него совершенно неожиданной. Матвей остановился, повернулся к ней и счастливо заулыбался.

– Здравствуй, Елена. Ну вот и свиделись. Как ты живешь? – спросил Матвей участливо.

– А ты? – спросила Елена в ответ.

– Не знаю, что и сказать, право. Так-то бы все ничего, да тоска одолела. Сколько же я тебя не видал-то? В одной деревне живем, а встретиться никак не доведется, а?

– Да, не всем удача выпадает. А ты куда идешь-то, Матвей?

– А ты?

– Так домой, к своим. Вот проведать решила, а то похолодало, может, помочь чего надобно.

– И я к твоим.

– Зачем это?!

– Истосковался я, Елена. Хочешь верь мне, хочешь нет, да только всюду тебя искал, высматривал, ждал, но так и не встретил ни разу после той нашей первой встречи. А забыть никак не могу. Вот, решил поговорить с твоими, а тут и тебя повстречал.

Елена не верила своим ушам. Она стояла перед Матвеем высокая, красивая, в новом овчинном полушубке цвета топленого молока и нарядном цветастом полушалке. Щеки залил румянец, глаза блестели, а на губах играла улыбка.

– Ну пошли тогда, – сказала Елена просто и зашагала вперед.

Матвей за ней. Взял ее за руку и спросил:

– Я все время думал, Елена, захочешь ли ты поговорить со мной по-серьезному? Мне вот по весне назад в город надобно ехать, а без тебя ни к чему душа не лежит.

Тут Матвей остановился, повернулся к Елене лицом, обнял ее за плечи и сказал:

– Поедем со мной, а?

Она смотрела на него широко открытыми глазами и молчала. А он ждал, хотел понять, что у нее на душе, думает ли она о нем, но ответа не было. И только было Матвей хотел еще что-то сказать, как звонкий и надменный окрик прервал его на полуслове:

– Так вот кто, оказывается, мне дорожку перешел! Хороша тихоня, нечего сказать!

Александра стояла неподалеку, руки в боки, лицо гневное, а рядом с ней Григорий, кузнец, который свидетелем был, что Петр в кузнице кистень мастерил. Они гуляли по деревне и вдруг встретили Елену с Матвеем. Нет бы пройти мимо, да и делу конец. Но не такая была Александра, настырная, своенравная, задиристая.

Григорий попытался придержать ее, но она вырвала руку и подошла к Елене и Матвею.

– Ну здравствуй, Матвеюшка. А я-то смотрю, куда это ты запропастился и глаз не кажешь. Значит, не мила я тебе больше. Ты нас тут в деревне всех девок да баб в очередь что ли выстроил? Ну как опять до меня очередь дойдет, так скажи. Мы с Гришей подождем покуда.

Но тут вдруг Елена прижалась к Матвею, приклонила ему голову на грудь и сказала:

– Долго вам с Гришей ждать придется, то ли ему на радость, то ли тебе на беду. Мы вот пожениться решили с Матвеем.

Матвей обнял Елену и крепко прижал к себе. Александра опешила. Ее красивое лицо исказила кривая, неестественная усмешка, и она проскрипела сквозь зубы:

– Ну ты еще пожалеешь не раз, что на каторгу в Сибирь со своим разлюбезным Петрушей не подалась…

– Саша, придержи язык. Зачем стараешься казаться хуже, чем ты есть? Так и не подействовали на тебя мои разговоры, а жаль! – в сердцах сказал ей Матвей.

Но Александра не отступала:

– Ты Матвей Прокопьич, мне морали-то не читай, как девочке. Небось, когда любовь пытался закрутить со мной, не думал, что я несмышленая. Да только не вышло ничего у тебя, вот и ухватился, за что попроще. Ну да лежалый товар тебе больше к лицу.

– Так он потому и лежалый, что цены высокой. А тот, что грош за погляд, всегда по рукам ходить будет, – отпарировал ей Матвей.

– Ну ты-то и гроша за погляд не дал. А посмотреть-то было на что. Ну, не лукавь, скажи!

– Саша, пошли, – сказал ей подошедший Григорий, взяв за локоть.

– Нет, подожди. С тобой мы еще успеем наговориться, – сказала Александра и опять вырвала свою руку.

Она была разгневана и резка. Ей хотелось скандала, обидных слов. Ей хотелось сокрушить чужое счастье в угоду своей прихоти. Она была неумолима. Но ее гнев разбивался, как бушующая волна о каменную преграду. Она видела жалостливую усмешку в глазах Елены и полный недружелюбия и осуждения взгляд Матвея.

Александра вдруг поняла, что ее попытка разрушить их союз не удалась, особенно тогда, когда Матвей обнял Елену за плечи, они повернулись и пошли прочь.