Рождество в Фогвуде

– Из сего мораль: всё хорошо в своё время, – наконец, улыбнулся он и, нагнувшись, поцеловал меня в губы. – Надеюсь, к моменту нашей встречи, я растерял не всю красоту…

– Осталось достаточно, чтоб я всё равно влюбилась в тебя с первого взгляда, – шепнула я, глядя ему в глаза. – А то, что растерял, компенсировалось умом и жизненным опытом, поэтому наша встреча уже не носила для меня столь уж большой опасности. Надеюсь, наш сын будет похож на тебя…

– И ему при этом не придётся без конца оправдываться, что он не виноват, что так выглядит, потому что таким родился, – добавил он.

Я рассмеялась и окинула взглядом оставшиеся коробки.

– Я думаю, до чая мы с этим справимся.

Джеймс нагнулся за следующей коробкой, но в этот момент в дверь быстро постучали, и она тут же распахнулась. В гостиную ворвался Том и взглянул на Джеймса с выражением паники в глазах.

– Они приехали… – хрипло сообщил он.

Джеймс вздохнул и передал коробку мне.

– Справишься?

– Конечно, – кивнула я, и он снова поцеловал меня, после чего ушёл вслед за перепуганным Томом, а я, поставив коробку на кресло, принялась развязывать бант.

Джошуа Симонс стоял у подножия лестницы, пристально оглядываясь по сторонам. Он был невысок и коренаст, в его чёрных, вьющихся волосах поблёскивали нити седины, а большие чёрные глаза чуть навыкате придавали ему вид престарелого французского бульдога. Спустившись вслед за Томом, Джеймс сразу отметил хорошо пошитый, явно на заказ, костюм гостя и его блестящие дорогие ботинки. На мизинце правой руки поблескивал перстень с крупным рубином. Оценив увиденное, а также обратив внимание на нездоровый, желтоватый цвет лица гостя, Джеймс понял, что характеристика, данная ему Джолионом и Томом вполне оправдана. Тем не менее, он радушно улыбнулся, протягивая ему руку для пожатия.

– Добрый день, мистер Симонс, – произнёс он, внутренне настраивая себя на предельную терпимость и сдержанность. – Рады приветствовать вас в нашем доме. Я Джеймс Оруэлл, старший брат Тома.

– Добрый день… – буркнул Симонс и вытянул шею, чтоб посмотреть вдоль коридора в сторону библиотеки. – Ваш замок. Я думал, он больше.

В его голосе сквозило разочарование. Джеймс улыбнулся.

– Семья никогда не была слишком большой, поэтому замка с двумя десятками спален нам всегда хватало, – объяснил он. – К тому же, дом больше, чем кажется снаружи. Все четыре фасада одинаковой длины. Три этажа… Прошу вас в большую гостиную. Я хочу познакомить вас с нашим отцом, сэром Артуром Оруэллом.

Однако Симонс ещё задержался, подозрительно взглянув на большую итальянскую картину восемнадцатого века с изображением грота.

– Эта картина подлинная? – спросил он.

– У нас всё подлинное, за исключением двух древнеримских копий греческих статуй, установленных в нишах в большой гостиной.

– И есть ещё недвижимость?

– Из жилой только дом в Лондоне, – терпеливо ответил Джеймс. – Остальная недвижимость связана с бизнесом, в основном за границей: плантации, чаеразвесочные предприятия, офисы, товарные склады, гаражи и ангары, – и пояснил: – У нас свои транспортная и логистическая компании.

– Ясно… – кивнул Симонс с некоторым удовлетворением и, наконец, двинулся туда, куда ему указывал Джеймс.

Тот проводил гостя к отцу и с некоторым облегчением оставил его там. Вернувшись обратно, он вошёл в большой холл, где вдоль стен, увешанных картинами, медленно проходили остальные гости в сопровождении Тома. Он как раз говорил что-то о картине Гейнсборо, являвшейся одной из жемчужин семейной коллекции живописи, потому Джеймс мог рассмотреть бабушку и кузена Вэлери.

Вдовствующая виконтесса Бринзби-Ашер была невысокой и худой, хотя наверно в молодости она отличалась грациозной гибкой фигуркой, присущей некоторым испанкам. Её волосы, уложенные в высокую причёску, были густыми, и всё ещё кое-где черны, что особенно подчёркивали серебристые седые пряди. Лицо её было удивительно красивым, узким, с тонким с едва заметной горбинкой носом и аккуратным бутоном рта. И её глаза… То выражение тёти Эдны, показавшееся Джеймсу таким вычурным, о глазах раненой серны. Совершенно неожиданно он понял, что оно безукоризненно передаёт то впечатление, что производили эти огромные, широко распахнутые чёрные глаза, в которых постоянно светилось выражение детской доверчивости и изумлённого испуга, словно эта женщина всю жизнь верила в людей, но получала от них одни оплеухи. Она показалась ему такой хрупкой и беззащитной, такой трогательной, что сразу вызвала необыкновенную симпатию.

Виконт Бринзби-Ашер, который стоял за её плечом, был высок и по-спортивному худощав. Приятное лицо с мягкими чертами, украшением которого был такой же, как у бабушки, тонкий нос с горбинкой и большие тёмные глаза, которые так выгодно подчёркивались тонкой бледной кожей и золотистым оттенком волнистых волос. Его серый костюм-тройка сидел на нём безукоризненно, манеры были сдержанными и раскрепощёнными. И он, действительно, производил впечатление очень милого человека.

Переведя взгляд на стоявшую рядом Вэлери, Джеймс вдруг подумал, что они с кузеном похожи, как брат и сестра, потому что у маленькой изящной девушки были такие же мягкие черты, большие тёмно-карие глаза и пышные золотистые волосы. «Наверно, они, действительно, очень близки с кузеном», – невольно подумал Джеймс, и в этот момент леди Бринзби-Ашер оторвала взгляд от картины и посмотрела прямо на него. В её детских глазах появилось изумление и какой-то затаённый восторг, отчего Джеймс почувствовал себя польщённым и решил не упускать подходящего момента завоевать расположение этой очаровательной пожилой дамы.

Он улыбнулся той чарующей улыбкой, которая обычно сражала дам любого возраста наповал, и двинулся к ним. Пока Том представлял его, он наклонился к руке виконтессы для поцелуя и заметил, как она тихонько сжала пальцами его руку. Её взгляд стал тёплым и ласковым. Потом она так же посмотрела на своего внука, с которым Джеймс обменялся весьма дружественным рукопожатием, и он понял, что, безусловно, принят старой леди в число её друзей. Вэлери смотрела на него с тем же радостным испугом, что и раньше. Он не видел её со дня свадьбы, да и тогда у них не было времени познакомиться ближе. Но теперь он счёл возможным коснуться её щёчки губами, чтоб сразу сократить возможную дистанцию, и дать понять, что он принимает её, как возможную невесту брата. Она радостно улыбнулась, явно ободрённая этим знаком расположения.

– Я проводил мистера Симонса к отцу, – сообщил Джеймс и посмотрел на наручные часы. – До чая есть время, потому я предлагаю вам пройти в ваши комнаты и освежиться с дороги.

– Я сам провожу, – поспешно предложил Том, и Джеймс подумал, что помимо обычной учтивости за этим скрывается обычное желание сбежать подальше от мистера Симонса.

Джеймс вышел вслед за ними и тут же увидел появившегося из белого холла дворецкого. Подозвав его, он произнёс:

– Спенсер, будьте любезны, возьмите обслуживание мистера Симонса на себя. Ваш такт и невозмутимость в данном случае будут поистине неоценимы, – мрачно посмотрев в сторону большой гостиной, он добавил: – Сложный клиент, но он нам нужен.

– Я вас понял, сэр, – кивнул Спенсер. – Что-нибудь ещё?

– Мы с женой пока разместимся в моих комнатах. Скажите Джейн, чтоб перенесла из голубой спальни в мой гардероб зимние вещи, вечерние платья и домашнюю одежду Лары. Она сообразит, что ещё…

Его прервал резкий звонок, прозвучавший в коридоре.

– Простите, сэр Артур вызывает, – произнёс Спенсер и, поклонившись, проследовал в большую гостиную.

Джеймс остался на месте, не столько из любопытства, сколько с тревогой ожидая его возвращения. Вскоре дворецкий вернулся и, проходя мимо, на мгновение задержался.

– Я понял, о чём вы говорили, сэр. Я лично обслужу этого господина.

– Что случилось? – спросил Джеймс, уловив лёгкое шипение в последней фразе.

– Сэр Артур отправил меня за поводками. Мне приказано увести собак в заднюю часть дома на всё время пребывания здесь мистера Симонса.

Он ушёл, а Джеймс глубоко вздохнул и припомнил часто повторяемую женой фразу: «Терпение – добродетель». Если даже Спенсер не удержался от шипения… Две русские псовые борзые Винс и Феба были любимцами сэра Артура, баловнями всех обитателей замка, как членов семьи, так и слуг, и неизменно вызывали восхищение гостей. Они были красивы, аристократичны и ленивы, редко проявляли агрессию и живописно смотрелись на атласных диванах. На памяти Джеймса их впервые выгоняли в задние помещения.

Вскоре в гостиную пробежал Джейк с поводками и через минуту вывел грациозных борзых из комнаты и повёл под лестницу, где располагалась дверь в задние помещения. Встретив взгляд Джеймса, он огорчённо пожал плечами и пообещал:

– Мы о них позаботимся, сэр.

Потом оттуда появился незнакомый мужчина лет сорока в тёмной ливрее и белых перчатках. Заметив Джеймса, он остановился.

– Я Марк Джексон, сэр, мне приказано проводить мистера Симонса в его комнату.

– Я сам его провожу, мистер Джексон, – нехотя проговорил Джеймс.

– Зовите меня Марк, – произнёс тот сдержанно.

– Как скажете, – ответил Джеймс и прошёл в большую гостиную.

Бросив взгляд на отца, он в очередной раз испытал сыновнюю гордость за него. Сэр Артур был, как обычно, спокоен, полон достоинства и очень доброжелателен. Только когда мистер Симонс направился к дверям, он, поймав взгляд сына, позволил себе измученно закатить глаза к потолку. Джеймс ответил ему полной сочувствия улыбкой и вышел вслед за гостем.

Через несколько минут он быстро сбежал по лестнице и снова вошёл в большую гостиную, где сэр Артур стоял у камина и задумчиво смотрел на огонь.

– Что случилось? – спросил Джеймс, подходя к отцу.

– Ничего, – обернулся тот. – Ах, ты о собаках? Он увидел их на диване и сказал, что они отвратительные создания и портят мебель. Винс зарычал, Феба оскалилась. Я велел увести их, чтоб они его не покусали.