Наследники князя Гагарина

Наследники князя Гагарина
Лариса Королева

В 1917 году курсистка Алиса бежит из Санкт-Петербурга, прихватив из квартиры своего любовника князя Гагарина коллекцию русского авангарда. 60 лет спустя в Баку из-за этих картин убивают её детей-близнецов. Виновники наказаны, но коллекция исчезла.В 2003 году в Москве правнук князя предприниматель Таир выходит на след своего потерянного в детстве наследства и знакомится с филологом Ладой. Таир обретает в девушке помощника в поисках картин, но в это время кто-то начинает охоту на них самих.

Наследники князя Гагарина

Лариса Королева

Дизайнер обложки Марина Коломийцева

© Лариса Королева, 2018

© Марина Коломийцева, дизайн обложки, 2018

ISBN 978-5-4493-1050-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Лариса Королёва

Наследники князя Гагарина

ПРОЛОГ

Асфальт постепенно покрывался мелкими каплями осеннего дождя, предсказанного синоптиками в виде «грозовых ливней», пылью пахло, однако раскатов грома не слышалось, по крайней мере, в этом районе Москвы. Редкие тучи оказались экономными и лишь скупо побрызгали на дома и тротуары, не умыв толком притихшие деревья и не напитав землю живительной влагой. Гонимые очередным циклоном, косматые облака неспешно следовали в северном направлении. Вадим двигался в южном. Если, конечно, это ерзанье можно было назвать движением. Он резко откинул голову назад, уткнувшись затылком в кожаный подголовник, и в бессильной ярости забил кулаком по клаксону. Это был жест отчаяния. Конечно, истеричными гудками делу не помочь, сигналь, не сигналь – из пробки не выбраться. Разве что взлететь прямо с места, без разбега и пронестись над забитым автотранспортом проспектом, поражая воображение прохожих, коллег по несчастью и инспекторов дорожного движения, а потом приземлиться в чужом стареньком BMW, как на сказочном ковре-самолете, у места запланированной встречи, сулящей исполнение самого заветного желания.

Вадим смачно выругался и в сотый раз за последние сорок минут взглянул на часы. Если верить дешевым штампованным «Rolex», призванным символизировать позолоченную «фирму», то дама дожидается его уже минут пятнадцать. Конечно, она тоже могла, согласно этикету, немного припоздать, но к тому моменту, когда он прибудет на место, все приличные сроки возможной задержки будут окончательно исчерпаны.

Сегодня все с самого утра было против него. Закончился любимый дезодорант, обдав подмышку не холодящей душистой струей, а сухим воздухом, утратившим былой аромат. Самая приличная рубашка оказалась не слишком чистой, на другой не хватало сразу двух пуговиц, и пришлось влезать в обыденный серый джемпер. Впрочем, он шел ему гораздо больше официальных одежек, и Вадим вышел из дома весьма довольный собой. И даже заставший его у самой двери телефонный звонок квартирной хозяйки, которая сообщила, что со следующего месяца повышает арендную плату, не слишком вывел его из себя. Но дальше пошло хуже.

Выпросил у товарища машину, но тот прибыл в условленное место гораздо позже, чем договаривались. И все же приглашённый на важную встречу выехал загодя, с достаточным запасом времени, но при этом не взглянул на показания приборов, и упорное мигание желтой лампочки стало для него полной неожиданностью. Экономный приятель, по-видимому, решил, что заправляться должен тот, кто ездит, но не подумал о том, что в центре города не так-то просто вырулить к заправке, и пока Вадим выжигал последние капли драгоценного топлива, притормаживая и снова газуя у каждого светофора, бензин вышел весь.

И он, как мальчишка, бегал с найденной в багажнике пластиковой бутылкой из-под «Фанты» от машины к машине, пока не уговорил понимающего и не слишком спешащего пожилого водителя, который позволил отлить из бака своей новенькой «семерки» два литра бензина. На дне бутыли застыли несколько пахучих мутноватых капель, и Вадим подумал, что его товарищ наверняка уже использовал ее как канистру. Рядом валялся огрызок зеленого шланга, имевший такие неровные края, будто его не отрезали, а перегрызли, и хуже всего было то, что бензин из чужого бака пришлось отсасывать. Конечно, немного попало на язык, и теперь он не мог избавиться от неприятного привкуса во рту.

Водитель вспомнил, что в кармане куртки завалялась пластинка жевательной резинки, извлек ее, измятую, в серебристой фольге с налипшими крошками табака, торопливо развернул, засунул в рот, жадно принялся жевать и только тогда понял, что чертовски голоден. Может, его накормят? Непременно, усмехнулся он про себя. Если дождутся.

Надо было не выделываться, а просто поехать на метро. Давно бы уже был на месте. Но хотелось предстать в лучшем виде, показать, что и он не нищий, по крайней мере, не безлошадный. Надо же было после свидания отвезти ее домой. Не на троллейбусе же! А может, и сейчас еще не поздно рвануть на метро? Да где уж тут! Все равно придется дожидаться, пока рассосется пробка. Разве что бросить автомобиль прямо здесь, посреди дороги?..

К условленному кафе Вадим подъехал с сорокаминутным опозданием, припарковался таким образом, что перекрыл выезд двум другим машинам и, едва захлопнув дверцу BMW, опрометью бросился внутрь. Может, еще не ушла? В конце концов, она наверняка решит пообедать. Отчего бы мадам себя не побаловать, тем более что, учитывая сложившуюся ситуацию, она вряд ли станет утруждаться готовкой.

Он окинул быстрым цепким взглядом полупустой зал и чуть не застонал от разочарования. Только два столика заняты. За одним – двое молодых мужчин чокаются рюмками с коньяком. За другим – две совсем еще юные девчонки в салатиках вилками ковыряются. Обе пары бросают друг на друга долгие и откровенно изучающие взгляды. Того и гляди объединятся. Но ему-то до этого что?

Вадим кинулся навстречу к спешащей поприветствовать его светловолосой официантке, одетой в тот национальный костюм, который современным модельерам представляется исконно русским. Они столкнулись, девушка торопливо извинилась, отступила на шаг и застенчиво улыбнулась, прижимая к груди синюю кожаную папку с меню. Впрочем, она тут же преодолела секундную неловкость и профессионально отработанным широким жестом пригласила клиента присесть.

– Здравствуй, красавица. У меня здесь назначено свидание, – начал Вадим хорошо поставленным бархатным голосом, которым заслушивались даже самые капризные его клиентки, недовольные жизнью и самими собой, – но, похоже, меня не дождались? Здесь должна была обедать женщина лет под сорок, печальная такая дама.

– Под сорок? – переспросила девушка. – В одиночку сегодня приходила только девушка лет двадцати семи…

– Но у нее было такое… – посетитель запнулся, подыскивая подходящее слово, и не решившись сказать «некрасивое», произнес: – Несчастное, измученное лицо?

– Нет, что вы, это была очень красивая и счастливая девушка… Наверное, ваша дама просто еще не подошла. Присядете?

– Прилягу, – зло усмехнулся Вадим и пошел прочь.

Не пришла! Передумала, обратилась к кому-нибудь еще. Вот так всегда с ним происходит: только-только наклюнется удача – и тут же все сойдет на нет. Вся жизнь его, как мокрый снег, изначально не предназначенный для того, чтобы не только до весны долежать – хотя бы на несколько минут покрыть землю ровным белым слоем. Так и тает в воздухе нечаянная радость, не долетев до земли, не оформившись в нечто материальное, не удовлетворив желаний и амбиций. Поманит пальчиком манерная судьба – и тут же отшвырнет. Да лучше б вовсе не было этого звонка и заманчивого предложения, сулящего максимум прибыли при минимуме затраченных усилий, чем такое вот разочарование!

Озлобленный мужчина уже нервно щелкал по западающей кнопке миниатюрного устройства автоматического открывания дверей машины, когда в кармане завибрировал сотовый телефон…

21 марта 1971 года, Баку

Алиса Андреевна Прошина сидела на свежевыкрашенной деревянной скамейке, с которой открывался дивный вид на Каспийское море, и снимала кино. Конечно, только мысленно, потому что камеры у нее не было, и никаким кинооператором она не работала, а являлась обыкновенной советской пенсионеркой. Впрочем, может, и необыкновенной. По крайне мере, ей было что вспомнить о своей непростой и достаточно долгой жизни.

Сегодня у неё был день рождения, исполнилось семьдесят пять. Юбилей. Но сколько-нибудь торжественно отмечать это событие именинница не собиралась, разве что посидеть вечером в кругу семьи, выпить рюмочку-другую, да спеть со своими детьми пару старых песен: новых она не понимала. И дорогих подарков не предвиделось, разве что дочь купит ей очередной отрез на платье (сколько их уже собралось в шкафу – не перешить!), а сын раздобудет какую-нибудь редкую книгу (Алиса Андреевна читала только любовные романы), а то и просто ограничится бисквитным тортом «Сказка» к чаю.

А вот пять лет назад, в день семидесятилетия, она устроила себе настоящий праздник. Организовала дома грандиозное застолье и пригласила человек двадцать из числа своих давних подруг и соседей, и даже одного малознакомого пожилого мужчину, с которым незадолго до того разговорилась, сидя вот так же на лавочке у моря, и он начал за ней ухаживать. И подарок тогда у нее был всем на удивление, правда, сделала его виновница торжества себе сама. Заранее заказала у ювелира серьги с изумрудами и бриллиантами, отличавшиеся как нестандартностью формы, так и баснословной стоимостью. Но если красоту драгоценностей смогли оценить все гости, то о сумме, на них потраченной, пенсионерка не сообщила даже родным детям – ни к чему привлекать внимание к своим сокровищам. Никто и не знал, что на эти чудо-серьги ушли все сбережения, которые копила лет двадцать, занимаясь шитьем и давая уроки музыки. Но зато осуществилась ее давняя мечта. Пятидесятилетняя!

Желаний у Алисы за все тревожные и благополучные годы ее жизни возникало немало, одни исполнялись, другие забывались: то ли изначально были нереальными, то ли она с годами теряла к ним интерес. А вот завладеть серьгами своей несостоявшейся свекрови она хотела всегда, с ранней юности. И если пятьдесят лет назад не случилось надеть те самые, то в конце концов она смогла позволить себе оплатить их точную копию. Зато кольцо подлинное, княжеское. Алиса Андреевна отвела в сторону морщинистую руку с синими прожилками, слегка пошевелила длинными тонкими пальцами (она называла их то музыкальными, то аристократическими, гордясь своими руками, которые и в семьдесят пять не потеряли своей идеальной формы и ничуть не дрожали), и массивный старинный перстень заиграл на солнце прозрачными драгоценными камнями.

Сын и дочь были против того, чтобы мать надевала свои украшения, когда выходила на улицу одна. Но что может случиться, пока она сидит средь бела дня в людном месте? К тому же сегодня она была не одинока, неподалеку резвился со своими сверстниками ее шестилетний правнук. Алиса Андреевна потрогала руками серьги, словно убеждаясь в том, что они на месте, и оглянулась в поисках шаловливого мальчишки – не залез бы куда, особенно на парапет, с которого запросто можно свалиться в море. И что тогда делать? Плавать старушка так и не научилась. Хотя, наверное, случись такая беда, без раздумий бросилась бы в пенный Каспий, слегка подернутый у берегов бульвара тончайшей мазутной пленкой. Ведь маленький Таир – это самое дорогое, что у нее есть. Этот черноголовый мальчуган был ценнее любых сокровищ мира, даже таких желанных, как ее серьги и кольцо.

Но нет, все в порядке. Мальчуган катал по бетонному бордюру пожарную машинку, рядом в песке возились двое ребят помладше, и прабабушка успокоилась. В общем-то, именно малыши и навели ее на мысль о кино. Где-то с час назад на бульваре появились невысокая женщина лет тридцати и худощавый парень с камерой, которые попросили разрешения снять детей для телесюжета. Только по сценарию нужно было, чтобы они немного побегали. Таира долго уговаривать не пришлось – еле дозвалась потом обратно. А теперь Алиса Андреевна сидела гордая: правнука уже сегодня покажут по телевизору! Надо только внимательно смотреть все вечерние программы, чтобы не пропустить этот исторический момент.

Вот тут-то пенсионерку и осенила мысль: а ведь о ее жизни можно снять полнометражный художественный фильм! Не о сегодняшнем дне, конечно, а о давнем прошлом, когда она была так беспечно молода и изысканно красива, безмерно счастлива и трагически неудачлива. Куда там «Анжелике – Маркизе Ангелов», цветной широкоформатный фильм о которой она на днях посмотрела в кинотеатре «Низами»! А с какого момента началась бы история Алисы?

Новоявленная героиня представила себе самый первый кадр: на весь экран огромные ярко-синие глаза в обрамлении густых черных ресниц, восторженные и наполненные слезами вдохновенного экстаза. Камера отъезжает, на белом полотне – нежное лицо юной девушки с тонкими чертами. Легкие руки бурно аплодируют. Красавица сидит в зале, на сцене которого только что закончил свое выступление молодой поэт. Какой именно? А какая разница? Она воочию видела их всех: Маяковского, Есенина, Гумилева. Это из самых известных, а тем, кто не вошел в анналы мировой поэзии, несть числа. Впрочем, о них снято много фильмов, а это кино будет о ней. И здесь она сама и режиссер, и главная героиня. Кто из поэтов читал свои стихи, когда в соседнем с ней красном бархатном кресле актового зала оказался молодой князь Владимир Гагарин? Какая разница! Главное, он тогда спросил: «Вам нравится?» И она с замиранием сердца ответила: «Да!» И словно не поэту, а ему, князю, сказала свое первое «да».

Следующий кадр. Она идет рядом с ним по заснеженной петроградской улице. О чем они говорили? Алиса не взялась бы озвучить на экране тот диалог. Не помнила и не хотела придумывать. Наверное, просто несли милую чушь, свойственную двум молодым людям, которые поздним вечером идут вдвоем по едва освещенной мостовой в сторону дома, в котором она снимала первое самостоятельное жилье, конечно, не такое роскошное, какими были его апартаменты. Именно в них, на белых шелковых простынях, она лишилась невинности, уповая на его благородство и отдаваясь первой отчаянной любви.

Что могло быть общего у питерской курсистки, пару лет назад прибывшей в столицу на учебу из глухой провинции, и потомка известнейшей российской фамилии? Ничего, кроме поэзии и жажды жизни, которая, едва начавшись, пошла наперекосяк. А ведь жить для девушки означало только любить и быть любимой или хотя бы ощущать иллюзию этой самой любви – и ничего больше. И она бросилась в свое чувство, как в омут. На что она рассчитывала, заводя роман с женатым человеком? Конечно, на то, что он все же разведется с покинувшей его женой и женится на ней, романтической красавице Алисе. Но где-то на дальнем плане раздались позже объявленные холостыми залпы крейсера «Аврора», и легкий запах гари от быстро развеявшегося негустого серого дымка Октябрьской революции разделил их судьбы на «до» и «после».

Камера переместилась в длинную комнату, где на широкой кровати умирала от пневмонии юная героиня, исхудалое лицо которой было покрыто испариной, пепельно-русые волосы разметались по влажной от пота наволочке, а запекшиеся пухлые губки что-то бессвязно бормотали. Алиса бредила. Деревенская девка Варвара бестолково суетилась у одра молодой барышни, не умея толком подсобить, пока она еще жива, и с ужасом раздумывая, что же делать, когда та отойдет. Накануне прямо на центральной улице оружием пролетариата – булыжником – убили навещавшего больную доктора. Бандиты сняли с врача шубу и шапку, забрали бумажник, а раскрытый кожаный портфель так и остался лежать подле трупа – по-видимому, медицинские инструменты оказались злоумышленникам без надобности.

В последний день перед тем, как свалиться в постель с высокой температурой, курсистка безуспешно поджидала возлюбленного, прячась в подворотне соседнего дома от нещадно валившего мокрого снега. Прислонившись к серой каменной стене и трясясь от влажного холода, бедняжка простояла до полуночи, вся продрогла, ноги в легких ботинках совершенно онемели, но он так и не появился.

Едва придя в сознание, Алиса первым делом спросила у прислуги, не появлялся ли Он, не давал ли о себе знать, не справлялся ли о ней. Нет. И несколько последующих дней больная совершенно равнодушно слушала нескладные рассказы о страстях и ужасах, что творятся нынче в городе. Варвара склоняла барышню к мысли о том, что холодный и голодный Петроград нужно как можно скорее покинуть, дождаться лишь того дня, пока она сможет самостоятельно стоять на ногах. Но пуще состояния собственного ослабленного организма влюблённую девушку тревожило отсутствие вестей от Владимира. Где он, что с ним? Неужели покинул город, не дав ей знать? А вдруг с ним, как с тем же доктором, приключилась беда? Будучи не в силах долее оставаться в неизвестности, Алиса велела Варваре сбегать по указанному адресу и справиться о князе, а если не застанет, то передать ему записку.

Варвара побежала и вскоре вернулась, чуть ли не с радостью поведав хозяйке, что барин с барыней уже дней десять тому назад уехали. «С какой барыней?! – в отчаянии воскликнула Алиса. – С матерью?». «Швейцар сказывал, с женой», – возразила Варвара, и голова у несчастной курсистки пошла кругом. После этого она еще несколько дней провалялась в постели, отказываясь принимать пищу, да впрочем, есть было особо и нечего. А потом к ним наведался давний друг семьи и передал весточку от сестры Александры, которая жила с мужем в Баку и предлагала перебраться к ней.

Алиса уже понемногу вставала и ходила по комнате, хотя была еще довольно слаба и истощена, беспрестанно надрывно кашляла и страдала головными болями. Отправляться в дальний путь было страшновато, но оставаться одной в вечно темной холодной квартире, почти не имея средств к существованию, тоже не легче. Варвара каждый день грозилась отбыть в родную деревню, и барышня приняла решение отпустить девушку и самой тоже уехать.

Следующую сцену пенсионерка-фантазёрка сняла бы в доме князя Гагарина. Она так до конца и не поверила в то, что Владимир мог бросить ее, даже не попрощавшись, все еще надеялась, что его спешный отъезд – это какое-то недоразумение, дань обстоятельствам смутного времени. Написала заранее записку, в которой сообщала, что уезжает в Баку, оставила адрес сестры и отправилась к особняку, в котором несколько раз оставалась на ночь.

Она почти бежала по вечернему Петербургу, не вглядываясь ни в заколоченные витрины магазинов, ни в трепещущие на ветру белые листки декретов и воззваний, облепившие здания и столбы. Морозный воздух раздирал болезненные легкие, но укутанная в пуховую шаль поверх короткого полушубка Алиса словно не ощущала ни собственных страданий, ни опасностей, подстерегающих одинокую девушку на вечерних улицах послереволюционного города, переживавшего лихорадку безвластия. Теперь все было наоборот: потерпевшие фиаско «верхи» уже не хотели, а патрулирующие улицы «низы» еще не могли навести хоть какое-то подобие былого порядка и размеренности.

Парадная дверь подъезда каменного дома, второй этаж которого занимал князь Гагарин, захлопнулась за Алисой с глухим стуком. Она на ощупь прибиралась по неосвещенной лестнице дома, который покинули, по-видимому, не только швейцар, дворник и прислуга, но и все его жильцы. Звонок не сработал. Забарабанила в массивную дверь, и она распахнулась после первых же прикосновений. Курсистка вошла в прихожую, крикнула в полутьму: «Есть кто-нибудь?», и щелкнула кнопкой выключателя, не нарушив при этом серости сумерек, пробивающихся сквозь неплотно завешенные бархатные шторы. Электричество в городе стало роскошью, его подавали изредка и ненадолго.

Никого не было в квартире, которая, по всем признакам, недавно пережила ограбление. Повсюду были разбросаны вещи, ящики выдвинуты, стулья опрокинуты. Даже если бы хозяин покидал свое жилище в страшной спешке, он не стал бы устраивать такого погрома и, конечно, запер бы за собой входную дверь. А судя по тому, что по стенам остались висеть дорогие новомодные картины, Владимир явно рассчитывал в скором времени вернуться. Он не оставил бы на произвол судьбы свои последние приобретения, которыми так гордился, и уж точно не бросил бы любимый портрет матери, держащей на коленях младенца – самого Владимира.

С замиранием сердца Алиса прошла по всем комнатам, опасаясь возможного возвращения грабителей, которые могут решить, что еще не все забрали. Попутно она пыталась определить, что же пропало. Вот пустые полки и ящики буфета, в котором хранились фарфоровые сервизы и столовое серебро. Вот здесь, на комоде, раньше стояли старинная расписная ваза и беломраморная статуэтка, которых уже нет. От венецианского зеркала в позолоченной раме остался лишь вколоченный в стену гвоздь…