– Конечно. Меньше будет таких, как ты, людям лучше и спокойнее жить будет.
– Людям?! – Возмутился Звягинцев. – Будет тебе известно, что я людей никогда не обижал. Наоборот. Мы с братками наказывали тех, кто грабит народ. Наживается на горе людей. Простых людей я никогда не трогал и не трону. Понял?
– Ты меня на «понял» не бери, понял? Это все только твои слова. Подвернется в подворотне пьяненький, грабанешь его за милую душу. Что я не знаю таких, как ты?
– Не прав ты, прапор. Ох, как не прав! Не знаешь ты меня. А болтаешь
От обиды он хотел махнуть рукой. Но не получилось. Наручники помешали.
Понаблюдав еще некоторое время за теми, кто спорил перед их машиной, арестованный снова обратился к этому же конвоиру:
– Ты вот мне не веришь. Это твое право. Ты просто меня не знаешь. А вот, Татьяне Васильевне поверишь?
– Какой Татьяне Васильевне? – Удивился милиционер. – Кто это?
– Ну, ты, салага, даешь! – В свою очередь удивился уже Звягинцев. – Так вот же она, Татьяна Васильевна, – он кивнул головой в сторону Суворовой.– Темнота таежная, не знаешь даже с кем ездишь полдня.
Конвоир мельком взглянул на сидящую впереди Суворову. И слегка покраснел. Но стоял на своем:
– А зачем мне знать, как зовут адвоката? Мне ее помощь пока не нужна.
– Вот именно, что пока. Знаешь как умные люди говорят: от тюрьмы и от сумы не зарекайся! Сейчас ты на свободе. А что будет с тобой завтра, никто не знает.
Тут он переключился на Суворову.
– Васильевна! Скажите этому истукану – служаке, что я «щипал» всегда только богатеньких, которые поднялись на людском горе.
Суворова, не поворачиваясь назад, продолжая наблюдать за событиями, которые развертывались перед ними, машинально ответила:
– Скажу, скажу. Успокойся!
– Вот видишь, служивый? Уважаемая женщина вписалась за меня. А это многого стоит.
– Ладно. Тебе же было сказано, успокойся. Честный ты разбойник. Честный. Еще скажи, что награбленное людям раздавал, как тот Робин Гуд английский.
– Я не знаю, кто такой твой Робин. Мне он до лампочки. Тем более английский. Я в Англии не бывал. И людям ничего не раздавал. Это ты правильно заметил. Но этих спекулянтов, которые сейчас называют себя, видишь ли, предпринимателями – бизнесменами гребаными, я грабил, и буду грабить, когда выйду на свободу. Понял?
– Понял, понял я уже давно. Помолчи, пожалуйста. Вон, смотри, гаишники прилетели. Что – то дальше будет! А ты тут с соплями своими.
И добавил, обращаясь уже к своему напарнику – конвоиру:
– Семен! Смотри в оба. Не нравится мне все это. И оружие не прячь. Не известно, чем все закончится.
Суворова уже собралась вмешаться в их перебранку, чтобы выяснить действительно ли Звягинцев собирается и дальше совершать преступления. Но слова конвоира о гаишниках отвлекли ее внимание.
***
Действительно в промежутке между Жигулями и Мерседесом остановилась вся такая разрисованная автомашина ГАИ.
Видимо, очень тропились ребята на вызов водителя Мерседеса. Потому как лихо подкатили с включенным проблесковым маячком синего и красного цвета, а также звуковой сиреной. Последнюю сразу же выключили. Но маячок оставался в рабочем состоянии.
Из машины медленно, важно «выползли» два офицера в броской, ни с чем несравнимой, форме сотрудников ГАИ.
Как отметила Суворова, да и все остальные, один из гаишников постарше был в звании майора, а другой, помоложе – капитана милиции.
Все также не спеша, с чувством собственного достоинства и важности, что отчетливо проявлялось на их лицах, в их движения, оба направились к водителю Мерседеса. Как будто никого вокруг, кроме него, не было.
«По всей видимости, они знакомы между собой, – догадалась Суворова. – Иначе бы вели себя несколько иначе».
– Привет!
– Привет!
Обменявшись с ним дружеским рукопожатием, майор, как старший по специальному званию спросил у него:
– Так в чем конкретно трудности?
– Ты, понимаешь! Вот этот перец, – водитель Мерседеса небрежно кивнул в сторону Адамова, – не догоняет, кто на дороге главный. Обогнал нас, подрезал так, что мы чуть в кювет не шарахнулись. И никак не реагирует на мое замечание об этом.
Он приблизился вплотную к майору и тихим голосом сообщил:
– И вообще у него ствол под мышкой. Наверняка, там кобура.
– Ствол говоришь? – Громко переспросил майор. – А это уже интересно.
Он повернулся в сторону молчаливо стоявшего до сих пор Адамова. И даже сделал шаг в его сторону, сократив расстояние между ними.
Затем сказал – потребовал:
– Пистолет сдай!
В салоне Мерседеса продолжала все это время играть громкая музыка.
А вот в Жигулях наступила гробовая тишина. Все, в том числе и для Звягинцева, стало очевидным, что сейчас на их глазах происходит что – то такое, что выходит за рамки разумного. Как сказал бы вслух, но не сказал почему-то, арестованный:
– Беспредел, да еще на глазах очевидцев и свидетелей!
Ведь действительно. Получалось, что два сотрудника МВД по просьбе своего знакомого, как это понятно, далекого от этого министерства, «наехали» на другого сотрудника того же министерства.
Ради справедливости, следует отметить, что в отличие от Адамова, гаишники не знали, что он также представитель их ведомства. Но в данном конкретном случае это их не оправдывает. Действовали они нагло, придерживаясь гнилого принципа, что им все дозволено и море по колено. Они, похоже, уже давно уверовали в своей непогрешимости.
Многих такая самооценка быстро доводила либо до тюрьмы, либо отправляла, как говорится, на небеса. Из тюрьмы можно вернуться. А вот с небес просто невозможно.
Ну, а что же происходило дальше на этой самой «генеральской» дороге?
Адамов до ужаса спокойным голосом, обращаясь к обоим офицерам, сказал:
– Ребята! А Вы не попутали берега? Почему не представились при обращении к незнакомому гражданину, как это предусматривают Уставы? Почему действуете так безграмотно?