Столетовы. Часть 1. Верьте в любовь, девчонки!

– Устал и спит, – подытожил Вит. – И где же чай? – Очень чисто, почти без акцента, спросил он.

– Всё готово. К столу. Позовите Ваню (отца).

Все расселись. Старались улыбаться друг другу, делали вид, что ничего не произошло.

– Ну, Олечка, рассказывай, что за торт вы соорудили?

Ольга, как настоящий солдат, взяла себя в руки, чтобы уж совсем не отравить этот, так чудно начатый вечер. Стала рассказывать про сгущёнку и чёрную смородину, которой в этом году было так много, что они с мамой не смогли собрать её всю, не хватало лениных рук. И она опять чуть не заплакала, но сдержалась, улыбнулась даже. Но всем в этом зале стало понятно, как они переживали за Лену, как им её не хватало, и что нужно сделать так, чтобы к ним вернулась прежняя Леночка, настоящая, лёгкая и весёлая.

Пришёл Иван Иванович. Выпил чашку чая, оценил обстановку и стал рассказывать из прошлого. Вспомнил, как попросил шестилетнюю Леночку приготовить ему яичницу. И она, сначала сварили яйца, потом порезала, а потом уже и пожарила. Мама Зина была в тот момент в роддоме и очень хвалила свою дочь за новый рецепт перевода яиц. А Ольга кормила отца картофельным пюре, которое не то, что проглотить, а просто лицезреть было страшно. Картошку, сваренную в мундире (этот способ приготовления очень долго пытались объяснить итальянцам) бедная девочка никак не могла размять. Поэтому, добавив по очереди масло, молоко и яйцо, как делала мама, и не получив результат, стала добавлять то, что любила сама – ту же сгущёнку, зелёный горошек, пару шоколадных конфет и, наконец, перец, который любил папа. Хохотали до упаду. Ну а когда Иван Иванович рассказал о пожаре на первом печёном изделии его дочерей, все просто угорали от смеха. Девочки сделали карамель. Ею полили сверху торт. Но сахар не разошёлся. И в момент торжественного поджигания свечей сладкие крупинки вспыхнули, объяв торт на глазах всей честной компании. Хорошо ещё, что никто не стоял очень близко, кроме Ольги с Еленой. Эти остались на некоторое время без бровей и ресниц.

Через пару часов все разъехались. Наташку ввели в курс дела и отправили ночевать с подругой. Она набрала с собой воды, рассол из-под огурцов, бутерброды и шоколадку. А вдруг? И Сергей потащил всё это "нужное" наверх. Елена спала, свернувшись калачиком, как котёнок. Ей, явно, что-то снилось. Причём не очень хорошее: она плакала и всхлипывала, подушка уже сильно намокла. Первым порывом было желание разбудить, успокоить, обцеловать. Жалость пополам с раздражением на самого себя, такого сильного, такого хероу (героя по-английски), не сумевшего даже просто отвлечь Елену от дурных мыслей, разрывала ему сердце. Он наклонился.

– Не надо, Серёжа, – прошептала вышедшая из душа Наташка. – Пусть она лучше во сне поплачет. Подушку заменю. Иди отдыхай.

Сергей устроился на диване перед камином.

Ленин отец сел напротив и, пронзительно смотря прямо в глаза своего визави, спросил:

– Ты что-нибудь знаешь?

– Нет! Она мне не расскажет.

– Я договорился. Этого чудака завтра выпустят. Там за него не только я подпрягся, у него полно богатеньких и рьяных. Кое-какие изыскания принесли не очень хорошие результаты. От него нужно держаться подальше, особенно, Елене. Моё отцовское сердце подсказывает, что встречаться им нельзя. По крайней мере, сейчас. Если там есть что-то, какие-то чувства, они никуда не денутся, просто проверятся временем. А ей сейчас тяжело, я же вижу.

А как ему, Сергею, невыносимо даже просто слышать про какие-то там чувства. С каким бы удовольствием он саданул этому гаду по роже. Да, Ленка, как же так получилось, что именно сейчас, когда им, отряду особого назначения, осталось совсем немного, чтобы закончить начатое, ты появилась в его жизни, да ещё такая несчастная и разбитая? Сейчас, когда каждую минуту может раздаться звонок…

– Поедем вдвоём, а то ещё дров наломаешь. А там посмотрим.

– Есть, товарищ генерал!

– Ну спи.

– И вам спокойной ночи.

Ночью Сергей проснулся от возни на кухне. Елена искала воду. Ну, Наташка, охранница хренова. Он встал, она его не видела. Крался потихоньку, боясь испугать, но, всё-таки, испугал.

– А, хозяин положения… Всё-то мы знаем, обо всём судим. И командуем. А с какого? – Она явно ещё не протрезвела. – Где в этом доме вода?

Сергей протянул ей стакан, Лена выпила, высоко задрав голову. Синяка уже почти не видно, помогли дорины пластыри. Выпив, схватилась за голову.

– Башка, как пустой чугунок.

Он протянул ей аспирин.

– А, опыт. Ну куда уж нам.

– А ты что, решила начать карьеру выпивохи?

– Сам дурак.

Но таблетку выпила, запив двумя стаканами воды. Спустилась к камину, протянула руки к огню.

– Что-то холодно.

Сергей закутал её в плед. Обнял.

– Что ты делаешь? Зачем рвёшь себе душу? И всем нам. Мы же тебя любим.

Дежурная фраза произвела эффект разорвавшейся бомбы.

– Любите? А что такое любовь? Сначала елей, а потом горький перец? Сначала сюси-пуси, а потом к ногтю? – Шипела Елена. – И на фига такая любовь? Она приносит одни страдания. А ты? Ты ведь бросил меня. Сначала взял, а потом бросил. Ты что, не понимал, что наделал? Да всё ты понимал и пошёл по пути наименьшего сопротивления. Из двух зол выбрал меньшее. А я, твоё большое зло, осталась без кислорода, без глотка воды, без смысла жить дальше. Да, правильно, на то оно и зло. Так ему и надо.

– Лена, остановись, послушай меня.

– Не затыкай мне рот! – Уже громким шепотом "орала" девушка. – Ты знаешь, как я жила? Да я дышала тобой, ловила каждое твоё слово, ждала встреч, надеясь просто поговорить, насмотреться на тебя, уловить твой запах. Я всё время ждала своего рыцаря, и днём, и ночью, боясь признаться даже себе, что полюбила. Да что говорить? Ты просто бросил меня, Серёжа. Всё очень просто.

Лена как будто выдохлась, сдулась как шарик, от неё осталась одна оболочка. А Сергей был просто раздавлен. И понимал, что чтобы он сейчас ни сказал, всё мимо. Потому что она права. Ох, как она права.

Он взял её лицо в свои руки, заглянул в бездонные, какие-то тёмные, совсем не ленины, глаза.

– Я любил и люблю тебя, только тебя. Просто был дурак.

Лицо Елены, как закаменело. Никаких эмоций. Никакого движения. Даже не моргает.

– Лен, Лена. Леночка, тебе плохо?

– Что-то сломалось, а чиниться не хочет. Как ты думаешь, дело в запчастях, или мастер не тот? – Она смотрела как-то сквозь, как будто разговаривала с кем-то у него за спиной.

Неужели надежда вернуть её, замаячившая на горизонте, так и останется надеждой? Нет, дорогая моя девочка, он уже не тот дурак, отпустивший своё счастье в вольное плавание. И даже смирился с замужеством. И пытался жить. Но жил только работой, своими командировками, случайными связями. Один раз даже сошёлся с одной мадамой. Не получилось. Но он точно знал, что Елена для него потеряна. Зачем он ей такой? И жил как жил, издалека получая редкую информацию о её жизни. И завидовал, завидовал до скрежета зубов мужу Елены, этому хлыщу.

Он не знал, что ей ответить. Это становилось невыносимо.

– А знаешь, что самое главное? – Как будто проснувшись, спросила Лена. – Главное, что ты – мой крест. И нести мне его, видимо, до конца дней своих.

– Не надо меня нести. Нести буду я, до конца дней моих. Но если мы сможем забыть всё, что было до этого дня, просто не вспоминать, мы будем вместе, будем счастливы, будем воспитывать наших детей, любить наших родителей, всех родных нам людей. Это совсем не сложно, моя родная, моя единственная, моя любимая Аленька.

– Серёжа, я так люблю тебя! – Она пролезла у него под рукой, улеглась на колени, обняла и затихла.

Через минуту уже спала. А на втором этаже около открытой двери своей спальни плакала Зинаида Васильевна. Ей ли было не знать, какой сюрприз ждёт её дочь впереди. Ну ничего. Главное, они вместе. Все: она, Иван, Ольга и Сергей с Леной. Она была в этом уверена.

А утром папа с мамой так и застали своих детей: Елена спала на коленях у Сергея. Он открыл глаза, а они стояли рядком, плечо к плечу. Сергей улыбнулся.

– Башка у неё болит, – хихикнул он.

– А, ну да, ну да! Надо ехать, Серёжа.

Он привстал, переложил голову Лены на подушку.