Дневник замужней женщины

– Я надеялась, что ты сначала цветами меня одаришь, а потом за кофе пойдешь. Хотя о кофе ты тоже забыл.

– Сама виновата, забила мне голову своим молоком. Я хотел после гастронома сходить.

– Уже полдень. Может, ты к ужину собирался меня порадовать? Не лги и не сваливай на меня свою невнимательность. Даже в такой праздник ты не можешь обойтись без своих обычных атрибутов общения: ругани, лжи и незаслуженных обвинений. Десятилетия моего терпения и такта тебя ничему не научили. Может, и правда говорят, что таких, как ты, надо твоим же лекарством потчевать. Невниманием.

– Это тебя лечить надо!

– От чего? От доброты и терпения?

Подавив длительный, судорожный вздох, пошла на кухню. А муж крикнул мне вслед:

– Не нравлюсь, давай разводиться. – И грохнув дверью, выскочил на улицу.

– Вот и «подарок» мне! – усмехнулась я грустно.

Три цветочка – предел моих мечтаний. Никогда за дорогими подарками не гналась. Немного внимания – самое ценное, что для меня всегда нужно было в жизни. А он… Неужели не чувствует контраста в нашем поведении по отношении друг другу. На ласку отвечает безразличием, на добро – невниманием, на замечания – грубостью и унижением. Какую он презрительную физиономию скорчил, когда я, услышав приятную музыку из нашей юности, взяла его за плечи, притянула к себе и попыталась чуть-чуть повести в танце! И вчера удивил.

– Что это ты вдруг прически стала делать? Молодишься? – фыркнул неодобрительно и насмешливо.

– В моем возрасте как раз и надо за собой следить. В юности мы хороши и без эффектных причесок. И молодость сама по себе прекрасна. А я и сейчас еще получаю комплименты от мужчин. У меня совсем нет морщин. Кожа удачная. И мои ямочки до сих пор сияют, когда у меня хорошее настроение, – заметила я с чуть игривой улыбкой. – Так мои сотрудники говорят.

– Я не комплиментарен и этикету не обучен.

«А вне дома галантен. Старая я тебе? Я уже не та, что была в юности? На себя в зеркало посмотри. «Невозможный красавец! Сплошное очарование!» Откровенно немолод. Мы ровесники, но ты всегда лет на десять старше меня выглядел, потому что улыбался редко. Если только по праздникам, в компании. Пасмурные люди всегда старше кажутся. Я бы и сейчас много моложе тебя выглядела, если бы не твои заскоки. Нарочно гробил?.. Говорят, что любовном треугольнике все углы острые и все они направлены в сердце пострадавшего. Это математически неверно. Но поведение человека не подчиняется логике». – Об этом я подумала, но вслух не сказала.

Знаю, обидится Митя кровно. Все юным красавцем себя мнит. Думала, хотя бы в старости к себе внимание почувствую, так нет его. Если романтичности не хватает, чтобы о цветах подумать, мог бы изящный недорогой подарок преподнести. Ведь неплохие подработки к пенсии имеет. И на это элементарной чуткости не хватает. Каждый год бывают праздники, и каждый год одно и то же – невнимание. Собаку палкой ударят, она помнит: так делать нельзя. А Митя и не считает нужным запоминать. Не его же обидели, не его обошли. А до жены ему дела нет. Почему? Плохая? Не заслужила? Какой надо быть, чтобы удостоиться его внимания? Нет, не во мне дело, а в том, что для Мити существует только он, а остальные – приложения к его персоне. Для него – все радости жизни, а для меня одни заботы о семье. Кто он такой, чтобы вокруг него все крутились? Тоже мне центр мироздания!

Черт возьми! Почему меня трогает его отношение? Люблю? Во мне говорит женская неудовлетворенность, обида? Создала себе идеал, а он не подошел под него? Но ведь добрые взаимоотношения между близкими людьми – главное в семье. Недаром ведь близкими называются. А в чем близость проявляется? В душевном отношении. Секс сошел в ноль, и Митя не знает, как дальше жить? В нашем возрасте пора понять, что жизнь больше чем карьера и секс. Она прекрасна во многообразии своих проявлений. А мой муж все никак не может смириться с переменой в себе: то злится, то уныние на него нападает. Сейчас у нас настало время расширения интересов, появления новых увлечений, недоступных ранее. Это по-своему прекрасный период жизни.

Как-то намекнула, что хотела бы на день рождения в драмтеатр пойти, москвичи оперетту привезли. Думала, не пропустит мимо ушей, как обычно. Но чтобы Митя что-то запомнил, ему требуется скандал. А мне не нужно внимание, полученное в результате ссоры. Я от души сделанного подарка хочу. Конечно, в театр не сходили. Ссориться я не стала, молча проглотила очередную пилюлю невнимания. А следующий раз сама билеты купила. Так он все равно не пошел. «Иди, – говорит, – с дочкой». А все почему? Не он купил, значит надо сорвать мероприятие. Отдала билеты детям.

Муж пришел с «прогулки» и сказал:

– Думал о разводе, даже всплакнул. (Играет роль?) Но пересилил себя и купил цветы.

А я ему ответила:

– Не надо дальше распространяться. Это может испортить твое покаяние и мое грустно-радостное настроение.

– Сама виновата, не дождалась. Я бы купил.

– Ничего не говори. Я боюсь фальши в твоих словах.

Муж продолжил:

– Я всегда думаю о тебе.

– Не надо. Помолчи. Если бы думал, то давно бы купил цветы, может, даже вчера вечером. А почему ты плакал, когда о разводе думал? От каких бед у тебя депрессия? Себя слишком любишь. Я тебя обидела, тем, что упрекнула? Так мой упрек следствие твоего поведения. (Я завожусь.) Это я должна проявлять недовольство. Разве я давала тебе повод обижаться на меня? Что ты видел от меня за совместно проведенные годы, а что я от тебя – сравни. Сегодняшний день – как зеркало нашей жизни. Слава богу, не забыл хоть чмокнуть. Ладно, забудем все обиды. Будем помнить только хорошее, – горько усмехнулась я, и ушла на кухню, чтобы не продолжать «прения». Пора готовить праздничный ужин. Дети и внуки придут.

Хочу внуку больше времени уделить, к школе ему надо готовиться. Ленится он читать. Его только планшет и машинки увлекают. Но встречи наши редки. Болею часто. Вторая бабушка старается своими методами и подходами увлечь его. Это похоже на то, как два человека в поисках сокровищ с двух сторон копают один туннель.

Что-то странное творится с моим левым глазом. Когда моргаю, молнии передо мной мелькают. Первый раз обнаружила, когда зимой ночью во время бессонницы на балконе «дышала». «Молнии зимой?» – удивилась я и забыла об этом явлении. Но оно все чаще и чаще о себе напоминало. Боли я не испытывала, потому и не волновалась. Само пройдет.

Слегка приболела. Горло заложило. Утром встаю – перед левым глазом плотная белая пелена. Восстановиться ли зрение или быть мне одноглазым циклопом?

Сижу в очереди к врачу. Подходит семейная пара средних лет. Он сразу привлек мое внимание дорогой модной одеждой. Хорошего качества шерсть, прекрасный крой. Но пиджак на нем плохо сидит, будто с чужого плеча: центральный шов на спине горбится, «хвост» вздернут. Может, костюм от сына достался? Но вот мужчина расправил плечи – и передо мной современный сельский Дон Жуан! Правая нога выставлена чуть вперед, руки в боки, в лице самоуверенность. Все это выдает в нем любимца женщин. Чем берет? Чем козыряет? Нос крупный, чуть вздернутый. Глаза серые, неприметные, умом не светятся. Лоб узкий. В лице ни особой тонкости, ни изящества. Может, умеет «заливать» и «зубы заговаривать»? Обращение жены с ним естественно-небрежное. Такого надо чуть осаживать, чтобы не слишком заносился. Ее вид говорит: «Я не хуже тебя, а в чем-то даже лучше».

Медсестра вызывает.

*

Разве деньги окупают недостаток душевного тепла, горечь утрат, обиды? Они не являются обязательным условием счастья. Я бы все отдала за здоровье, за добрые ласковые отношения, за понимание, сочувствие, за помощь и заботу в минуты усталости. Я и раньше за богатством не гонялась. А зачем много денег теперь, когда уже не хочется вкусненького, не волнует, как в молодости, красивое платье, если уже не в состоянии поехать в путешествие. Теперь часто нет желания даже ненадолго покинуть уютный диван ради приезда какой-то ранее вожделенной музыкальной группы. И только не меньше, чем раньше, душа просит доброго слова, понимания. Как порой хочется уткнуться усталой головой в заботливые, уверенные руки, или чтобы они коснулись плеча, погладили спину, успокоили, расслабили, поддержали, когда депрессия подступает и накрывает своим тяжелым, серым крылом, когда слабы удары сердца или слишком сильно болезненным обручем сжимает голову давление. Особенно жадно ждешь внимания, когда страх втекает в сердце жгучей ядовитой змеей и нещадно жалит его… Невиданное для Мити дело, непонятное… кого-то жалеть. Вот и приходится самой себя спасать: жесткой плеткой иронии стегать свои печальные мысли, не позволяя уныния. И слава Богу. Человек без самоиронии как беспомощный духовный инвалид, наследник… чего-то там…

А самой, как и раньше, хочется заботиться, хоть иногда прикасаться к этой лысеющей голове, осторожно расправлять морщинки высокого лба, обнимать за плечи, слегка опущенные под тяжестью возраста. Быть всегда рядом и в горе, и в радости, как принято говорить на свадьбах. Но тоже уже не в радость… Преследует недавнее прошлое, стоит между нами, напоминает… Всему приходит конец… Не могу я на все сто душой вернуться к нему, потому что не могу вернуться к себе прежней. Трагедию полностью избыть невозможно. Вспарывает сердце острым клинком незатухающая боль. Муж умел быть счастливым от любви к себе, я же с детьми – за счет любви друг к другу.

После того злосчастного, проклятого звонка радость жизни будто ушла из моей души. Я вдруг с пронзительной ясностью поняла, что это конец моего трудного, но все же счастья. Я больше не пела ни в ванной комнате, ни на кухне, готовя еду. Одиночество окончательно стало главной мелодией моего бытия.

Желала ли я чего-то плохого этим женщинам? Да. Той разведенке, которая много лет преследовала моего мужа. Помню, на реке она намеренно на моих глазах плавала вокруг него, заигрывала. А он позволял. Я не купалась вместе с ними, потому что не могла оставить маленьких детей на берегу одних. Я страдала, мучилась, обижалась… Я тогда представляла себе, что она нырнула, зацепилась за корягу купальником или ее волосы запутались в ветвях поваленного в воду дерева, и ее не сразу нашли… Другую я «видела» под колесами автомобиля. Не до смерти, а так, чтобы она больше не разрушала нашу семью, не терроризировала меня и детей. А третью? Она в гололед падает и головой ударяется о бордюр. Видения воспаленного мозга… Они же сами соблазняли, а Митя не отказывался, потому что слабаком был, Его пусть на том свете Всевышний наказывает за неисполнение заповедей, если сам допустил такое… И остальных мужей, от имени тех, которые страдали как я…

Теперь, когда многое уже видится иначе, когда во мне все давно перегорело, и я всех простила, просыпаясь ночью, я больше хочу вспоминать милые проделки внуков. А утром прощать им шалости, ласково журить за промахи, понимать их желание беззаботной радости, поддерживать безудержную фантазию, тянуться к их искренней ласке и баловать, баловать; от души хохотать, по-ребячески радоваться их удачным шуткам, успехам. А еще, задыхаясь, перемогая боль в спине, подавать мячик, слипающимися глазами под двойными очками, в который раз читать им любимую книжку, выслушивать их секреты, доверять свои из далекого детства, удивляя и восхищая юные сердечки. И даже будучи нездоровой, лежа на диване, радостно чувствовать на своих ногах тяжесть внучонка, слышать его голос: «Ба, ты еще долго будешь болеть? Выздоравливай. Давай поиграем». Это ли не счастье?

Сегодня нет сил даже радоваться.

*

Учила мужа печь его любимые тонкие блинчики. Он был в восторге от своих успехов. Возились вместе у плиты. Хохотали совсем как в молодые годы. Как хорошо и спокойно, когда не ждешь никаких конфликтов! Ах, какое это было бы счастье, если бы мы смогли вот так всю жизнь вариться в одном котле!

Муж оболгал меня. Ему нужен был повод, чтобы поругаться. Одна я, может, сдержалась бы. Но он оскорбил при сыне. Я уличила его во лжи. Он, конечно, не сознался, кричал, обвинял меня, плел невесть что.... И потом не извинился. Значит, в наших отношениях ничего не изменилось.

Я пью лекарство. Муж взялся заполнять моечную машину посудой. Он никак не может понять, что эта его возня на кухне, не дает ему право на прощение за предыдущее поведение.

Впервые вместе лепили пельмени. И ни одной шпильки с его стороны! Ему еще многое предстоит делать впервые.

Для себя одного Митя готовить не станет, скорее в столовую сходит. Для детей и внуков тоже. Что остается? Хочет… в дальнейшем блеснуть перед другой женщиной?

*

Не могу заснуть до четырех ночи и на следующий день плохо чувствую, из рук все валится. Придумала хороший способ засыпания – под телевизор. Он не позволяет возникать плохим мыслям, которые ходят по кругу и изматывая нервы.

Последнее время часто вспоминаю детдом. Классную руководительницу в двенадцать лет я злюкой считала. А потом, уже в семье, не понимала, как это можно прийти в школу не выучив уроков. Правильно, что было жесткое казарменное несвободное воспитание. Не возникало вдохновения на безобразия, полезным делом занимались: учились головой думать и рукам покоя не давать. А сначала не осознавала, что это мое главное детдомовское приобретение. Меня загоняли в рамки, и я включала свою мыслительную деятельность. Не любила, когда бездумно командуют.

Было ли простое детское счастье? Вкус детства – яблоки из нашего сада. Радостно сводящий с ума запах антоновки! Хорошая книжка, улыбка понравившегося мальчика… Чисто, по-детски влюблялись бесконечно часто. По пять раз на дню! (Огромная потребность любить и быть любимыми.) Влюбленность – это когда ты летишь… И всё! И больше тебе ничего не надо. Она помогала жить. Смеялись, плакали, если терпели фиаско… Грустили, когда к кому-то приезжали родственники.

Потом и меня забрали. Уезжая, плакала. Сроднились ведь… А тетка меня унижала во всех мелочах. И эти гадкие мелкие штришки были хуже открытых плевков в лицо. У нее, кто победил, тот и прав. А в детдоме нас учили: «В победе – великодушие; в мире – милосердие и добрая воля; в войне – решимость, непоколебимость, но ни в коем случае не месть, питаемая ненавистью». А еще предупреждали, что «в два прыжка пропасть не перепрыгнуть». Не успела я там научиться защищаться от таких вот… В конечном счете, свивали, скручивали они меня в бараний рог.

В пятом классе на уроке рисования мальчик изобразил крест пулевыми отверстиями и подписал: «Почему Он допускает?» Мне показалось, что наш вечно «подвыпивший» учитель, мгновенно протрезвел.

*