Военное духовенство в России в конце XIX – начале XX века

Некоторые из назначенных, осознав, что полк отправляется в поход в Китай, просили себе другое место. Так, о. Петр (Стефанович), сам просивший назначения, в последний момент, когда оно уже состоялось, отказался от собственного прошения[23 - Там же.].

В походе участвовало некоторое количество епархиальных священников, посланных из епархий без ведома протопресвитера. Так, были представлены к награждению орденом св. Анны 3-й ст. с мечами «за отлично-усердную и ревностную службу во время бомбардировки гор. Благовещенска с 2 по 20 июля»[24 - Там же. Д. 2755. Л. 43.] священник 16-го полевого подвижного госпиталя Андроник (Любович) и «за отлично-усердную службу и усиленные труды при военных обстоятельствах»[25 - Там же. Л. 47.] священник полевого запасного Цицикарского госпиталя Павел (Крахмалев).

Однако выяснилось, что названные священники в ведомстве протопресвитера не состоят[26 - Там же. Л. 56–57.]. Позже оказалось, что не состоит в ведении протопресвитера и священник 5-го полевого запасного госпиталя Савва (Мичурин)[27 - Там же. Л. 70.]. Наконец, стало известно, что Любович и Крахмалев состоят на службе в Благовещенской епархии и «командированы в полевые госпитали по распоряжению епархиального начальства»[28 - Там же. Л. 87.], а Мичурин послан из епархии Приамурского округа[29 - Там же. Л. 89.]. До осени 1904 г. не мог добиться признания своего участия в походе священник Дмитрий (Пляскин), который «на время восстания в <…> Китае уволен был от епархиальной службы и штабом войск Уссурийского военного округа прикомандирован в поход в Китай к полевому госпиталю № 1 для исполнения священнических треб»[30 - Там же. Л. 199.].

Однако ситуация эта не была чем-то необычным – по разъяснению протопресвитера, назначение в госпитальные походные церкви должно было осуществляться по усмотрению местного преосвященного. Преосвященный епископ Благовещенский и Приамурский о. Иннокентий пребывал в городе Благовещенске[31 - Кирхнер А. В. Указ. соч. С. 185.].

7 июля причты церквей Сибирского военного округа и Приамурского военного округа были временно переподчинены протопресвитеру[32 - См.: РГИА. Ф. 806. Оп. 4. Д. 2707.].

Таким образом, несмотря на небольшие недоразумения, в целом кадровая проблема была решена быстро и почти полностью за счет штатов военного духовенства.

Это были образованные, относительно недавно пришедшие на службу в ведомство протопресвитера 30–40-летние священники, по большей части готовые нести тяготы походной службы не только морально, но и физически.

Несмотря на то, что боксерское восстание обсуждалось в печати, решение о переброске войск из Европейской России показалось неожиданным, и на сборы отводилось совсем мало времени[33 - Проводы 4-й стрелковой бригады, выступившей из г. Одессы в поход на Дальний Восток // Вестник военного духовенства. 1900. № 18. С. 563.].

Прощания с войсками, отправляющимися на Дальний Восток из Европейской России, обставлялись по возможности торжественно.

В Одессе, например, проводы продолжались два дня. «Проводы эти, как и следует в христианской стране, начались молитвою на лагерном поле где в 10 часов утра 11-го числа июля месяца по просьбе военного начальства и представителей города высокопреосвященнейшим Иустином, архиепископом Херсонским и Одесским, в сослужении соборного духовенства и полковых священников, при особо торжественной обстановке, совершенно было “молебное пение к Господу Богу нашему за императора и за люди, певаемое во время брани, противо супостатов”»[34 - Там же. С. 564.].

Часов в 9 войска в мундирах, с амуницией и развернутыми знаменами вышли из палаток, разукрашенных цветными флагами, и построились вокруг лагерного храма, куда должен был прибыть высокопреосвященнейший владыка. Немного ранее назначенного времени на площади собрались начальствующие лица, генералитет, полковые священники и провожающие.

«Ровно в 10 часов трезвон на колокольне лагерной церкви возвестил о прибытии владыки, которого встретил со св. крестом благочинный 15-й пехотной дивизии священник Илья Селезнев. Чрез несколько минут владыка вышел из храма в малом архиерейском облачении, предшествуемый духовенством стройным певческим хором из нижних чинов при громогласном пении тропаря: “Спаси, Господи, люди Твоя и благослови достояние Твое”. Как только занял он свое место у аналоя, к которому принесены были и войсковые знамена, начался молебен»[35 - Там же.].

Молебен закончился возглашением многолетия государю императору, государыням императрицам, государю наследнику, всему царствующему дому и победоносному русскому воинству.

После молебна владыка еще произнес краткую речь от себя, окропил святой водой знамена и войска и снова вошел в лагерный храм. Благочинный дивизии подал ему икону святителя Николая Чудотворца, приспособленную для ношения на груди, и от лица полковых священников просил его преосвященство благословить этой иконой священника Стефана (Счесновича), который отправлялся на Дальний Восток. Владыка сказал приличную случаю речь и благословил о. Стефана.

Затем владыка покинул лагерное поле, и перед войсками выступил временно командующий войсками Одесского военного округа генерал-от-кавалерии Д. П. Дохтуров, а за ним – «отставной генерал-лейтенант Худяков – герой Шипки и кавалер ордена св. Георгия Победоносца, прибывший проститься со стрельцами, среди которых на протяжении 50 лет он был рядовым офицером, командиром полка и, наконец, бригадным генералом»[36 - Там же. С. 565.]. Он благословил полки иконой св. Владимира.

Затем начался парад войск, а после парада – обед. Нижние чины обедали в походном лагере, а начальствующие лица, представители города, штаб – и обер-офицеры собрались на площадке около штаба 59-го пехотного Люблинского полка, где была приготовлена трапеза на 450 человек, то есть на всех офицеров Одесского гарнизона. На трапезе присутствовал архиепископ Иустин. Вечером 11 июля в городском саду на средства горожан были устроены гуляния, на которые были приглашены офицеры гарнизона с семьями.

На следующий день войскам на одной из площадей города снова был предложен обед, после которого городской голова от лица всех одесских жителей благословил отправляющиеся полки иконами, потом священник Петр (Тяжелов) сказал напутственную речь, и солдаты погрузились на пароход добровольного флота «Саратов».

Анализ подобных описаний, помещавшихся в печати этих дней, показывает, что прощание проводилось довольно быстро, но все составляющие ритуала были соблюдены – и молебен, и вынос икон, и речи начальствующих. Вместе с тем быстрая мобилизация позволила избежать беспорядков, пьянства и хулиганства. Кроме того, полки, отправляемые на Дальний Восток, были уже давно сформированы – не требовались ни знакомство с традициями, ни присяга, ни пребывание в лагерях.

Некоторую торжественность проводам старались придать и на Дальнем Востоке. Так, перед выступлением в поход отметил свой полковой праздник 9-й стрелковый полк, прибывший из Киевского военного округа. Для праздничных мероприятий железнодорожной администрацией на станции Омск был построен павильон, украшенный зеленью и флагами. К 10 часам утра на праздник прибыл генерал-майор Н. Б. Кутневич. Он поздравил солдат с праздником, было вынесено полковое знамя, и начался молебен. После молебна священник сказал речь, за которой последовали здравицы. Между прочим, была поднята здравица и за священника Николая (Тяжелова), «молитвенно потрудившегося для полка»[37 - Тяжелов Н. Полковой праздник 9-го стрелкового полка на далекой сибирской окраине, направляющегося к месту военных действий. 24 минувшего июля. 9 стрелковый полк 3-й стрелковой бригады // Вестник военного духовенства. 1900. № 18. С. 570.].

Несколько менее торжественно отправлялись полки с самого Дальнего Востока. Так, переброска части 11-го Восточно-Сибирского стрелкового полка из Талиенваня в Тишичао произошла без особых церемоний. «2-го числа весь батальон стал возле длинного поезда покоем на молебен и в 3 часа дня при громком крике “ура” оставшегося гарнизона, напутствуемые благопожеланиями провожавших семейств, мы оставили Талиенван»[38 - Пивоваров Н. Воспоминание полкового священника из похода с Южно-Маньчжурским отрядом (с июня 1900 г. по 28-е января) // Вестник военного духовенства. 1901. № 16. С. 501.].

К этому времени война уже началась. 6–8 июня императрицей было подписано несколько указов, которые фактически объявляли войну иностранцам в целом и России в частности.

Через несколько дней в Пекине началось массовое убийство китайцев-христиан («варфоломеевская ночь в Пекине» 10–11 июня 1900 г.). 17 июня войска коалиции начали штурм Тяньцзина. Взять город удалось только 1 июля.

«Около 20-го июня, воспользовавшись общим недоумением и смутным брожением среди чиновничества и армии, фудутун Мукдена по своей инициативе, но в твердой надежде на сочувствие Пекина и на собственную безнаказанность двинул находившиеся у него в распоряжении военные силы сначала против Янтайских копей, а затем и против железной дороги по всему ее фронту, от Тьелина до Инкоу. <…> 21-го июня <…> получено было сообщение об открытых выступлениях китайцев с нападением по пост Южной ветки Шахэ, а 23-го – на Тьелин, Мукден и Ляоян»[39 - Нилус Е. Х. Указ соч. С. 190, 201.].

Боксеры разрушили часть железнодорожного полотна и станционные постройки, убили нескольких строителей, захватили в плен и затем обезглавили инженера Верховского. 28 июня генерал А. А. Гернгросс предписал служащим железной дороги походным порядком отступать на западе – от Цицикара через Хинган к Забайкалью, на востоке – от Шитоухэцзы к Приамурью, на юге – от Ляояна к Порт-Артуру и Дальнему. Не отступали только из Харбина, но уже с 27 июня Харбин был отрезан от внешнего мира – китайцы испортили телеграф. 4 июля Харбин был осажден боксерами. Некоторые жители пытаются покинуть город. Вывезено на пристань Сунгари и имущество Старо-Харбинской церкви.

1 июля китайские войска обстреляли русские корабли на р. Амур в районе Благовещенска. На следующий день начался обстрел города.

29 июня, накануне обстрела, из города ушли почти все войска. Провожать уходящие войска собрался весь город. «В четыре часа дня, когда солдат выстроили на площади, приехал военный губернатор. Проезжая по фронту войск, он поздравил их с походом и сказал речь офицерам, после чего среди глубокого молчания многотысячной толпы под палящими лучами знойного летнего солнца был отслужен молебен»[40 - Никитина К. Осада Благовещенска китайцами в 1900 году // Исторический вестник. 1910. № 10. С. 211.]. Этот прощальный молебен запомнился многим – горожане волновались, не зная, куда уходят войска и ожидая со дня на день нападения китайцев. Молебен толпа встретила в глубоком молчании, на глазах многих выступили слезы[41 - Кирхнер А. В. Указ. соч. С. 12.].

Через пару дней город приобрел вид осажденной крепости. «На пожарной каланче, на колокольне Никольской церкви и на новом Шадринском соборе были устроены наблюдательные пункты. На соборе Шадрина наблюдал проезжий морской офицер. Этот пункт был соединен телефоном со штабом отряда»[42 - Там же. С. 33.]. Конечно, соборы обстреливались, но, к счастью, сильных повреждений не получили. Зато 5 июля в четыре часа вечера загорелась духовная консистория[43 - Там же. С. 41.].

Вскоре начались и похороны. Военных хоронили с особой торжественностью. 6 июля в Покрово-Никольской церкви состоялась торжественная панихида по убитом поручике Юрковском. На ней присутствовали сослуживцы покойного и командующий войсками генерал-лейтенант К. Н. Грибский[44 - Там же. С. 42.].

Это были первые похороны защитника Благовещенска. В следующие дни панихида будет не раз повторяться, но уже не с такой торжественностью.

Кроме того, во все дни осады города в благовещенском соборе непрерывно шла служба и читались акафисты Албазинской иконе Божией Матери.

8 июля было принято решение перевести на военное положение войска Сибирского военного округа и Семиреченской области Туркестана и, кроме того, отправить на Дальний Восток 5 стрелковых бригад и еще бригаду на границу из Ташкента. Из всех войск на Дальнем Востоке начали формировать 4 армейских корпуса: 1-й Сибирский в провинции Чжили и Квантуне (Китай), 2-й Сибирский в г. Хабаровск, 3-й Сибирский в г. Чита, Десантный в г. Владивосток[45 - Дацышен В. Г. Русско-Китайская война. Маньчжурия 1900 г. Часть I. Боевые действия на сухопутном фронте. СПб.: Цитадаль, 1996. С. 56.].

Таким образом, к моменту отправки войск из Европейской России обстановка на Дальнем Востоке сложилась более чем напряженная, поэтому не все полки отправлялись в поход с приличной торжественностью.

Тем не менее священники, отправляясь в поход, должны были успеть сделать необходимые приготовления.

Прежде всего следовало передать свои обязанности на время похода, а также сдать подотчетное имущество на хранение[46 - См.: РГИА. Ф. 806. Оп. 4. Д. 2706.]. Процедура была незнакомая, и не вполне понятно было – кому и что сдавать, а что брать с собой. Так, священник Василий (Устрицкий) сдал «церковь <…> на хранение священнику лейб-драгунского Павлоградского полка о. Романовскому по описи, взяв с собой св. антиминс, Св. Дары и прочие церковные вещи, необходимые в походах»[47 - Там же. Л. 5.], а священник 11-го Восточно-Сибирского стрелкового полка Николай (Пивоваров) по приказанию командира упаковал церковное имущество в ящик и сдал на хранение[48 - Там же. Л. 6.], с собой вообще ничего не взяв. Не имея еще утвержденного списка необходимых предметов, собирались по собственному разумению и что брать с собой в поход – решали сами.

Из «предложений», публиковавшихся в «Вестнике военного духовенства», в № 7 за 1900 г. впервые было опубликовано рекламное объявление фабриканта С. С. Мешкова об открытии 20 июля 1900 г. магазина в Гостином дворе (в Петербурге). Магазин предлагал «устройство военно-походных церквей и складней»[49 - Объявления // Вестник военного духовенства. 1900. № 10. С. 320.].

Кроме того, мастерская по изготовлению непромокаемых резиновых ряс М. И. Собенниковой (Петербург, ул. Казанская, 22) предлагала «рясы шерстяные разных цветов; из тонкой материи, цена 19 руб., из толстой – 23 руб., из черной и серой резины – 10 руб.; рясы виксатиновые – 5 руб. Все рясы шитые и клееные. Образцы материй высылаются по требованию бесплатно. <…> Пересылка заказа на счет покупателя»[50 - Объявления // Там же. № 7. С. 224.].

Таким образом, начинает складываться некий набор предметов, необходимых военному священнику. Однако в 1900–1901 гг. они не находили широкого спроса. Во-первых, приобретать их священники должны были за свой счет, во-вторых, торговые предприятия в основном сосредоточивались в Петербурге, хотя мастерская М. И. Собенниковой и готова была работать с покупателем из другого региона. Заказ товара по почте требовал значительного времени, а его у отправляющихся в поход священников не было.

Некоторые священники отправились в поход и вовсе налегке – «взявши епитрахиль, крест и одев на себя св. дароносицу со Св. Дарами»[51 - Пивоваров Н. Указ. соч. С. 502.].

Нужно отметить, что большинство священников все же не жаловались на отсутствие необходимых для богослужения вещей, однако некоторый недостаток, видимо, все же ощущался[52 - Орлов Н. А. Похороны после битвы. Из воспоминаний о походе хайларского отряда в 1900 г. // Вестник Европы. 1901. № 6. С. 589.].

Часть необходимых предметов священники получили от благотворителей. При этом сбор благотворительных средств, в том числе денег и вещей для госпиталей и церквей, был поручен протопресвитеру[53 - Рескрипт ее императорского высочества принцессы Евгении Максимилиановны Ольденбургской протопресвитеру военного и морского духовенство А. А. Желобовскому // Вестник военного духовенства. 1900. № 16. С. 482.]. Пожертвования «деньгами, всякого рода материалами, припасами и вещами» должны были собирать священники ведомства протопресвитера и в конце каждого месяца отправлять в духовное правление «для доставления по принадлежности». Кроме того, некоторую часть необходимых предметов удавалось получить на месте[54 - См.: РГИА. Ф. 806. Оп. 4. Д. 3493.].

Первой задачей священнослужителей в военном походе было устройство мест для богослужений для удовлетворения религиозных потребностей войск.

В походе чаще всего богослужения происходили в палатках. Наличие этих палаток предусматривалось Сводом военных постановлений 1869 года (Книга VII. П. 52–54 (П. 66–69)).

При постановке церковных палаток или наметов нижние чины могли помочь растянуть и установить саму палатку, но устанавливать иконостас с царскими вратами и завесой, также жертвенник и престол должны были сами священники.

Священник Николай (Пивоваров) вспоминает, как после взятия Айсандзяна солдаты спали на походных вьюках, не разбивая палаток. Однако на следующий день первым делом установили церковную палатку, и «в 9 час. утра в разбитой палатке среди лагеря началась обедница»[55 - Пивоваров Н. Указ. соч. С. 508.].

Конечно, согласно рекомендациям того же Свода военных постановлений, священники должны были приискивать места для богослужений либо в стационарных церквах, если таковые имелись, либо в пустующих помещениях.

В пограничных городах было некоторое количество стационарных епархиальных церквей, которые использовались для богослужений, но требовались еще церкви при госпиталях, а также именно для тех полков, которые отправлялись в поход. Собственно военных церквей также было недостаточно[56 - См.: РГИА. Ф. 806. Оп. 4. Д. 2748.].

Одной из первых была устроена церковь для чинов 7-го Восточно-Сибирского стрелкового полка, на сооружение которой было получено довольно значительное денежное пособие[57 - См.: Там же. Д. 2967.]. Также возникли некоторые проблемы со снабжением богослужебными принадлежностями церкви-барака, устроенной при порт-артурском полевом госпитале[58 - См.: Там же. Д. 3119.].

Одной из инициатив протопресвитера стало устройство часовни-церкви на станции КВЖД Фулярди[59 - См.: Там же. Д. 2885.].

Первый январский номер «Вестника военного духовенства» открывало «Отношение на имя о. протопресвитера от начальника Забайкальской казачьей пешей бригады из Читы».

В нем говорилось, что командированный в Хайларский отряд священник штаба войск Забайкальской области Павел (Масюков) в беседе с нижними чинами гарнизона ст. Фулярди 29 августа 1900 г. после панихиды по павшим на поле брани воинам предложил построить для совершения божественной литургии каменную часовню-алтарь на правом берегу р. Нони, по линии железной дороги. Часовня должна была стать не только действующей церковью, но и памятником «славного похода вглубь Маньчжурии». Солдаты, конечно, согласились, и на следующий день о. Павел обратился с ходатайством к Н. А. Орлову. Был назначен «особый наряд» в свободное от военных занятий время. Обращаясь к протопресвитеру, Н. А. Орлов приводит очень важные аргументы: «Недостаточно для русского только присутствовать при богослужении, которое совершается во время походов или в палатке, или на открытом воздухе, но он нуждается и видеть обстановку самого храма, а часовня-алтарь во многом может отвечать этому требованию и заменить родной храм. Кроме того, часовня в глуби Маньчжурии на ст. Фуларди, от которой ближайший христианский храм на расстоянии более 300 верст (Харбин), а от границы русской более 600 верст, может послужить зерном христианства между маньчжурами и продолжением забайкальского миссионерского дела, главная цель которого – распространение христианского учения среди восточных народов и особенно ламаитов»[60 - Отношение на имя о. протопресвитера от начальника Забайкальской казачьей пешей бригады из Читы, свидетельствующее, как горячо любит русский воин свою церковь и как особенно дорога она ему на далекой чужбине // Вестник военного духовенства. 1901. № 1. С. 1–3.].