Заметьте, он по своей доброй воле ходил ко мне. Он и сад вам придумал, чтобы самому быть еще более свободным. А помните, когда это все началось? Вы мчались к шести часам утра на рынок, чтобы перед работой побаловать клубникой любимого мужа, а он, насытившись, торопился ко мне. А потом мы порознь появлялись в отделе. Гаденыш, сволочь? Да! Такова изнанка вашей семейной жизни. Поверьте мне на слово.
Она зло рассмеялась мне в лицо. И вдруг добавила тихо:
– В наших отношениях я не видела перспективы, поэтому не связывала с ним долговременных основательных планов. Наши отношения не развивались, давно в тупик зашли. Тут или стены взрывать или расходиться. Был бы ребенок, может и развернул жизнь в другую сторону… Появились бы новые смыслы. Только не у Дмитрия. Он – чужой свет в моем окошке и неотъемлемая часть вашей несчастливой судьбы. Не хотел он вас терять, боялся, что узнаете о нас. Не допускал мысли об этом. А я шантажировала его, стремясь продлить наши встречи. Но только год чувствовала себя по-настоящему желанной, потом проза началась. Какая уж там чувственность… Я для него уже ничего не значила, но и он для других женщин пока еще ничего не значил. Хотя… кто знает?.. Но я все равно крепко держалась за него. Всем хочется иметь рядом с собой хотя бы какого-нибудь мужчину… пусть даже грубого, вульгарного, бестактного, эгоистичного, – нехотя призналась Любовь Федоровна. – Вы же знаете, что в мозгу человека существует детектор ошибок? Так вот у вашего мужа он отключен или испорчен, как у наркомана.
«В ней осталось что-то искреннее… Мелькнуло сравнение: «Эта фраза звучит, как честная бедность порядочного человека, не имеющего возможность украсть… Давно это у них?» – с болью в сердце подумала я.
Мысли все ускорялись. Память услужливо подкидывала воспоминание за воспоминанием. Только теперь я видела их совсем в другом свете, под другим углом зрения. Вся моя жизнь перевернулась в один момент с ног на голову. Я не героиня, терпеливо несущая воз семейных забот ради счастья семьи, а глупая гусыня… И любовь моя безвольная, бессмысленная, жалкая… Он макал меня в грязь. Сколько раз еще собирается окунать? Моя мама когда-то говорила, что если мужчина загулял, то это на всю жизнь, пока не состарится, пока станет неспособным. И даже тут веры ему нет: всё ласки на стороне будет искать, как алкаш, последние гроши ради чужой женщины из дому понесет.
«В чем я ошибалась? Где просчиталась? Что не так делала? Когда в наших отношениях наступил кризис? За что мне это наказание?»
И вдруг Любовь Федоровна заявила, как кастетом по лбу врезала:
– Одиннадцать лет мы вместе. – И усмехнулась, довольная моей реакцией.
«Ее слова прозвучали как пощечина. Сердце чуть не лопнуло… От потрясения окаменела. Я уже не способна заплакать? Пристегнула… Митю в полном соответствии со своим характером… Уничтожить, стереть из памяти… До сих пор от нее исходит угроза? Матерь Божия, заступница… Я боролась за здоровье сына, а он… Сумбур в голове… Попыталась успокоить себя: «Факты может и правильные, но преподнесенные со смещением временных интервалов, они не только приобретают другую окраску, но и подчас меняют смысл происходившего. Нафантазировала она себе длительную любовь, на которую мой муж не способен. Это метафора… Я пока что в своем статусе…
Почему Митя разлюбил? Я не терзала его упреками, не мучила ссорами, была заботлива, хотя он, честно говоря, не заслуживал. Я, несмотря на то, что мне было много трудней, не растеряла свои чувства к нему».
Не помню, как добралась домой, как, приходя в себя, лежала на диване в полуобморочном состоянии… Мужа в квартире не было. «Где он, с кем? – закружилось, завертелось в моей одурманенной стрессом голове. И новая боль растворила и вместила в себя все прежние…
День полон сюрпризов. От первого удара не успела оправиться, другой дамокловым мечом неизвестности надомной завис. Кто же на этот раз та, что согласилась быть еще одним трофеем в череде его, может быть, теперь уже длинного списка «побед», еще одним прилипчивым репьем в массе других на грязном кобелином хвосте… Чего мне еще ждать? Следующих, «неохваченных» ранее? За что Бог меня наказывает каждый день и каждый час?
Предчувствие своей трагической судьбы было уже в моих юношеских стихах. Но я тогда писала: «Неужели…» Я «на позорном помосте беды». Он уготован каждой женщине? И мне «сквозь тлетворный срам не сметь поднять глаза к высоким небесам»? Такова подлая мужская… людская порода?
Мите радоваться бы, что такая женщина как я есть в его судьбе, а он… Раз женился, значит, понимал, что я из тех, на которых женятся, а не с которыми гуляют? Ой ли!
Из огня да в полымя… Мите не скажу, что все знаю о коллеге. Это уже прошлое. Или нет?.. Что делать? Как жить дальше? Хороша же я буду в качестве… Господи, если ты есть, помоги! Нам, женщинам свойственно призывать себе в помощь высшие силы? А в ком еще можно найти надежную опору? Как же в Мите случилось размежевание чувств или их полная потеря? Как мне жить без его любви? Даже у Бога имя Любовь… Мелькнула спасительная мысль: «Может, отыскалась компания, и он умчался расписать пульку-другую?»
Опять стала вспоминать. Как слайды в проекторе защелкали в голове отдельные кадры событий. Что-то указывало на то, что-то на это… Осторожно подобралась к больной теме… Раз за разом пыталась оттолкнуть, отбросить гадкое, разорвать тонкую нить сомнений… Но все факты соединились воедино и одна из главных траекторий моей жизни посредством этих пунктиров выстроилась в четко определяемое моим мужем направление. Его жизнь – это свободное падение мужчины, который не признает, что нуждается в парашюте, в семье? А сам без нее и дня не может прожить.
*
Я в больнице. Надо выжить. Дети еще студенты. Я им нужна.
*
Не помню, когда последний раз открывала дневник. Годы в дурном сне… Я не живая. Я как робот выполняю свои обязанности и дома, и на работе.
*
…Как жить дальше? Неверие разгорается… заполоняет, повергает в недоумение. После встречи с Любкой все пошло прахом, рассыпалось. Смятение от внезапно пришедшего постижения бессмысленности, нелепости и даже глупости своего положения охватывает все существо. Долгие годы просто использовал? Моя любовь и вера служили мне заслоном от разумных доводов и фактов? А теперь эта болезнь…
…Ты осталась один на один с неверием а, он насмехается, иронизирует. Его поведение с твоей точки зрения неадекватно. Ты говоришь о своих подозрениях, ты ждешь, что тебя успокоят, а тебя терроризируют, унижают. Какая же это любовь, если тебе предлагают развод, чтобы ты не волновалась и жила спокойно. Дикость. А дети? Это обычная мужская логика или только он такой?.. Мне не повезло? Человеку душу отдаешь, дышишь им, его делами, себе минимум оставляешь, а он тебе – иди на все четыре стороны. Абсурд какой-то.
…Он не хочет понять твоего волнения, не желает спокойно говорить с тобой, обрывает даже осторожные попытки объясниться. Он резок и груб. Ты не видишь причин такого поведения и с болью в сердце в недоумении замолкаешь. А он начинает строить из себя обиженного, бросает твои постельные принадлежности на раскладушку. Не себе, заметь, тебе, как виноватой! И ты растерянная, растерзанная в неведении и в волнении всю ночь мечешься не в состоянии даже задремать. А он, не чувствуя своей вины, засыпает сном младенца.
Он продолжает это проделывать еженощно, ожидая, что ты сама придешь к нему, не желая продлять мучительное состояние неопределенности. И тогда он сделает вид, что ничего не произошло и не происходило, и снова начнет принимать внимание и заботу о себе как само собой разумеющееся, сам ничего не давая взамен. Не зря в народе говорят, что у обидчиков память короткая.
А ты маешься в кромешной темноте своих тоскливых мыслей и понимаешь, что для тебя в его сердце места не осталось. Ни за что ни про что ты загнана в ловушку. На тебя наваливается безысходность, ты стонешь, утратив точку опоры – его любовь, растеряв щиты спасительных иллюзий, выброшенная из привычного, надежного, как тебе верилось, мира, обусловленного нравственными принципами, которых, как оказалось, придерживалась только ты.
Счастлив тот, кто прошел по жизни никогда не пережив подобной встряски, кто не знает ощущения проникающих вглубь леденящих щупальцев обиды, когда дни и ночи сливаются в раздирающее тебя изнутри состояние постоянного неверия, которое уже ничем не убаюкать. Ты выбываешь из времени, из привычного пространства. Семейная жизнь теряет прежде бесспорный смысл. Его любовь – то, что раньше представлялось тебе таким значимым – исчезла. Все в сознании расплывается, утрачивается ощущение направления главной цели. Предметы и события становятся бесцветными, не запоминаются. Дни протекают как песок сквозь растопыренные пальцы. Жизнь существует где-то там, по ту сторону, а здесь – испепеляющие тебя обиды, как неизменные, ежесекундно пронизывающие все твое существо жесткие разряды переменного тока высокой частоты.
Этот груз для тебя неимоверно тяжелый. Ты опускаешь плечи, твои ноги налиты свинцом, дыхание срывается. Горячие ручейки струятся по позвоночнику. Ты не в состоянии думать. Потом тебя охватывает холод и смертная тоска. Ты в полуобморочном состоянии. Исходя безмолвным воплем, бьешься в муке уже где-то там, на ином плане своего сознания. Ты уже не можешь ни понимать, ни различать, что происходит с тобой и не с тобой. Это подобно агонии…
Ты ничего уже не хочешь. Выход из пытки ты видишь единственный: пожирающий своей неотвратимостью, непостижимостью и ужасом. Ты рвешься безрассудно и бессмысленно прочь… Но не уйти от неизбежного… Ты мчишься к единственному, что все прекратит… Ты трепещешь, пригвожденная неподвластными тебе силами, потому что боль в душе достигла предела.
На какой-то миг, лишившись понимания себя, ты утрачиваешь все составляющие своей жизни. Окруженная круговертью непонятных, клоками беспорядочно носящихся восприятий разных планов, ты ощущаешь, что тебе уже их не собрать воедино и не слепить прежнюю жизнь. Ибо то, что раньше представлялось тебе единым, само собой разумеющимся, истинным – его уже нет. Есть пустота и ты один на один со своей бедой. И все…
И вдруг толчок в голову – дети! И эта стабильная неизменная точка отсчета возвращает тебя к жизни. Если такое существование можно назвать жизнью… Это уже совершенно другой ее уровень, где ты исступленно веришь в свою необходимость для детей и только для них. Ты запираешь на замок все чувства к мужу, ты деревенеешь. Но задумываешься: «А такая ты нужна детям? Много ли радости им от тебя измученной, пригвожденной к обидам?» И ты пытаешься учиться жить в новой реальности, улыбаться. Не получается. Ты срываешься, но терпеливо и упрямо борешься с собой. Тебя не радует работа, тебя злит внимание других мужчин. И они шарахаются от твоего демонически злого или презрительно-задумчивого взгляда.
Тебе некому помочь, потому что ты сама всех отталкиваешь, никого не хочешь ни видеть, ни слышать. Ты все еще в шоке, но уже понимаешь, что ради детей не имеешь права сломаться, загоняешь свою боль все глубже и глубже и самозабвенно, упорно делаешь свою главную работу. Но горькая память – твой злой властелин – ничего не дает забыть… Твой дух выдерживает многолетнюю пытку, а тело нет. Малейший толчок как взрыв… и ты попадаешь в больницу.
…Конечно, если бы он покаялся и прекратил свои фортели, ты бы смогла вытащить себя из жизненного пике и не заболела. Ты готова постараться забыть прошлое, вычеркнуть плохое из настоящего. Ну, было, было, но теперь-то нет! «Кто оглядывается на прошлое, не заслуживает будущего». Тебе так хочется в это верить, ты так устала… Но он продолжает, уже не скрываясь. Можно подумать, что его укачивает от размеренного ритма будничной жизни и ему требуется постоянная встряска и отвлечение. Он унижает, издевается, насмехается, день ото дня становится бестактнее, грубее. Он распоясывается и звереет. Он не может остановиться. (Немезиды на него нет!) Боль накопляется. Ты не понимаешь его поведения. Оно не укладывается в голове. Тогда ты еще не знала о злодеяниях свекрови, о том, какие слухи она о тебе разносила по округе и какими подробностями обрастали эти мифы. А романов у тебя не было и по своей природе не могло быть. А может она не при чем? Это он сам?
…Ему в жизни не хватает очарования пороков, саморазрушительности, солидарности с яркими отрицательными героями? И тогда ему не нужны оправдания? Он создает проблемы, а решать их другим в пределах разумной достаточности?
Вспомнился рассказ студента. «В армии многим нравилось унижать более слабых. Издевались, получая удовольствие и удовлетворение. На огонь, воду и… на чужой позор можно смотреть бесконечно долго».
А тебе противно его видеть. Тебя учили ставить себя на место другого. Ты никогда никому не хотела плохого. От гадких людей просила защиты у Всевышнего. Сама не наказывала. Хотя на войне, не сомневаясь, могла бы убить. А отомстить за своего ребенка? Если только в состоянии аффекта. У мужчин иначе? Надо мной издевались и я буду? Почему только у мужчин? Свекровь тоже говорила: «Почему ты должна быть счастливее меня?»
…Он все больше гордится собой. А ты снова и снова, ежедневно, не чувствуя ничего кроме боли и обиды, не выходя из ступора, пытаешься сосредоточиться на осмыслении происходящего в семье. О эти жуткие девять лет! Ничто не может с ними сравниться? Только если ожидание сына из армии, из горячих точек. Но то другая боль… самая тяжелая на свете… Не дай Бог никому ее познать».
Мне тогда подумалось: «Написано от третьего лица, как послание таким же, поверженным предательством, – вспомнила Кира свои прошлые ощущения. – У нас на сердце остаются следы в основном не от физической нагрузки, а от душевной. Особенно если предают из-за минимальной выгоды…
*
А вот об этом муж сам, выпив лишнего, еле ворочая языком, рассказывал мне.
«Суббота. Утро. Шесть тридцать. По привычке проснулся рано. Жена уже возится на кухне. Тихо подошла, села на кровать, прижалась, приобняла, положила ладонь мне на бедро. Я вижу ее мозолистую, обветренную руку и представляю себе маленькую, нежную ручку с тонкими розовыми пальчиками, ухоженными ногтями. (Он такими видит ее красно-синие, вечно холодные как у лягушки, корявые пальцы?) Я затаился, притворился спящим. Нежусь, мечтая, когда наступит десять часов, предвкушаю встречу, вспоминая ее ласковые речи, обволакивающие меня шелковым туманом. Жена скоро уедет в сад, а я оденусь для конспирации в старую одежду, в которой хожу в гараж, и маленькие пальчики любимой женщины будут зашивать разошедшиеся по шву брюки. И это милое событие будет трогать меня, до глубины души. Я представляю, как делаю ей массаж… постепенно впадаю в любовный экстаз, который разгорается, разгорается… В пленительном счастье плавает моя душа и тело… Я снова засыпаю, охваченный теплой мечтательной негой.
Проснулся. Жена вот уже три часа тихо возится на кухне. Бережет мой сон. Это привычно, естественно и уже не интересно. Я осторожно потягиваюсь, переворачиваюсь на спину и ощущаю на своей груди ее руки, ее нежную, самую прекрасную на свете, кожу. Ручеек ее плавных слов давно внушил мне, что она самая умная, самая милая и нежная.
…Вот и вчера, пока жена после работы четыре часа готовила суп-харчо, плов из курицы и винегрет, (Я так люблю разнообразие в еде!), я закрылся в спальне, положил телефон себе на живот и весь вечер балдел под ласковые напевы любимого голоса. Надо успеть наговориться, насладиться до десяти вечера, потому что потом ей предстоит долгий разговор с мужем. Тот не должен ничего заподозрить, ведь ему там, на Севере, надо спокойно зарабатывать для нее… Какое блаженство жить на свете, какое счастье ждать свидания! И как здорово, что никто не мешает: ни дети, ни жена. Они не прерывают мой «деловой» разговор. Дети в зале уроки делают, жена то на кухне готовит, то в ванной стирает, то гладит. Все при деле.
Уже почти десять вечера. Жена заглядывает в спальню. Ее удивляет выражение моего лица. Я недовольно бурчу про себя: «Еще бы! Прервала замечательную игру, в которой я чувствую себя то мальчишкой, то матерым волком». Жена легла на раскладушку. Надеется, что одумаюсь? Как бы не так! А я, счастливый, раскинулся на кровати, с удовольствием потянулся и, взглянув на нее надменно-презрительно, накрылся простыней…»
Я, помню, тогда подумала в растерянности: «Чем вызван этот жутко неприятный взгляд мужа? Глупо повела себя, перебравшись на отдельную постель? Но это же жест протеста от отчаяния! Почему он такой безразличный? Утверждает, что больной, ни на что не способный, так хотя бы просто дружески обнял. Даже молчание у него лживое».
*
Раньше некогда было анализировать нашу жизнь, а теперь, после больницы, тем только и занимаюсь. Как-то ночью не спалось – обычное теперь явление, – стала вспоминать и сравнивать всех известных мне любовниц мужа, представлять, какими он открывался перед ними? И оказалось, что со всеми своими женщинами он был в основном не по любви, и даже не по особому угару влюбленности как по наваждению, а вследствие зависимости от них. Трусоват был, не уверен в себе, боялся, что подведут или нагадят. Только последняя из них по возрастной дури. Но я ее вовремя «направила», пока он не запутался в ее примитивных, но густых сетях.
Митя сам мне как-то поделился после рюмки, что, каждая новая женщина бывает ему интересна не больше года. Когда эмоции схлынут, все продолжается по инерции, только по их желанию. И говорит он им хорошие слова не от сердца, а потому что они хотят это слышать. Так проще… «Уходить от женщин не умел. Надеялся, что узнаешь и сама нас разлучишь. Так в основном и было. А от тебя не уходил, потому что понимал, что лучшей жены мне не найти».
«Так почему же бесился в семье?» – спросила я.
«Недовольство, раздрай чувствовал, когда невлюбленным ходил к тем женщинам. Уставал играть роль, но избавиться не мог, боялся их мести. А на тебе зло срывал. Да и мама изо дня в день «накачивала» твоими изменами. Оно откладывалось в голове и мучило. С матерью не разведешься».