Ну какие я буду иметь преимущества от этого брака, если Королество франков не является зоной моих интересов? Брачные соглашения Анастасии и Елизаветы для меня и то более выгодны.
– Но ведь Франки – христианская страна, – возразила Ингигерда. – И она находится в Европе. К тому же все равно другого претендента на руку Анны нет.
– Ей пока семнадцать, – сказал Ярослав, – а значит, в запасе есть еще год-два. А за это время, может, кто из других королей или его наследников овдовеет. Тогда окончательно и решу.
– Но ты не забывай о неудачной попытке брака Анны с германским императором Генрихом III. Помнится, ты слишком близко к сердцу принял его отказ. Ведь именно он вынудил тебя в последние годы искать союза с европейскими монархами, который был бы направлен против Германии. Вот тебе сейчас и представился такой случай. К тому же после провала похода Владимира на Царьград в 1043 г. союз с франками может быть направлен и против Восточной Империи римлян.
Обсуждение с супругой в конце концов настроило Ярослава на то, чтобы принять предложение Генриха Капетинга. Возможно, последним доводом стали слова Ингигерды, которая сказала:
– Для тебя, Ярослав, выдать Анну за франкского короля – дело не первоочередное. Тебя ведь больше интересуют дела, связанные с интересами Руси и землями, которые с ней граничат. А поскольку Королевство франков находится на большом расстоянии от твоего государства, помимо отсутствия общих интересов, у тебя не будет и конфликтов с нею, что для тебя немаловажно. А брак с Генрихом поможет тебе установить дружескую связь, которая может когда-нибудь тебе пригодиться: ведь он не последний монарх в Европе.
– Тогда мне принимать предложение франкского короля?
– Я своё мнение тебе высказала, а принимать или не принимать его – дело твоё. Ты великий князь Руси – тебе и решать.
– Тогда я подумаю над этим, – сказал Ярослав, вставая и покидая ее горницу.
Ингигерда знала, что за этими словами уже стоит согласие супруга, и удовлетворенно улыбнулась. Сначала она хотела позвать к себе дочку и поговорить с ней о предстоящем замужестве, но потом отказалась от этой мысли. Когда явятся франкские послы, тогда и поговорит.
Когда приехал гонец от мытника на западной границе Руси, была уже глубокая ночь. На следующий день Ярослав занимался подготовкой к встрече важных гостей, а потому только к вечеру сообщил супруге, что завтра их встретит Всеволод и привезет в Ярославов двор.
– Мне утром поговорить с Анной? – спросила она его.
– Не спеши. Скажешь ей обо всем, когда приму окончательное решение.
– А когда его ждать?
– После того, как прочитаю письмо Генриха и посмотрю, какие дары он мне прислал, и тотчас сообщу тебе об этом.
– Тогда не спеши звать к себе Анну, чтобы познакомить с послами ее будущего мужа. Только после того, как она узнает о них от меня.
На этом они расстались.
На следующий день уже где-то в три часа после полудня печатник принес Ингигерде известие, что великий князь принял предложение франкского короля Генриха I, и она тотчас послала Любаву за дочкой. Та вскоре явилась в ее малую княжью горницу и прямо с порога спросила:
– Ты меня вызывала, матушка?
– Да, садись в кресло напротив меня для серьезного разговора о твоем будущем.
– Эти послы приехали сватать меня? – спросила Анна.
– Откуда ты знаешь? – удивилась Ингигерда.
– Видела с крепостной стены, куда ходила с Дариной и Любиславой. А откуда они приехали?
– Из Королевства франков. Послов прислал король Генрих I.
– Он молодой или старый? – спросила Анна, затаив дыхание.
Она знала, что для заключения брака возраст короля не имел никакого значения. И если батюшка прикажет ей выйти замуж, она выйдет за любого, которого он ей выберет. Тем не менее, ей хотелось, чтобы он был молодым и красивым, как Филипп, воевода дворцовой стражи.
– Ему сорок один год, – ответила Ингигерда.
– Такой старый, – разочарованно протянула Анна.
– Ты своего отца считаешь старым?
– Нет, батюшка любого молодого за пояс заткнет и силой, и сноровкой.
– А я ведь, когда выходила за него замуж, тоже посчитала, что он старый: ведь он был старше меня на двадцать три года. Король Генрих старше от тебя на двадцать четыре года. Так что, как видишь, разница не велика. А ведь мне, было всего восемнадцать, на год больше, чем тебе. Однако мы с твоим отцом прожили в ладу и мире тридцать лет, родив девять детей. Надеюсь, и вы с Генрихом проживете не меньше.
– А какой он? – поинтересовалась Анна. – Батюшка не рассказывал?
– Не знаю, милая. Приедешь на место – увидишь. Каким бы он ни был, ты должна быть ему хорошей и верной женой. Должна, если не сможешь полюбить, хотя бы уважать своего супруга. И, конечно, родить ему наследников.
– А почему мои сестры вышли замуж по любви, а мне это счастье не выпало? – огорченно спросила девушка.
– Уж так получилось, что их будущие мужья жили у нас при дворе долгое время, вот и они и полюбили друг друга. Но ведь я прожила без любви в супружеской жизни и не могу пожаловаться на свою жизнь. Твой отец всегда уважительно относился ко мне и ценил, и со временем я привязалась к нему как к родному человеку. И у тебя, надеюсь, это получится с Генрихом.
Главное – не забивай себе голову ненужным мыслями. А сейчас пойди в свою светлицу и красиво оденься. Скоро тебя и меня призовет к себе отец, чтобы познакомиться с франкскими послами.
Однако великий князь Ярослав не спешил спускаться из своих покоев, когда ему доложил печатник, что послов Всеволод провел в гридницу. Он не хотел предстать перед ними правителем, доступным для всякого, а потому решил появиться в особо торжественной обстановке, тем самым произведя на франков сильное впечатление. Кроме этого, о причине приезда послов ему надо было посоветоваться с пресвитером Иларионом.
А потому он призвал к себе сына и сказал размещать гостей для отдыха, поскольку сегодня с ними он встречаться не собирался. «Пусть подождут, – сказал он ему, отпуская. – Тем ценнее будут воспринимать каждое мое слово».
В тихой его опочивальне несмотря на лето, горел очаг и потрескивали в двух серебряных подсвечниках свечи, которые Ярославу привозили с Востока, чтобы он мог по ночам разбирать письмена.
Ложе его было узкое на четырех точеных позолоченных столбиках с пологом из тяжелой парчи. Стены были обиты золоченой материей. У одной из них стоял ларь, доверху наполненный книгами в переплетах из кожи, бордового, синего и коричневого бархата и сукна. Некоторые из книг были украшены разноцветными каменьями, вышиты жемчужинами, имели серебряные и золотые кованые застежки. Они представляли собой настоящее сокровище, поэтому великий князь бережно брал их в руки не столько ради высокой цены, сколько из уважения к искусству писца, ибо его труд считал святым. И так же он относился к книгописанию.
При всей своей бережливости, из-за которой его прозвали Скупым, Ярослав тратил огромные деньги на покупку и переписку славянских и греческих книг, поэтому не удивительно, что ларь, окованный железом, он закрывал на хитроумный замок.
В углу висела икона с ликом Богоматери. Её написал молодой киевский художник не в мрачных красках, как это было принято в иконописании, а как бы освещенной нежностью утренней зари. Он нашел в ее лике скрытую прелесть, что и решило выбор Ярослава в пользу этого художника, когда обсуждался вопрос, кто будет рисовать княжескую семью на стенах Софийского собора.
Он читал «Притчи Соломона», умостив поудобнее больную ногу, чтобы не ныла, когда услышал шорохи за дверью и насторожился, прислушавшись. Впрочем, ему незачем было волноваться, поскольку на страже у двери стояли, бодрствуя, преданные отроки с мечами на бедре.
Заметив, что буквы стали расплываться, Ярослав потер уставшие глаза и лег на кровать. Сон не шел, а вместо него голову заполонили воспоминания о том, какую обиду он испытал, получив отказ на династический брак с Анной от Генриха Черного. Что ж, теперь, когда он выдаст дочку за короля франков, он будет отомщен.
Утешало также то, что другие достойные браки ему всё же удалось заключить и они укрепили дружбу и мир, которые воцарились на землях Руси.
Ингигерда в эту ночь тоже почему-то не спала. Возможно, через стену ей передалось внутреннее состояние супруга: ведь её опочивальня соединялась с ложницей Ярослава низенькой дверцей. Правда, он уже давно не открывал ее к ней.
Сердце беспокойно стучало, а в голове теснились мысли, мысли, мысли… Они гнали прочь сон, и, несмотря на тьму, разбавленную тусклым светом лампадки перед иконами, перед ее взором стали проноситься картины прошлого. И ничего в этом удивительного не было, так как ею уже почти полвека прожито. Много за это время повидала и передумала. Поэтому и сейчас ворочалась на постели, не найдя удобной позы для своего погрузневшего тела, которому было жарко на лебяжьей перине.
В углу опочивальни[60 - Спальня в княжеских и боярских хоромах] на кинутой на пол рогоже лежала шестнадцатилетняя служанка, которую звали Уна, в переводе со скандинавского «счастливая». И в чем ее счастье? В рабстве? Или в том, что должна спать в одежде и так чутко, чтобы в любое мгновение вскочить и побежать туда, куда ее пошлет хозяйка? А в бессонные ночи, как сегодняшняя, Ингигерда часто поднимала ее среди ночи, чтобы принесла ей то хлебный квас, то сладости, к которым питала слабость. Да и сейчас ей нечего спать, если хозяйке не спится.
– Уна, – повысив голос, позвала девушку Ингигерда.
Та тотчас вскочила и замерла в ожидании повеления. На девушке в темноте белела рубашка из грубого полотна, поверх которой был надет синий сарафан. Она их никогда не снимала, чтобы каждую минуту быть готовой выполнить приказание хозяйки. Её ноги проворно бегали по лестницам, она была лёгкой, как пушинка, перемещаясь из горницы в горницу, но Ингигерда никогда не хвалила ее за это, чтобы не возгордилась и не возомнила о себе.