Рождество в Фогвуде

– Только несколько номеров. Остальные либо в дуэте со скрипачкой из Японии, либо в сопровождении рояля. За роялем будет швед Свен Олсен. Естественно, у них будут и сольные номера. Программа очень разнообразная, но мы постарались подобрать произведения соответствующие духу праздника.

– Я постараюсь придти, – кивнул виконт. – Я слышал на днях по радио вашу аранжировку менуэта Боккерини. Она показалась мне очаровательной.

– Благодарю, – улыбнулся Игорь. – Это выразительная вещь, её приятно играть…

Он смолк и посмотрел в сторону входа. В гостиную вошёл невысокий, грузный человек с бледным желтоватым лицом и пронзительным взглядом чёрных выпуклых глаз. Я догадалась, что это и есть отец Вэлери. Джеймс представил нас друг другу, и он сел возле стола, оценивающе глядя на присутствующих.

Я подала ему чашку чая, и он прямо впился взглядом в моё лицо. Не могу сказать, что его интерес показался мне приятным, поэтому я постаралась вежливо улыбнуться и отвела глаза.

– У вас богатый дом, – произнёс он, обращаясь к сэру Артуру. – Много дорогих вещей. Комната, куда меня поселили, большая, с паровым отоплением и даже отдельной ванной. Недёшево, наверно, отапливать такую махину зимой. Впрочем, вы вряд ли задумываетесь о таких мелочах. Богатые люди должны обеспечивать себе комфорт. Я не одобряю скряг, которые, купаясь в деньгах, экономят на мелочах. Богатство обеспечивается не экономией, а умением вести дела. Вы со мной согласны?

– Я полностью с вами согласен, – произнёс сэр Артур, а я вдруг заметила, как съёжилась на своём месте Вэлери.

– Расточительство тоже неуместно, – заметил Симонс и посмотрел на виконта, смотревшего на него с несколько презрительной улыбкой. – Развелось слишком много бездельников, считающих себя высшей расой. Голубая кровь. А на деле ничего… Я создал свою жизнь своими руками и не стыжусь, что заработал свои деньги трудом. В бизнесе нужна хватка и упорство, а также трудолюбие. В Англии редко сходятся вместе все эти добродетели и потому мы уже не Великая Империя. Нам нужно было следовать примеру Германии, а не Америки. Порядок превыше всего! И избавиться от лишних людей… А мы тратим деньги на нищих и убогих, вместо того, чтоб строить Великую Империю. И убрать от власти бездельников, чтоб не повторять чужих ошибок.

– Вы о Палате лордов или о королеве? – ехидно поинтересовался виконт.

– Не пытайтесь меня подловить на верноподданнических чувствах, – усмехнулся Симонс. – Я далёк от того, чтоб выступать против существующего порядка. Просто, на мой взгляд, его нужно упрочить. И это пойдёт на пользу бизнесу. Как было в Германии. Если б Гитлер отстранил от власти аристократов и дал больше полномочий деловым людям, он был бы непобедим. При нём промышленность Германии достигла неимоверных высот. Страна богатела с каждым днём и все были при деле. И он не тратил деньги на благотворительность.

– Мягко сказано… – негромко вставил Игорь, и Симонс повернулся к нему.

– Вам, как еврею, наверняка неприятна эта тема, – заметил он.

– Я русский, и, естественно, она мне неприятна, – холодно улыбнулся Игорь.

– Думаю, что здесь вы не найдёте поклонников подобных идей, – заметил сэр Артур. – Наша семья в меру сил способствовала поражению Германии во второй мировой войне и искренне поддерживала коалицию. Моя бабушка приютила в имении две семьи бельгийских евреев, бежавших от нацистов, а дядя Гарольд ушёл добровольцем на фронт. Он был ранен в сорок первом под Дюнкерком, в сорок четвёртом участвовал в высадке десанта в Нормандии и закончил войну в Дании. Он, как и мой сын Джеймс, был награждён военным крестом.

– Есть чем гордиться, – согласился Симонс, бросив острый взгляд на Джеймса. – Но ваша семья наверняка не бедствовала в годы войны. Военные контракты и всё такое прочее. Война – довольно выгодное дело.

– Вы забываете, что мы торгуем чаем, – заметил Джеймс. – А в Англии чай не растёт. Его доставляли пароходами. В годы войны морские перевозки были крайне убыточны из-за того, что транспорты топили немецкие подводные лодки. Только в сорок третьем году благодаря усилению противолодочных сил удалось добиться некоторой безопасности, тем не менее, война обошлась нам дорого. Хотя в чём-то вы правы, военные поставки помогли нам удержаться наплаву.

– Тогда понятно ваше отношение к Гитлеру, он вас чуть не разорил, – усмехнулся Симонс и посмотрел на меня. – А у вас, юная леди, есть своё мнение на этот счёт, или вы предпочитаете соглашаться с вашим супругом во всём?

– Я согласна со своим супругом в частности и на этот счёт, – любезно улыбнулась я, – что обусловлено тем, что мой прадед был командиром Красной Армии, и особенно гордился медалями за оборону Ленинграда, за Сталинград, и за взятие Берлина.

Он рассмеялся и хлопнул себя ладонью по колену.

– Какова плутовка! Подлейте-ка мне ещё чаю!

Я выполнила его просьбу, пожалев, что не имею возможности подсыпать в чашку что-нибудь вроде крысиного яда. После этого я посмотрела на Джеймса, и он мне кивнул. Сэр Артур тоже смотрел на нашего чересчур развязного гостя спокойно и внимательно. Похоже, и ему стала ясна эта тактика, сперва спровоцировать нас на резкость, потом разыграть обиду и в порядке компенсации выторговать себе что-нибудь сверх положенного. Даже эта весьма рискованная в светском обществе тема была выбрана не зря. Ясно, что в такой семье, как Оруэллы, никто не будет восхищаться Гитлером. К тому же он наверняка знал, что жена наследника и один из гостей родом из России. Однако провокация явно не удалась, а тут вдруг виконтесса взглянула на сына с возмущением и проговорила:

– Франко был убийцей. Он расстрелял твоего деда и пустил его семью по миру. Гитлер был таким же убийцей, как Франко.

– Бабушка, – испуганно встрепенулась Вэлери.

А Симонс, взглянув на мать, кивнул.

– Насчёт Франко, я согласен. И чтоб не беспокоить тебя, я закрываю эту тему. Действительно, это было не слишком уместно. Просто мне нравится Германия. Я езжу туда несколько раз в год на лечение. Там хорошие врачи. С этим вы не будете спорить?

– Я, действительно, слышал, что в Германии хорошие врачи, – с достоинством согласился сэр Артур.

– Вы играете в гольф? – тут же спросил Симонс, явно меняя тему на более безопасную.

Сэр Артур был членом гольф-клуба и летом часто ездил туда по выходным, потому с готовностью поддержал эту тему. А я подумала, что Симонс ещё хитрее, чем я подумала вначале. Он не стал переть напролом, пытаясь вызвать нас на конфликт, а лишь прощупал возможность такового, и, поняв, что ничего не выйдет, решил не перегибать палку. Богатство этого дома было им оценено, и он решил не портить отношения. Особенно он был заинтересован в сэре Артуре, потому беседовал с ним учтиво, и его грубоватая манера говорить теперь выглядела даже симпатичной.

Допив свою чашку, и заметив, что Симонс больше не протягивает мне свою, сэр Артур предложил ему пройти в кабинет и обсудить некоторые вопросы наедине. Симонс энергично поднялся, заметив, что не отказался бы от глотка хорошего бренди, и они ушли.

– Мне очень жаль! – быстро проговорила Вэлери, и её тревожный взгляд перебегал с одного лица на другое. – Обычно он не ведёт себя так…

– Мы это поняли, – улыбнулся Джеймс.

Вэлери обернулась к Игорю, но и он её успокоил, заверив, что всё в порядке.

– Я должна извиниться за своего сына, – горестно произнесла виконтесса. – Его увлечения этими идеями всегда тревожили меня.

– К счастью, они никогда не шли дальше разговоров, – заметил виконт. – Правда, я удивлён, что он заговорил об этом здесь… Впрочем, он быстро одумался. Простите, – он мило улыбнулся, взглянув на Тома, – с моей стороны не будет слишком неуместным просить вас показать мне дом? Он кажется мне необыкновенно уютным и при этом утончённым, и я сгораю от желания посмотреть другие интерьеры.

– Конечно, – пребывавший в задумчивости Том поднялся и посмотрел на Игоря. – Составишь нам компанию?

– Я тоже был бы рад такой компании, – обернулся к нему виконт.

Втроём они вышли из гостиной, а я посмотрела на виконтессу, которая сидела, печально глядя перед собой.

– Налить вам ещё чаю, миледи? – спросила я.

– Спасибо, – улыбнулась она, взглянув на меня, а потом перевела взгляд на тётю Роззи, сидевшую в кресле рядом. – Ваша кухарка печёт очень вкусное печенье, вот это, в виде бутонов роз. Я очень люблю розы. Они напоминают мне Испанию. У нас с Аурильо на террасе стояли большие горшки, в которых росли розы. И когда он рисовал меня, он всегда хотел, чтоб в моих волосах была красная роза… Я очень скучаю по нему. Хотя это было так давно. Но мне кажется, это было лишь вчера…

– Бабушка, – тихо проговорила Вэлери.

– Не останавливайте её, – попросил Джеймс и нагнулся к старой леди. – Сеньор Аурильо, он был известным художником? Я не слишком разбираюсь в испанской живописи.

Она с благодарностью взглянула на него.

– Тогда нет. Мы с трудом сводили концы с концами, но всё равно были очень счастливы. Ему ещё не было и тридцати, а мне – всего лишь шестнадцать. У нас не было свадьбы. Мы обвенчались и пошли в таверну, а потом сняли маленький дом с террасой, – на её лицо набежала тень. – Я знаю, теперь говорят, что он умер от наркотиков, но это было не так. У него были сильные боли. Он даже плакал тайком от меня и принимал морфий, чтоб унять боль. Без этого он не мог рисовать. А рисовал он много, он часами сидел за мольбертом. И его картины всегда покупали. Он рисовал красиво и странно, как Эль-Греко, – она бросила вопросительный взгляд на Джеймса, чтоб убедиться, что он понял, о чём она говорит. – Мануэль Каррера, его друг часто выручал нас, покупая картины, которые не брали туристы. У него была маленькая галерея. Он давал нам деньги в долг… А потом, когда Аурильо не стало, забрал все картины за долги. Я просила оставить мне хоть что-то, но Мануэль сказал, что Аурильо не хотел бы уйти, не расплатившись. Он показал мне расписку. У меня не было таких денег, и он забрал картины. Особенно мне жалко было последние пять картин. Это был цикл «Матадор». Аурильо хотел нарисовать семь картин, но успел только пять, и последняя «Смерть» оказалась незакончена, – она вздохнула. – Мне нечем было платить за дом, долги ещё оставались, и я не знала что делать. Но мне помог Рубен. Он был такой смешной и грустный, совсем не похожий на Аурильо. Он был англичанин, и он часто приглашал нас с Аурильо на ужин в таверну. А потом он заплатил долги и позвал меня в Англию. Я не знала, что делать, и поехала. У меня с собой был только маленький чемоданчик, в котором лежал потрёпанный альбом Аурильо с карандашными набросками, его письмо и пара платьев.

Она замолчала, очень грустно глядя в огонь.

– Это был Рубен Симонс, мой дедушка, – пояснила Вэлери. – Просто бабушка называет его на испанский манер, с ударением на второй слог.

– Мне не понравилось в Англии, – пробормотала пожилая леди. – Здесь оказалось так холодно и сыро. Я очень тосковала по Испании. Мне часто хотелось вернуться и умереть там, на солнце, высохнуть, как листок с дерева и превратиться в тлен, смешаться с раскалённой пылью и навсегда остаться там. Но уже родился Джошуа, да и Рубен был так добр ко мне. Он очень меня любил. Жаль, что он рано умер. У него была больная печень. Если б он воспитывал Джошуа, тот был бы совсем иным. Но после смерти второго мужа я снова осталась без денег, да ещё в чужой стране, и мне ничего не оставалось, как отдать его родственникам мужа. Они были неприятными людьми, но могли дать ему образование. Меня они не жаловали. И я задыхалась в их доме, потому ушла и скоро вышла замуж за Десмонда…

– Это дедушка Чарли, – вставила Вэлери.

– Он показался мне похожим на Аурильо, – несколько меланхолично продолжала виконтесса. – Он обещал мне, что мы заберём Джошуа, но всё оттягивал. А потом родился Перси. И я поняла, что Десмонд никогда не позволит сыну лавочника жить рядом с его наследником. Оба моих сына меня разочаровали, но у меня есть мои внуки, – она взглянула на Вэлери и улыбнулась. – Я знаю, моя девочка, что тебе несладко приходилось в той школе, но теперь ты понимаешь, что с отцом тебе было бы хуже. Это я настояла, чтоб он отправил тебя туда. Если хочешь, можешь сердиться на меня за это.

– Мне не за что сердиться на тебя, – покачала головой Вэлери. – Мне было там совсем не так плохо. Я много читала, и много мечтала. Думаю, что с папой у меня не было бы ни того, ни другого.

– Я оставлю всё, что у меня есть, своей внучке, – проговорила виконтесса, взглянув на тётю Роззи. – Это совсем немного, но вполне приличные драгоценности. Я уже написала завещание.