Наверное, Лена пишет книги, как композиторы создают музыку? Получается, что ее тоже осаждают непроизвольные мысли. Разница лишь в том, что тех, наверное, учили музыке талантливые педагоги, а Лену писательству – никто. Она, наверное, понимает, что это ее главный способ достойно и ярко выразить себя, свои чувства. Она обуреваема массой интересных идей…
Глен Гульд имел возможность нести свой талант пианиста людям. Своей музыкой он смог до многих достучаться, приблизить их к себе, сделать духовно богаче, а значит, счастливее. И я не исключение.
С возрастом он стал глубже чувствовать свойственную поздней осени красоту гаммы серых красок, покой и умиротворение. И этим он тоже мне близок.
…У Ларисы на стене, над компьютером висит картина талантливого липецкого художника Владимира Леликова. На ней остывающий лес в пору седой туманной осени. Серый день. Остатки листьев на усталых темных деревьях. Тропинка, тускло поблескивая, уводит вглубь леса… Но как притягивает взгляд! Интуитивно я чувствую, что эта картина полностью соответствует настроению позднего периода жизни моей вузовской подруги. И это свое понимание я готова отстаивать как правоту, как неопровержимую истину.
Последнее время заинтересовалась духовной музыкой. Ближе, понятней она стала моему сердцу. Почему раньше не обращала на нее внимание? Душа была не готова ее воспринимать? Атеистическое воспитание? Была недоступна?
Понравилась недавно услышанная фраза: «Страсти по Матфею – музыка коллективного переживания». Собственно, находясь в концертном зале филармонии и слушая талантливую светскую музыку, я то же самое могу сказать. Не погрешу против истины. Ни противоборства чувств, ни противоречия взглядов.
– …Легко записать первую пластинку. Но надо все время доказывать, что ты композитор, певец, записывать вторую… пятую… десятую. Писателю тоже.
Но есть гении одного произведения.
Людей притягивает страшное, необычное, яркое? Я не люблю страшное.
В студенческие годы была в театре. Давали «импортного» «Севильского цирюльника». Артист необыкновенно быстро и изящно метался по сцене и одновременно пел, произнося скороговоркой «Фигаро здесь, Фигаро там». Но ведь как трудно прекрасно петь, хохотать и в то же время азартно, с выкрутасами, со сложными пируэтами носиться по сцене. Его изумительный голос, непринужденное поведение на сцене покорили меня. Я была потрясена.
Позже я несколько раз в различных городах слушала «Фигаро», но подобное больше не повторилось. Сумасшедшего восхищения не возникало. Я была благодарна влюбленному в меня юноше, подарившему мне билет – пусть даже на галерку – на представление, ставшее для меня эталонным, затмившим все последующие. У многих певцов были прекрасные голоса, они великолепны в концертных исполнениях оперных арий, но в спектаклях им не хватало темпераментной игры, артистизма. Возможно, у нас не принято носиться по сцене. У итальянцев и русских разные школы?
…У меня нет ни голоса, ни музыкального слуха, но я люблю классическую музыку, потому что «слушаю» ее душой. Ничто не сравнится с тем наслаждением ума и сердца, которое дает мне музыка!
В школе нас «загоняли» на хор для массовости. Правда, нашему учителю хотелось иметь на сцене только талантливых детей. Но я все равно ходила, потому что хотела научиться правильно петь хотя бы несколько песен, чтобы не чувствовать себя белой вороной.
…Музыка – «оружие» массового вдохновения. Она для «всегдашней радости в судьбе». Аня, как ты относишься к Погудину?
– Нравится.
– Это аргумент! – усмехнулась Инна. – Был Вертинский, теперь Погудин – современный аристократ русской песни.
– Даже так? Но я не люблю манерного Вертинского.
– Зря. Он всегда пребывал в недосягаемой выси волнующего душу искусства.
– А как тебе этот…
– Знаю, о ком ты. Голос есть. Ему бы подучиться, а то он будто бы только что из … сельского клуба, из-под гармошки.
– Дай срок, наверстает. Он умный энергичный. Ему бы мохнатую лапу в помощь.
– Сам пробьется.
– Я в свое время сразу отметила Пугачеву. Она не просто пела, но еще и талантливо играла. Пугачева – отдельная особенная фигура на эстраде.
– Да…умная, властная дама, – с неопределенной интонацией пробурчала Инна.
*
– …«У меня непритязательный вкус. Я люблю самое лучшее». Я согласна с Оскаром Уайльдом, – как-то совсем буднично произнесла Мария.
– Еще бы ты была не согласна! Но попробовала бы ты с ним согласиться, когда не позволялось читать импортных писателей. Вмиг устроили бы тебе вендетту, – кисло отреагировала Инна.
– …Зачем богатым внутренняя культура?
– Она – базовая ценность общества.
– А они – экономическая?
– Тфу ты! Полноценную жизнь проживает тот, кто в своем развитии дальше ушел от обезьяны.
– …Евгений Мартынов – светлый лучик тожества прекрасного. Как я была рада видеть его на экране! – вздохнула Аня.
– А я так вдвойне! – искренне поддержала ее Мария.
– А я втрое! – озорно улыбнулась Инна.
– Раньше я почему-то видела в его глазах только свет и радость, азарт и оптимизм молодости исходящие от него. Еще трогательную нежность, щедрую ласковость. А теперь, по истечении многих лет, просматривая старые кадры, я замечаю его грустный неудовлетворенный взгляд, усталое лицо. Почему, будучи молодой, я не замечала этого?
– Видела то, что хотела видеть, – ответила Ане Мария.
– Человек, поющий или играющий на музыкальном инструменте, раскрывается совсем по-иному, глубже, богаче. Он словно говорит еще на одном удивительном и самом прекрасном в мире языке! – сказала Инна.
– …Финансирование музыки и балета несравнимо меньше спорта. И все потому, что к культуре чиновники относятся только как к сфере развлечения.
– …А я Святослава Бэлзу обожаю. Вот бы кто одарил своей дружбой! Но он недосягаем. Аристократ, интеллигент, интеллектуал. Кажется, что он в смокинге и с бабочкой родился. Такой человек никогда не опустится до оскорблений. В нем столько такта, тонкости и мудрости! Вот о каком мужчине мечтают женщины! И дело тут совсем не в его красоте, – сказала Аня.
– …Критика теперь – служанка рынка.
– …Их слава зиждется на умении заставить говорить о себе.
– …Попса – это массовый идиотизм. Тексты некоторых песен заставляют старшее поколение краснеть, – заметила Мария.
– Что попусту языком возмущать окружающую среду? – вяло откликнулась Аня.
– Народ всеяден. Надо его приучать к классике, а не пичкать ерундой, – выразила свое твердое мнение Лиля.
– Достоевского и Толстого тоже не все любят, – с сомнением отозвалась Аня.
– Некоторые сценаристы и режиссеры берутся перекраивать классику на попсовый лад, – сказала Мария. – Они корежат, потрошат, безбожно урезают произведения.
– Если талантливо, то пускай. Допустим, внесут больше юмора, света, блеска, темперамента. Только не всякое произведение можно кроить. И вкус надо иметь.
Классические произведения вмешательство «попсы» наделит иными контекстами, – мгновенно отреагировала Инна.
– Для меня это не приемлемо. Достоевский есть Достоевский, Бах есть Бах и не надо их уродовать. Это издевательство. Пусть сочиняют свое, новое, – закончила свою мысль Мария.
– А если не дано, а жить хочется красиво? – рассмеялась Инна.