Ловушка для Бесси

– Я был сегодня в лавке Уоллеса. – медленно сказал мистер Барнхем и наконец взглянул ей в глаза. В том, что она станет лгать, он не сомневался. Но что тут можно сказать? Как оправдаться?

– О! – Элис в растерянности села на маленький диван, покрытый клетчатым пледом.

– Почему же ты скрыла от меня, что тебе не хватает денег и обратилась за помощью к постороннему человеку?

– Видишь ли, папа, я ничего не сказала, потому что ты всегда не одобрял такие вещи. Хотя знаешь, в этом ведь нет ничего особенного… Все люди иногда берут в долг или занимают деньги. Только ты один считаешь это чем-то предосудительным. Вот странно! – она попыталась перейти в наступление. Голос ее зазвучал тверже и убедительнее. – Ну скажи, пожалуйста, зачем ты драматизируешь? Для чего ты пошел в лавку? Я бы отдала долг в понедельник, как и обещала. Если хочешь знать, так многие делают. И миссис Фарнсворт, и миссис Бизли, и мисс Пейс. Только ты один видишь в этом трагедию!

– Хорошо, допустим. Оставим это пока. – голос старика дрожал от злости, руки беспокойно шарили по коленям. – Но, скажи на милость, почему это случилось?

– Почему?

– Вот именно. Почему тебе пришлось одалживаться?

Напускная уверенность разом слетела с Элис

– Я… я издержала в этом месяце немного больше денег, чем обычно…

– Куда же ты потратила их?

– Папа! – Элис вскочила с дивана с наигранным возмущением. – Ну что за вопросы? Потратила и все. Я уже не помню куда! И пожалуйста, перестань меня допрашивать! Мне двадцать три года, неужели у меня не может быть собственных потребностей? Вот не думала, что должна отчитываться за каждый фунт!

– Ты не отчитывалась, потому что я доверял тебе. Но теперь… – он решительно поднялся с кресла. Элис смотрела на него с испугом. Что он еще выдумает? В позе старика было что-то величественное. Он посмотрел на дочь с презрением и сказал:

– Я говорил тебе, что ты уже взрослая женщина и вольна жить так как тебе хочется. С этим я готов смириться. Но я также просил тебя, что бы этот человек не вторгался в мою жизнь. Теперь, благодаря тебе, я содержу его на свой счет. Этого не будет. Я не стану больше оставлять тебе деньги. Я сам буду заниматься нашим домом. Тем более, что от тебя все равно мало толку, ты ведь теперь почти не живешь здесь.

– Папа! – ей хотелось удержать его. Ну почему он такой упрямый и гордый? Если бы он сделал над собой усилие и попытался понять ее!

Услышав ее окрик, он немедленно обернулся, и лицо его смягчилось. И когда он заговорил, голос его звучал тепло и ласково.

– Дочка! Говорю тебе в последний раз, оставь это. Брось этого… человека. – он хотел сказать «негодяя», но сдержался. – Давай будем жить как прежде, доверяя друг другу. Если ты вернешься домой, обещаю, что ни разу не попрекну тебя. Я буду более внимательным к тебе, буду давать больше денег. Хочешь съездить куда-нибудь? Ради бога. Я, конечно, держал тебя в ежовых рукавицах и был с тобой не слишком ласков. Но я исправлюсь, обещаю. Только брось его. Он погубит тебя, неужели ты не понимаешь?

Он помолчал, надеясь, что его слова передадут его страх и беспокойство. Он никогда с ней так не говорил. Элис ужасно хотелось ответить ему согласием, но не потому, что она готова была согласиться, а из благодарности за его слова и обещания. Но согласиться – значило лгать ему в последствии, потому что она не могла выполнить его просьбу. Вся ее жизнь была сосредоточена теперь там, где был Грем. Разве она могла объяснить ему, что когда Грем прижимает ее к себе, ее обдает жаркой волной и на нее накатывает сладкая истома? Разве он мог понять, что лицо этого человека, его запах кажется ей таким родным, словно она знала его всю жизнь, и при мысли о том, что он может уехать, ее охватывает паника и черная тоска наполняет душу. Попросить ее перестать встречаться с Гремом, это все равно, что попросить ее перестать дышать. Элис любила отца, но отказаться для него от счастья, радости молодой жизни – слишком большая жертва.

Она отрицательно покачала головой и опустила голову.

– Ну что ж, – старик пожал плечами. Теперь он выглядел усталым, и на лице была печать безнадежности. – В таком случае, считай, что отныне мы – чужие люди. Ты можешь жить в этом доме, поскольку это и твой дом тоже. Но с этого дня мы будем каждый сам по себе. Если ты намерена оплачивать прихоти этого ничтожества – дело твое. Но я – нет.

И он гордо удалился.

Элис осталась стоять в его комнате, не зная что предпринять. Догнать его и помириться? Это было бесполезно. Как бесполезным оказалось их кратковременное перемирие. Ее жизнь изменилась, а он не хотел с этим смириться. Пойти ему на уступки – означало для нее жить по-старому, а с этим не могла смириться она. Но без помощи отца ей будет совсем тяжко. В госпитале платили ничтожно мало, а Грем не умел себя сдерживать и тратил деньги очень неосмотрительно. Им по-прежнему не на что устроить свадьбу и обвенчаться, негде да и не на что жить…

Что же теперь делать?

Все это Элис сказала Грему. Разговор с отцом она передала в самых общих чертах, боясь обидеть его. Она сидела на краешке постели и с волнением следила, как Грем расхаживает по комнате, запустив руки в карманы и изредка бросая на нее хмурые взгляды.

Отец не хочет, чтобы она выходила замуж. И он не только не поможет им, но и перестанет давать ей деньги на домашнее хозяйство.

Лицо Грема становилось мрачнее с каждой минутой. Когда Элис замолчала, он высокомерно усмехнулся и сказал с досадой:

– Ну до чего несносный старик! – и тут же бросил на нее быстрый взгляд, не оскорбилась ли она? Элис промолчала. – Есть же такие люди, которые так и норовят помешать чужому счастью! Как кому-то хорошо – так им прямо неймется! Ну признавайся, Элис. – он подошел к ней вплотную и посмотрел на нее с сверху вниз, презрительно улыбаясь. – Небось, папаша крыл меня на все лады?

– Ну что ты! – Элис посмотрела на него с укором.

– Ладно, ладно! Могу себе представить… – он задумчиво потер подбородок. – Впрочем, мне плевать! Пусть думает, что хочет. Мне, знаешь ли, тоже сейчас неудобно жениться. Если бы я не встретил тебя, то давно бы уехал в Сасекс. Собственно, ты знаешь, я так и думал поступить. Я списался с одним приятелем, весьма предприимчивым молодым человеком. Так вот, он бы помог мне устроиться там. Но теперь, когда мы вместе… Даже не знаю… Так что пусть твой папаша не считает, что я ищу выгоды. Я, знаешь ли, во всем привык полагаться только на себя.

Когда он говорил о своих планах, Элис, на деньги которой он жил в последнее время, испытывала острое чувство вины и считала себя чуть ли не обузой. Ей было неловко, что ее отец отказался им помочь, и что ее работа приносит мало денег. А когда Грем неразумно их тратил, она чувствовала себя слишком рассудительной, слишком практичной. Из-за того, что она никак не могла заговорить с отцом о деньгах, Грем стал разговаривать с ней иногда немного враждебно. Это было всего несколько раз, и он не говорил ей грубостей, но в эти минуты, она понимала, что в его отношении к ней уже нет прежнего восторга и преклонения, которыми он был полон еще несколько недель назад. Это ее немного беспокоило, но не слишком. Все когда-нибудь проходит, и эти романтические отношения тоже. Зато теперь они стали ближе друг другу и лучше друг друга узнают. Элис теперь видела, что у Грема тоже есть недостатки, что он бывает раздражителен, вспыльчив. Но это не делало его хуже в глазах Элис, а лишь усиливало ее любовь. Вот и сейчас, когда он говорил так раздраженно, она не сердилась на него. Он был зол и оскорблен, главным образом потому, что его подозревали в корысти. Как ни была она деликатна, Грем понял, что мистер Барнхем считает его пронырой. Старика здесь не было, поэтому он нападал на Элис.

– Я не собираюсь жить на его деньги. Можешь так и передать ему, если хочешь. Мне чужого не надо. Я сам о себе позабочусь, так и знай!

Он еще долго расхаживал по комнате, заложив руки за спину и гневно распиная отца своей невесты. А Элис искала слова утешения и виновато улыбалась.

Все так запуталось, что она плохо спала и стала немного замкнутой и мрачной. Это заметили, все, кто ее знал, и даже лейтенант Кросли, который пошел на поправку и теперь часто беседовал с ней, если им доводилось побыть наедине. Лейтенант выглядел почти здоровым и ждал, когда его отправят домой. За последние дни – это была единственная приятная новость в жизни Элис. Лейтенант сразу заметил, что ее что-то угнетает и спросил ее как-то:

– Почему вы такая грустная, Элис? Чем вы так озабочены? – в его голосе было столько тепла и тревоги, что она поняла: он задает эти вопросы не из праздного любопытства.

– Так… – Элис пожала плечами. Она, конечно, не собиралась с ним откровенничать, но его забота тронула ее. – Всякие неприятности…

– Могу я помочь вам? – Элис посмотрела на него испуганно и покачала головой. Она подумала, что таким образом он пытается сблизиться с ней, но посмотрев в его чистые, ясные глаза, поняла, что в его предложении нет ничего предосудительного, что он заботится о ней скорее как друг. Она не посвятила его в свои проблемы, но не могла не оценить его доброты.

Элис рассказала Грему о своем любимом пациенте. Грем выслушал ее внимательно и сочувственно покачал головой.

– Бедный парень! Сколько же ему лет?

– Около тридцати

– Жаль беднягу. Ему трудно будет найти работу.

– Ну в этом смысле, жизнь оказалась к нему более благосклонна. Он сын состоятельного человека. Его семья проживает в Портсмуте, на Риджентс-роуд.

– Вот оно что! Когда-то я жил в этом городе. Это улица для богатеньких!

– Не думаю, что его отец уж очень богатый человек. – немного подумав сказала Элис. – Но состоятельный – это точно. Но все равно мне ужасно жалко Джона. Он такой добрый! И настоящий герой.

– Вот как? – Грег вдруг стал говорить о лейтенанте враждебно. – Чего ради ты так сочувствуешь ему, скажи пожалуйста? Что с того, что он остался без ноги, ведь ему не нужно искать работу. Какая разница как бездельничать, с одной ногой или с двумя?

– Какую ерунду ты говоришь! – возмутилась Элис. – По-твоему, я должна проявлять сочувствие только к бедным людям?

– Ты должна думать о таких как мы, а не о тех, кому и так неплохо живется! Я-то думал, это несчастный горемыка, рядовой или сержант какой-нибудь. Остался калекой и будет жить на жалкую пенсию. А ты говоришь о сыночке богатого папаши. Лежи себе дома и в ус не дуй!

– Как тебе не стыдно, Грем? Какая разница сколько у него денег, если он теперь инвалид? Не думала, что ты можешь говорить такие ужасные вещи. И потом, он герой войны и заслуживает сочувствия хотя бы поэтому. – Элис разгорячилась и стала одеваться. Грем увидел это и догнал ее у самой двери.

– Вот значит как! Готова поссориться со мной из-за этого маменькиного сынка? Ну что ж, понятно! – голос у него был ужасно злой. – Видно ты поумней меня оказалась. А может быть он уже вовсю ухлестывает за тобой? – Чтобы она дослушала до конца, Грем крепко держал ее за руку, которую она вырвала как только смогла.

– Оставь меня в покое!

– Я тебя не держу, милая. Вижу, тебе со мной уже не очень интересно.

Элис сверкнула на него глазами и громко хлопнула дверью.